Клиника в роще

Вера прикинула расстояние до двери, пришла к заключению, что убежать не удастся, но все же чуточку подвинулась в сторону выхода. От Шевердука не укрылось ее легкое движение. Он вскинул голову и резко спросил:

– Помчитесь докладывать Черневицкому?

По спине Веры пробежала холодная волна.

– Нет, я… Нам нельзя здесь оставаться… Кто-нибудь может нас заметить.

Несколько секунд доктор просто мрачно смотрел на нее, а затем кивнул головой:

– Да, вы правы. Идите! – и посторонился, давая ей проход.

Вера сделала несколько шагов, но когда он снова заговорил, не откликнулась и не обернулась.

– Они остановят вас, – говорил Шевердук, с каждым словом повышая голос, чтобы Вера смогла услышать его. – Я предупреждал вас, чтобы вы придержали свое любопытство, но вы меня не послушались. Они не верят, что вы сможете успокоиться!

Дойдя до двери, Вера остановилась. Быстро обернулась и громко сказала:

– Иван Федорович, вы переживаете смерть жены. Вам плохо. Но я смогу вам помочь.

– Сможете мне помочь? – Шевердук мрачно усмехнулся. – Я опытный врач. А вы – всего лишь глупая практикантка. И вы хотите мне помочь?

Вера молчала, не зная, что сказать. Шевердук сунул руку в карман медицинского халата и достал блистер с белой таблеткой. Задумчиво на него посмотрел, затем усмехнулся, вынул таблетку из ячейки и сунул ее в рот.

– Всегда мечтал это сделать… – пробормотал он. – А теперь уходите.

– А как же вы?

– Уходите! – повторил Шевердук, еще повысив голос. – Я не смогу себя долго контролировать.

Вера взглянула на пустой блистер, который Иван Федорович все еще держал в руке.

– Это препарат, которым вы накачивали пациентов в лаборатории?

– Да.

– Какой у него эффект?

– Непостижимый для традиционной психиатрии. Что-то вроде чуда. Чуда, совершаемого в пределах одного, отдельно взятого человеческого сознания.

Шевердук поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб, и сипло проговорил:

– Странно все это… Странно и удивительно. Душа человека может быть отягощена злом, которое он совершил триста лет назад… Может, в одном из прошлых воплощений вы были ведьмой, вас сожгли на костре, и сейчас боль и ужас от того пламени не дают вам спокойно спать. Чтобы излечить вас от развивающегося психоза, нужно заставить вас вспомнить тот костер. Пусть даже с момента, когда палач поднес к куче хвороста огонь, минуло полтысячелетия…

Шевердук покачнулся, и Вера поспешно взялась за ручку двери. Но доктор, похоже, не думал ее преследовать. Тогда девушка решила воспользоваться ситуацией и попытаться получить ответы на мучившие ее вопросы.

– Что случилось с Вероникой Холодовой? – спросила она.

Иван Федорович вытер рукавом потный лоб, бросил на нее мутный взгляд и ответил:

– Вероника решила провести эксперимент на себе. Но одной таблетки ей показалось мало. Вместо постепенного повышения дозы она приняла сразу три или четыре таблетки холотропина.

– И никого не предупредила?

– Нет. Холодова укрепила на штативе видеокамеру, чтобы затем, когда эксперимент будет закончен, проанализировать его результаты. Но в припадке буйства Вероника разбила камеру. Остались только какие-то обрывки… По ним нам и удалось восстановить примерную картину событий.

– И что же произошло?

– Думаю, в одном из прошлых воплощений Холодова была чьей-то пленницей… Или, вернее, наложницей. Она сбежала из плена, но не смогла уйти от погони. То ли ее сожрали собаки, то ли она утонула – этого я толком не понял. Под влиянием видений Вероника выскочила из дома и побежала к болоту. Плучек увидел ее из окна и кинулся за ней. Но спасти Веронику он не успел.

Иван Федорович снял очки и протер пальцами слезящиеся глаза. Затем снова водрузил очки на переносицу и проговорил хрипло:

– Эксперимент Вероники принес неожиданный результат. Пару минут назад я предположил, что в одном из своих прошлых воплощений вы могли быть ведьмой…

– Да, я помню, – кивнула Вера. – Исходя из вашей буйной фантазии, пятьсот лет назад меня сожгли по приговору инквизиции, и теперь по ночам меня преследует огонь того костра.

– Именно, – кивнул Черневицкий. – А теперь представьте, что из-за передозировки холотропина вы выудили из своей памяти не только тот страшный костер, но и палача, который поджег хворост.

– В каком смысле «выудила»?

– В прямом. Он был всего лишь вашим воспоминанием, но каким-то непостижимым образом стал так же реален, как любой из окружающих вас предметов.

