Дерево и пень [СИ]

— Вы как всегда преувеличиваете, — совершенно спокойно отреагировала Вероника, — ничего он не напорол — уж я знаю лучше — ведь бумаги пришли мне, а насчет курения — я зажую жевательной резинкой, но она в сумке.

— Курение запретили, а резинку с собой лучше таскайте, от вас воняет как из пепельницы — продолжала настаивать на своем Алла.

«Пошла в ж…», — мысленно не сдержалась Вероника, а вслух сказала:

— На вашем месте я бы подумала о недопустимости читать чужие документы. Я вполне ясно высказалась?

— Вполне, — прошипела Алла. Она страшно бесилась когда ее бесцеремонно ставили на место. Но такова судьба любого изгоя в этом учреждении из тех, кто не хочет считаться с негласным законом этики.

— Интересно, а как будут бороться с курением на офисных этажах? — вдруг сказала Вероника.

— Там тоже запретят, — отрезала Алла.

— Ой, хватит чушь пороть, если у вас перманентный климакс, то это еще не значит что всем запретят курить на празднике. Лучше займитесь работой, пользы больше будет — сказала Вероника и одела наушники, громко включив музыку. Слушать бред, который начнет генерировать разгневанная Алла желания не было.

Вероника открыла файл, пришедший по сети, в котором, как сказала соседка по кабинету, Марк напорол черт–те чего и печатная копия которого валялась у нее на столе уже прочитанная чокнутой Аллой раз десять. И зачем ее только здесь держат. Таких тетенек надо отправлять митинги гомосексуалистов разгонять. Для увеселения толпы.

Когда Марк протиснулся через узкий переход между станциями «Цветаевская» и «Проспект Мира» он подумал, что этот переход тоже проектировал Андрей. На «Проспекте» он оказался только через 10 минут — когда толпа стала реже и удалось пробраться к эскалатору. Поезд тоже пришлось выбирать — часть шла без остановки на «Бухарестской». В итоге, когда прошел мимо уже пятый поезд, Марк решил поехать до конечной и пройтись пешком — от наземной станции «Холм» транспорта в нужный район не было, и до Тимишоарской улицы приходилось идти своим ходом. Через две станции Марку удалось даже сесть — беспокоиться о том, что появится бабулька, которой надо будет уступить место, не следовало, ибо в Озерске было очень мало пенсионеров…

В итоге, прогулка по свежему, точнее, по относительно свежему воздуху пошла Марку на пользу — он очень соскучился по дому, по жене, и он искренне хотел посмотреть на платье, которое она приобрела в универмаге дяди Стасика…

Открыв дверь, он проник в прихожую, с большим удовольствием освободился от уличной обуви и прошел на кухню. Васька стряпала что–то аппетитное, пахнущее божественно. В вазе на столе стоял большой букет георгинов.

— Как поживает наследник? — Марк приобнял жену и чмокнул ее в щеку, а руками стал поглаживать ее живот, где копошился маленький Марк или Василиса, хотя намерение назвать ребенка Женей в честь папы Марка или бабушки Васьки было сильнее.

— Наследник поживает хорошо, он очень скучал по папе, — Василиса посмотрела на мужа с еле заметным укором.

Они слились в поцелуе.

— Пойду переоденусь, — сказал Марк и удалился в спальню

Ужин был как обычно замечательным. Да, Лев Толстой был прав, когда сказал, что все счастливые семьи счастливы одинаково: кухня — ужин — телевизор — постель. Классическая формула семейного счастья, которую пришла пора взорвать с особой жестокостью.

