Городок Нонстед

— И машинка его была похожа, дорогущая игрушка от папочки. Новенькая. И наверное, не нарадовался на нее, потому что вел ее, как безумец. Так и сказал, как безумец. Как долбанутый. — Безумец умолк. Он тяжело дышал, глядя на дорогу, которая была едва видна через струи воды.

— Тогда тоже так лило, — продолжил он тише. — Может даже сильнее. Ему не повезло. Я только что поцапался с женой. Не помню, из-за чего. Наверное, из-за пустяков. Доставала меня по пустякам, долбила, говорила гадости, задавала свои бесконечные вопросы. Не хотела перестать, даже когда разбудила Дженни, нашу младшую дочь.

— Куришь? — нервно спросил Натан. Подсознательно он понимал, что нет ничего хуже курения за рулем в такую погоду, когда необходимо сосредоточиться на дороге. Но он был готов на все, чтобы прервать монолог безумца. Он достал сигарету из пачки, вставил в рот, и протянул пачку Нику. Тот не обратил внимания.

— Я ей сказал, чтобы заткнулась, но она не слушала. Раскричалась еще сильнее. Затем начала верещать. Дети плакали, а она не обращала внимания. В салоне появились клубы сизого дыма. Натан попытался разогнать их рукой, а затем включил кондиционер.

— Слушай, классно, что ты мне все это рассказываешь. — Он положил руку с сигаретой на рычаг переключения передач. — Только не трогай…

— И тогда он подъехал, — прохрипел Ник. — Вылетел на нас. Увидел мою машину в последнюю секунду. Я свернул, он тоже. — Неожиданно Ник с огромной силой схватил запястье Натана.

— Выехал на обочину, поросшую какими-то сорняками, — шипел пассажир. Его глаза налились кровью. — Вылетел далеко, уткнулся в ствол. Бух, сработала аварийная подушка. Бах, вторая. И стоит. Мы тоже стоим. Моя жена в конце концов заткнулась. И знаешь что? — В этот момент он посмотрел на Натана. Лицо Ника, заурядное и не запоминающееся, сейчас походило на маску античной трагедии.

Натан снял ногу с педали газа. Джип дернулся и стал останавливаться. Шум ливня стал подавляющим.

— Что-то лопнуло, — Губы Ника не шевелились, но голос его был хорошо слышен. — Взял домкрат и вышел из машины. Она снова начала орать, но я не слушал. Пошел к этому авто и выволок урода на улицу.

Натан был парализован страхом. Он всматривался в пылающее ненавистью глаза человека, который несколькими минутами ранее был всего лишь промокшим водителем машины доставки. В голове писателя зазвучали недавно услышанные слова.

“Береги себя. Это чертов день!” — кричал диджей Алекс.

“Был сильным. Нечеловеческая сила. У меня не было шансов!” — визжал Джимми Дартсуорт, лежа на больничной кровати.

— Толок сукина сына так долго, пока не успокоился, — прохрипел Ник и потряс рукой.

Второй столбик пепла упал с сигареты на обивку кресла.

Натан моргнул. Он был ошеломлен. Рука утрачивала чувствительность. Но он сумел вывернуть пальцы, и вбить тлеющий конец сигареты в запястье Ника. Трагическая маска лопнула. Из ее разрывов лилась боль.

— Б…! — заорал Ник и отпустил руку писателя.

Дальше все понеслось со скоростью звука. Натан автоматически отстегнул ремень, оперся о край сидения и ударил головой в висок Ника. В этот удар писатель вложил всю силу, испуг и отчаяние. Удар оглушил его самого, но адреналин несся по венам, а чистый инстинкт подсказывал, что делать дальше. Натан нащупал ручку. Открыл двери со стороны пассажира, и выбросил Ника из машины. Тот рухнул на мокрый асфальт как безвольная кукла.

Натан потряс головой, переключил передачу и нажал на газ. Запищали колеса, джип рванулся в перед, как пришпоренный конь. В зеркало заднего вида он увидел, как Ник поднялся, и, пошатываясь, кинулся в погоню.

Натаном овладела ярость.

— Ты, ублюдок, — процедил он. Писатель резко затормозил, включил задний ход и нажал на газ. Джип понесся назад. Фигура Ника в зеркале росла, но после звука тупого удара исчезла.

Натан стиснул зубы и помчался сквозь дождь, чтобы быть подальше от места происшествия и поближе к дому.