– То есть стал… человеком?

– Точнее сказать – призраком. Визуальным образом, который видите не только вы, но и окружающие. Чем-то вроде энцефалограммы вашего мозга. Или фотографии вашего сна.

Шевердук усмехнулся, снова вытер рукавом халата мокрый от пота лоб и с усилием проговорил:

– Демоны, населяющие наше подсознание, могут вырваться наружу… Ваши кошмары могут обернуться явью и представлять угрозу для других людей…

Вдруг Иван Федорович покачнулся и вскинул руку к глазам.

– Ч-черт, кажется, начинается… – мучительно промолвил он. Взглянул из-под ладони на Веру и вдруг рявкнул: – Да уйдете вы наконец или нет?!

Вере было страшно любопытно проследить эффект холотропина, но она решила не испытывать судьбу и, развернувшись, быстро шагнула в открытую дверь.

7

Шевердук вдруг согнулся и застонал от резкой боли в животе. Чтобы не упасть, оперся рукою в стену.

Странно… Болей быть не должно. Впрочем, холотропин на всех действует по разному. Восемь месяцев назад один пациент после его приема умер. А за секунду до смерти улыбнулся и радостно воскликнул: «Я иду к тебе, Господи!» Сообщить о своих видениях врачам он ничего не успел. Быть может, кто-то из предков чудака был апостолом? Или праведником? А может быть – раскаявшимся грешником, молившимся о прощении и получившим его?

– Что же увижу я? – хрипло пробормотал Шевердук, стараясь дышать ровно и неглубоко. – Чей голос я услышу?

– ТЫ УЖЕ ЕГО СЛЫШИШЬ, – спокойно и отчетливо произнес кто-то.

Иван Федорович вздрогнул от неожиданности и обернулся. В коридорчике никого не было. «Вот оно, – подумал Шевердук. – Начинается!»

ТЫ ПРАВ – ВСЕ ЕЩЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ! – насмешливо произнес голос. – А ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО ЗАКОНЧИЛОСЬ ХОРОШО, ТЫ ДОЛЖЕН КОЕ-ЧТО СДЕЛАТЬ.

– Что? – прошептал Шевердук. – Что я должен сделать?

УБИТЬ ОДНОГО МЕРЗАВЦА.

– Убить? – Иван Федорович обалдело тряхнул головой. – О ком ты говоришь? Кого я должен убить?

ТОГО, КТО ВИНОВАТ ВО ВСЕХ ТВОИХ БЕДАХ. ТЫ ДАВНО УЖЕ ХОТЕЛ РАЗДЕЛАТЬСЯ С ЭТОЙ МРАЗЬЮ, НЕ ТАК ЛИ?

– Ты говоришь о… Сташевском? – Иван Федорович наморщил лоб и мучительно искривил губы. – Но я не хочу его убивать.

ОН УБИЛ КАТЮ.

– Неправда, – угрюмо возразил Шевердук. – Катю убил я. Задушил ее бельевой веревкой.

ДА, НО ИМЕННО ОН СВЕЛ ТВОЮ ЖЕНУ С АСТАХОВЫМ. ОНИ ВСТРЕЧАЛИСЬ У НЕГО ДОМА.

– Вот как? Я этого не знал.

НО ПОДОЗРЕВАЛ.

– Подозрения и факт – не одно и то же. Ты всего лишь мой внутренний голос. Мне кажется, что я слышу тебя, но ты всего лишь мой внутренний голос. И знаешь ты ровно столько же, сколько и я!

ХМ, ЗАБАВНО. ЗНАЧИТ, ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО Я ТВОЙ ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС?

– Да.

И вдруг страшная, яростная, ни с чем не сравнимая боль пронзила мозг Ивана Федоровича. Шевердук закричал и вскинул руки к голове. Сбитые с переносицы очки упали на пол.

– О боже… – простонал Шевердук, сжимая ладонями виски. – Зачем ты так со мной поступаешь?

ИНОГДА, ЧТОБЫ ЗАСТАВИТЬ ЧЕЛОВЕКА ШЕВЕЛИТЬСЯ, ПРИХОДИТСЯ ДАТЬ ЕМУ ХОРОШЕГО ПИНКА. УБЕЙ НЕГОДЯЯ И ДОБУДЬ КЛЮЧ ОТ АППАРАТНОЙ. ПОТОМ СДЕЛАЙ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН, И Я ОСТАВЛЮ ТЕБЯ В ПОКОЕ.

– Хорошо… Хорошо, я сделаю…

Постепенно боль отступила. Шевердук помассировал пальцами виски и осторожно посмотрел по сторонам.

– Эй! – позвал он негромко. – Эй, ты меня слышишь?

Ответа не последовало.

– Эй, я хочу поговорить с тобой!