Что вы знаете о жестокости? Ничего или все — два определения, которые не в состоянии отразить всей истинности и полноты. Ничего — вроде бы ноль, а может быть совсем чуть–чуть, самую малость — но разница между нулем и чуть–чуть всё–таки есть. Всё? Еще более обманчивое мнение — знать всё невозможно. Так что читателю придется немного потерпеть и подождать. Не стоит обещать всего. Но крушение будет достойным внимания. Тем более что обратный отсчет уже начат…

2. ПО ЭТУ СТОРОНУ ЖИЗНИ

В день праздника в департаменте архитектуры случилось еще одно не менее радостное событие — наконец–то была открыта станция–долгострой «Тургеневская», которая располагалась прямо под «Бухарестской» и была призвана разгрузить переполненный узел. Справедливости ради стоит отметить, что само ее строительство, продолжавшееся почти 3 года, только усложняло движение людей к метро — площадь у станции была перекрыта — с трамвайной остановки приходилось делать большой крюк, а автобусы разворачивались метрах в двухстах от входа. Но вот мучениям пришел пушной зверек, и «Тургеневскую» открыли. Станция представляла собой довольно сложный комплекс сооружений с пятью пересадочными эскалаторами — обе станции являлись уникальными строениями — обе с боковыми платформами — отсюда надобность сразу в четырех направлениях перехода. Минус очевиден — строилось это сооружение долго — зато о перегруженных путях пересадки можно было бы забыть навсегда. К тому же достроенный проход, позволявший попеременно пользоваться обоими вестибюлями, заметно увеличил пропускную способность.

Теперь Марку не нужно было ходить по переходу на «Площади Мира», поскольку пересадку можно было осуществлять на станции «Римская», переход на которой осуществлялся пересечением платформы. Станций проехать нужно столько же, но не надо пробиваться через узкую пересадку самого первого в истории Озерского метрополитена перехода.

И хотя это и радостная новость, но не главная.

Совсем не хочется идти на работу в двух случаях — когда очень не выспался, и в том случае, если вечером предстоит некое сборище, к которому все будут весь день готовиться, и самому будет очень хотеться, чтобы праздник поскорее начался. А ведь еще надо ехать домой, чтобы забрать жену, облачившуюся в умопомрачительное платье, с которым в метро не сунешься. А это, в свою очередь, влечет непосредственную необходимость в вызове такси. Можно представить себе в какую сумму может вылиться такое путешествие — но, само собой, в качестве оправдания есть одна отговорка — на такси по прямой намного меньше: 13 километров вместо 60. Но все равно на машине ехать дорого, даже с зарплатой работника департамента архитектуры.

Марк решил обновить для себя «Тургеневскую» и поехал через нее. Станция не произвела на него никакого впечатления — серые стены и оранжево–коричневые колонны между путями. Народу немного — все–таки первый день работы, да и конечная. Подошел поезд — весь в праздничных штучках — раскрашенный как толстозадая прима карнавала в Рио–де–Жанейро.

Марк забрался в первый вагон — ибо на «Балтике» один выход, находящийся у первого вагона. По пути следования стало окончательно ясно, почему ветку строили так долго — в глубине большого лесопаркового пояса линия выходила на поверхность и пересекала по мосту небольшую речушку Половья. На этом мосту уже строили промежуточную станцию, но пока ее открывать не было особой необходимости. А так, между новой станцией и бывшей конечной, оказалось почти пять минут — перегон длиной в 5 километров. Марк понимал, что теперь на его пути два длинных перегона, ибо станцию на мосту будут строить ужасно долго — а второй перегон — почти 6 километров находился там, где линия пересекала озеро Дго — в районе озера находился крупный гостиничный комплекс, и планировалось продление линии на запад под озером — но потом в результате изысканий открылось, что под озером тоннель не проложить, ибо вся западная часть города и особенно окрестности озера были территориями заболоченными — в итоге линия повернула на 90 градусов, по сухой части побережья вышла на поверхность (и это от станции довольно глубокого залегания) и пересекла озеро по двухэтажному мосту. Вот этот крюк и вышел у строителей на шесть километров — хорошо хоть повороты не сделали с бешеной кривизной — поезд идет по этому перегону довольно быстро.

Так уж был устроен Марк — при поездке на работу на метро он все время думал о прошлых годах строительства Озерского метро. Седьмая линия, по которой он ехал сейчас, была довольно новой — в отличие от родной первой.