Устройство «Пандора»

Я отступил под прикрытие «Лаки страйк».

— Я один раз был женат. Как тебе это?

— Всего один раз? Подумаешь, событие. С кем не бывает.

— А я никогда не утверждал, что я — интересный мужчина.

Сигарета Реган зависла над пепельницей. Изящный пальчик постучал, стряхивая пепел.

— Ну и какая женщина тебе досталась?

— Красивая, умная, сексуальная… и гнилая до мозга костей.

Реган снисходительно улыбнулась.

— Зачем же ты на ней женился?

— Проиграл пари. — Я затянулся. Я бы согласился полжизни отдать за перемену темы.

— И теперь ненавидишь всех женщин?

Я отрицательно покачал головой и потянулся за водой из посудомоечной машины.

— Женщины — как текила. Доводилось пробовать текилу? Лучшее пойло на свете, но лишь до той ночи, когда ты ею упьешься в сосиску. А потом при малейшем запахе начинаются рвотные позывы. Первое время даже думать о ней без тошноты невозможно. Потом снова начинаешь принимать по глоточку и всякий раз удивляешься, что обратно не лезет. Но ту кошмарную ночь ты не забудешь никогда в жизни. — Я снова хлебнул посудомоечной воды.

— Забавная метафора.

— Рад, что тебе понравилось. — Я оперся локтями на стол. — Реган, сейчас твоя очередь. Знаешь, о чем я хочу тебя попросить?

— О чем?

— Как ты относишься к любви?

Реган опустила взгляд в бокал и прикусила нижнюю губу.

— Я… охотно танцую с любовью, пока она не пытается вести. — Собеседница бросила на меня обольщающий взгляд. — Танцевать я люблю.

— Какое совпадение! А я люблю давать уроки танцев.

Реган приподняла бровь.

— В самом деле?

— Ага. Это старая традиция нашей семьи. Я все танцы знаю: танго, самбу, ватуси, чарльстон…

— А как насчет «забытого танца любви»?

— Тоже знаю, но уже не исполняю. Я зачеркнул свое прошлое.

Реган улыбнулась и пригубила «пино». Я вспомнил, что хотел кое о чем ее спросить.

— Да, кстати… Откуда взялась фамилия Мэдсен?

Ее улыбка вдруг показалась мне слегка натянутой.

— Я была замужем.

Вот мы и поменялись местами. Ничего, заслужила.

— И как он выглядел?

— Ну, ты вполне можешь себе представить… Симпатичный, умный, сексуальный и гнилой до мозга костей.

— Какое совпадение.

Реган баюкала в ладонях бокал.

— Он был моей текилой. Теперь я пью вино. — Она сделала глоток. — И больше эту ошибку не повторю.

— Ты о чем?

Реган поставила бокал и откинулась на спинку кресла.

— Не позволю собой командовать. Никому. Попробовала — не понравилось. Теперь живу своим умом. — Она вызывающе посмотрела на меня.

Я поднял чашку.

— За страусиные прятки. Никто не достоин, чтобы ради него мы высовывали из песка свои драгоценные головы.

Реган смягчилась, даже улыбнулась. И подняла бокал — поддержала мой кофейный тост.

— За нас.

Да, Реган — настоящая конфетка. Меня обуревал соблазн еще несколько часов провести, глядя в это безупречное личико, но — все, хватит на сегодня развлечений. Меня влекло к Реган, однако это первобытное желание не имело ничего общего с тем теплым, уютным чувством, которое я испытывал к Челси. Если Челси можно сравнить с домашним очагом, то Реган — с огромным костром, вокруг которого должны плясать, корчиться, вопить исступленные дикари. Этот костер стреляет жгучими угольками и запросто может ослепить олуха, который на него засмотрится.

Я сказал «извини» и пошел позвонить в «Савой» Фицпатрику. Старик все еще корпел над шкатулками, а они упорно отказывались капитулировать.

Я поошивался несколько минут возле видеофона — обдумывал план. Пернеллу доверена возня с анаграммами, но еще рановато требовать от него донесения об успехах. Реган предстоит разобраться с записями Мэллоя. Будем надеяться, она вылущит из блокнотов что-нибудь полезное. Похоже, мне и впрямь нечего делать, только ждать. Я решил заглянуть к себе в офис.