Через полчаса он уже был в городе, все еще оглушенный и ошеломленный. Припарковался между деревьев, почти чиркнув боком машины по стволу. Вышел из джипа и на дрожащих ногах пошел к дому. На дверях что-то висело.

Прошло много времени, прежде, чем он понял, что это Кошмара. Прибитая гвоздями.

Редстар написала:

Привет. Слушайте, у меня есть определенная проблема. Мне кажется, что живу в каком-то космическом сне. Не знаю, где я или что делаю. Боюсь подойти к зеркалу. Я не знаю, что настоящее, что наигранное. Не знаю даже, существую ли еще, или остались после меня лишь обрывки мыслей. Помогите мне кто-нибудь. Прошу. Чувствую себя как в тумане, будто меня нет. Может, кто-то знает, что я делала, где вообще была?

Дейзи написала:

Привет, Редстар, дорогая девочка. Нет, ничего не слышали, но не переживай, все, наверное, придет в норму.

Львица написала:

Ничего не бойся. Осмотри руки, затем тело. Подойди к зеркалу. Ты в каком-то доме, так? В номере отеля? Если да, то прими душ, постой в нем подольше, закажи еду. Никуда не звони, никого не впускай, ничего не читай. Просто отдохни, попробуй прийти в себя. Прийти в себя побыстрее. Ты найдешься.

16

У него создалось впечатление, что не сомкнул глаз. Лежал на диване и всматривался в бушующий в камине огонь, надеясь, что он выжжет все воспоминания. Всматривался настолько пристально, что глаза начали слезиться. Пламя потухло, превратилось в жар, и тогда из углов салона выполз сон. Он одурманил Натана и увлек в темноту. Едва писатель закрыл глаза, вновь оказался на залитой дождем дороге.

Он ощущал сильное сжатие руки Ника. Слышал его слова. Видел силуэт, отражавшийся в зеркале заднего вида. Ощущал удар.

Он открыл глаза и услышал, как гулко бьется его сердце. Смотрел на жар, вытирая слезящиеся глаза, и пробовал что-то вспомнить, пока вновь не проваливался в сон. И Натан возвращался на дорогу.

Писатель проснулся и встал, только начало сереть. Выпил кофе, сделал себе бутерброд. Поискал лопату, снял тельце Кошмары и закопал ее за домом. Потом он блевал.

Дороги в Стуа англичанин не помнил. Затем, как сквозь туман, вспомнил, как ждал открытия суда, потом подписывал какие-документы. Затем несколько раз пересчитал наличные. Свет приобрел яркость, когда он увидел Скиннера. Пожали руки.

— Наверное, ты хотел бы услышать что-то другое, — сказал лесоруб, изучающее рассматривая приятеля. — Но выглядишь, будто тебя сожрали, пожевали и выплюнули.

— Так оно и есть. — Натан попробовал улыбнуться. — Поехали домой.

Заработал мотор. Из-за туч выглянуло солнце, над дорогой поднялся туман. Молчали.

— Может… — прохрипел Натан, — может, вчера я убил человека.

Скиннер широко раскрыл глаза.

— Возвращался из Моррисона, и подобрал автостопщика, — продолжил писатель. — Он начал бредить о каком-то происшествии. Мне показалось, что он жил в каком-то кошмаре, и посчитал меня виновником. Схватил меня за руку, начал угрожать. Выбросил его из машины. А затем сбил на заднем ходу. Не знаю, что на меня нашло.

— Ясный пень, — пробормотал Скиннер. — Мы влезли глубоко в дерьмо.

— Кто-то… Кто-то убил кошку, что жила в доме. И прибил гвоздями к дверям. Не знаю, огорчаться ли этому — кошка пыталась выгнать меня из дома. Наверное, схожу с ума.

— Проклятие Нонстеда.

Среди утреннего тумана появился дорожный знак. До заправки и магазина оставалось полмили.

— Заедем на заправку, — решительно сказал Скиннер. Натан послушно съехал с дороги, проехал мимо колонок и остановился возле магазина с баром быстрого обслуживания. Скиннер выскочил из машины, и вбежал в магазин. Вскоре вернулся с двумя красными канистрочками.

— У меня три важных известия, — сказал лесоруб, садясь в машину. — Во-первых, в “Голосе Нонстеда” и “Моррисон Дэйли” нет никаких упоминаний о сбитом пешеходе. Во-вторых, на задней стенке джипа нет следов от удара. В-третьих, у меня долг перед тобой. И сейчас начну его оплачивать. Уничтожу это чертово проклятие, но сделаю это по-своему.