Клиника в роще

12

На следующий день после гибели мужа Наталья Астахова отправила близнецов к матери. Пока сыновья были дома, она крепилась и почти не плакала, чтобы не пугать их, но оставшись дома одна, дала волю слезам и проплакала сутки напролет.

Наталья знала, что Тимур изменял ей. Он часто увлекался женщинами и не считал нужным скрывать от жены свои увлечения. Наталья много раз пробовала возненавидеть его, но у нее ничего не получалось.

По уровню эмоционального развития Тимур ничем не отличался от пятилетнего мальчика, который при виде новой игрушки не в силах отказать себе в удовольствии поиграть с ней. Даже если игрушка принадлежит другому.

Однажды она с досадой проговорила: «Астахов, ты ведешь себя как настоящая свинья!» Но тот лишь развел руками и простодушно улыбнулся ей в ответ.

По-хорошему, Наталье давно надо было уйти от мужа, но она никак не могла решиться оставить сыновей без отца. Близнецы обожали папу. И тот, в свою очередь, души в них не чаял.

Организацией похорон Тимура Наталья занялась сама, хотя Черневицкий и предлагал ей свои услуги. Хлопоты помогали хоть немного забыться. Расходы клиника взяла на себя, и Наталья была рада – личных накоплений у нее практически не имелось. Астахов вообще не оставил ей денег. Надо полагать, все свободные средства он тратил на любовниц. Сознавать это было отвратительно, но что уж теперь поделаешь.

За день до похорон Наталья уныло брела к клинике, чтобы обсудить с Черневицким последние приготовления. Конечно, она могла бы поговорить с ним и по телефону, но, проведя минувшую ночь в одиночестве, в темном, пустом коттедже, Наталья затосковала так сильно, что опасалась потерять рассудок. Чтобы не сойти с ума, ей было необходимо видеть лица людей, слышать их голоса.

Войдя в клинику, она удивилась, что у дверей стоят сразу два охранника. Взглянув на их хмурые лица и возбужденно горящие глаза, Наталья поняла, что в клинике что-то происходит. Однако на ее прямой вопрос охранники не смогли ответить внятно.

– Обычные меры предосторожности, – сказал один из них и отвел глаза.

Ничего обычного в таких мерах не было, но Наталья решила не приставать к мужчинам с вопросами, а расспросить обо всем самого Черневицкого.

Поднимаясь в лифте, Наталья вдруг с изумлением поняла, что плачет, – даже когда ее голова была занята посторонними мыслями, какая-то часть ее души продолжала тосковать.

Взглянув в зеркало, она обнаружила: тушь потекла. Идти в таком виде к Черневицкому не стоило. Даже в самых страшных ситуациях женщина должна оставаться женщиной – Наталья была в том твердо уверена.

Выйдя из лифта, она отправилась в туалет, намереваясь привести себя в порядок. Встречные здоровались с ней. Кто-то выражал соболезнование, кто-то просто отводил глаза в сторону.

Наталья подумала, что наверняка они между собой будут говорить что-нибудь подобное:

«Вы видели жену Астахова? Женщина просто раздавлена горем! Даже странно, что она так сильно любила своего мужа, зная, что тот изменяет ей направо и налево. Бедняжка… Не дай бог иметь такого мужа. И не дай бог остаться вдовой с двумя детьми на руках – и в двадцать восемь-то лет!»

Сделав над собой усилие, Наталья прогнала горестные мысли прочь.

Подправив макияж, она решила покурить, чтобы хоть немного успокоиться. С Черневицким нужно разговаривать спокойно и твердо.

Выкурив одну сигарету, Наталья потянулась за второй. И тут же вздрогнула от ударившего по барабанным перепонкам воя пожарной тревоги. Она удивленно взглянула на потолок, словно ожидала увидеть там нечто такое, что сможет все ей разъяснить. Затем швырнула сигарету в урну, подхватила с подоконника сумочку и шагнула к двери.

В коридоре царила страшная суета. Взволнованно переговариваясь, по клинике сновали люди в белых халатах.

– Что случилось? – крикнула Астахова кому-то.

– Аварийный сигнал! – последовал ответ. – Срочно покиньте клинику!

Наталья отпрянула от несущегося прямо на нее дюжего охранника и снова спряталась в туалете. Признаков пожара она не увидела. Взволновала ее не столько сирена, сколько люди, бегающие по коридору с вытаращенными глазами.

Молодая женщина попробовала найти в своей душе что-то, хотя бы отдаленно похожее на страх. Но душу словно заволокло тиной. Никакого страха, один лишь тревожный, тягостный мрак.

Наталья опять двинулась к двери, но на полпути остановилась. Не лучше ли переждать панику? Пусть все эти, похожие на перепуганных крыс, уберутся из клиники, а потом она спокойно выйдет на улицу. Иначе ее просто раздавят.

Астахова вернулась к окну и достала новую сигарету. Окно выходило на дубовую рощу. Отсюда, сверху, роща выглядела не такой уж и страшной. Множество сгрудившихся темных деревьев, огибающих болото, только и всего.

Закурив, Наталья прислушалась к звукам, доносившимся из коридора. Ей показалось, что она услышала крики о помощи. И еще какие-то странные хлопки, похожие на выстрелы. И снова женщина не испугалась. Она лишь подумала о том, что суета, по всей вероятности, переросла в настоящую панику. А значит, выходить в коридор опасно. В крайнем случае – если действительно случится что-то страшное! – она всегда сможет спуститься вниз по пожарной лестнице.

Наталья отлично помнила расположение окон и помещений. Пожарная лестница находилась совсем рядом – в полутора метрах от окна туалета. Карнизы и подоконники здесь широкие. Даже ребенок играючи сможет пройти по карнизу на лестницу.

Погрузившись в задумчивость, Наталья докурила сигарету до самого фильтра, прислушиваясь к уже отдаленному шуму. Швырнув окурок в урну, она снова подошла к двери и осторожно выглянула в коридор.

Там никого не было. Но это почему-то не обрадовало, а испугало. Уж лучше бы крики и хлопки, чем столь непривычная, гнетущая тишина. В голове промелькнули дикие мысли: может быть, началась война? Или где-нибудь взорвался ядерный реактор? Наталья почувствовала, как в животе у нее вдруг закололо. Но все быстро прошло, и она решила поскорее спуститься вниз, но не на лифте, а по лестнице.

По коридору Наталья шла так быстро, как только могла, но, услышав стоны, остановилась. Кто-то стонал совсем рядом. Но где?

Женщина огляделась. Судя по всему, звуки доносились из палаты под номером семнадцать. Наталья на негнущихся ногах подошла к двери, приникла к окошку – и увидела нечто жуткое: старшая медсестра Жанна Орлова лежала на столе почти голая, и какой-то мужчина насиловал ее.

Наталья зажмурила глаза. В ее голове вереницей поплыли насмешливые фразочки из лексикона мужа («Милая, у тебя паранойя»; «Дорогая, это бред чистой воды»; «Зая, у тебя просто галлюцинации»), и все они означали одно: «Ты сошла с ума».

Но сквозь хаос смятенных мыслей, сквозь молотом ухающее сердце Наталья сумела расслышать тихий стон:

– Помогите…

Она открыла глаза, уверенная, что сейчас ужасная картина исчезнет, не будет ни Жанны, ни страшного мужчины. Но все осталось по-прежнему. Нет – кое-что изменилось. Теперь мужчина смотрел на нее. У него было сухое небритое лицо, взъерошенные волосы и мертвенно-голубые, почти прозрачные глаза. И никогда еще Наталье не приходилось видеть в чужих глазах столько злобы.

Вдруг мужчина оставил Жанну и бросился к двери.

Наталья на несколько секунд оцепенела. Видела, как мужчина приближается к двери, но все происходило как при замедленной киносъемке. Наконец она повернулась, чтобы побежать, но было уже слишком поздно.

Дверь с шумом распахнулась, мужчина бросился на Наталью и повалил на пол. Наталья закричала, ударила мужчину ногой в пах и вскочила на ноги – но тут же поняла, что бежать ей некуда – за спиной был тупик, а дорогу к холлу перекрыл незнакомец. Тот уже разогнулся и теперь медленно наступал, держа в руке блестящий скальпель.

– Моя фамилия Мусоров, – проговорил он хриплым голосом. – Слышала обо мне?

В руке Наталья сжимала сумочку. Не ахти какое оружие, но другого все равно не было. Едва Наталья успела перехватить сумочку поудобнее, как мужчина налетел на нее. Она закричала – скорее от страха, чем от гнева – и ударила его по голове.