На Чендлер-авеню я не увидел скучающих топтунов, а потому нагло запарковал машину и вошел в «Ритц». Никаких сюрпризов. Как хорошо, постранствовав, вернуться. Быть может, пока я скитался, услужливый домовой сделал приборку в номере?

Я включил свет. Черта с два, тот же кавардак. Похоже, незнакомец, который забрел ко мне вчера ночью, просчитался. Что за удовольствие вломиться в чужое жилье и обнаружить, что там уже побывали другие громилы?

Я прямиком отправился под душ, потом побрился. Переодевшись, подошел к письменному столу, нажал на автоответчике кнопку воспроизведения и упал в кресло.

— Тэкс, здравствуй. Четвертый квартал уже позади, вот я и решил связаться с тобой по поводу «Пи-Ай пеншн четыреста один ка». Старик, с ними черт-те что творится! — Лаверкан Кимбелл, мой биржевой советник, нервно рассмеялся. — Но ты не спеши пугаться, все не так уж и плохо. То есть кое-что мы с тобой потеряли, но это наименьшее из возможных зол. Может, наоборот, попробуем скупить еще акций и, когда они подскочат, отыграемся за последние четыре или пять лет? В общем, у меня все. Будут предложения, звони.

Лаверкан — парень простой и честный, но талантом инвестиционного стратега Боженька, похоже, его обделил. А посему скоро я приобрету кучу самых бесприбыльных акций в мире. Но, к счастью, у меня еще есть заначка на черный день — шахматы «Гражданская война» Фрэнклина Минта. Когда-нибудь я смогу за них выручить целое состояние, ведь там все фигуры отлиты из настоящего свинцово-оловянного сплава.

Второе послание надиктовал придушенный голос:

— Тут везде уши. Я могу кое-что показать. Прилетайте как можно скорее.

Эллис. Интересно, что он хочет мне показать? Может, подретушированный фотоснимок из «Девятого плана пришельцев»? Ладно, загляну к нему, все равно делать нечего.

— Безусловно, Кеннеди знал о внедрении инопланетян в правительственные структуры. Да и русские еще в начале пятидесятых установили контакт с пришельцами. Это подтверждено надежными документами. Насколько я понимаю, пришельцы решили избавиться от Кеннеди, пока он их не разоблачил. А Вьетнам — всего-навсего уловка, чтобы отвлечь внимание американской общественности. — Эллис глотнул минеральной воды и подмигнул мне. «Уж я-то знаю» — вот что означало это подмигивание. — Они подгребли под себя весь банковский капитал, и депрессия девяносто восьмого — их рук дело. Никаких сомнений, завуалированная попытка ввергнуть в хаос нашу государственную систему. К счастью, администрация Доула, Джингрича и Линдермана осознала угрозу и уволила большинство высокопоставленных инопланетян. И теперь мы переживаем состояние, которое я называю «второй холодной войной».

— Очень любопытно.

— Эллис не умолкал с той самой минуты, когда я вошел в его магазин. Его болтовня напоминала соло на барабане — перебить невозможно, остается только ждать, когда барабанщик выдохнется. Но у него, похоже, открылось второе дыхание.

— Так что вы хотели мне показать?

— Ах да. Извините. Я слегка разволновался — все-таки не каждый день удается встретить человека, который понимает, что на самом деле творится в мире. Знаете, у меня полным-полно теорий, да еще каких. Трудно найти людей, заслуживающих доверия!

Он встал и подошел к бюро. Глядя, как он снимает ключ со связки на поясе, я не мог не испытывать противоречивых чувств. Эллис — убежденный анахорет, замкнут на себе и одержим нелепой верой во вселенский заговор. При этом остро нуждается в общении и сочувствии. Мне даже чуточку жаль стало непутевого, но простодушного книжного червя. Все, что ему нужно для полного счастья — сдвинутый по фазе приятель, способный понять и принять запутанный клубок его шизоидных теорий. С другой стороны, он слишком действовал на нервы, и это напрочь отшибало желание стать его приятелем.

— Вот!.. — Эллис вручил мне папку, озаглавленную: «Розвилл; инопланетное оборудование». В папке лежала кипа ксерокопий с рисунков, фотоснимков и факсов.

Пока я рылся среди них, Эллис вещал тоном кладоискателя, который глядит, как найденный им ларец с драгоценностями потрошит кто-то другой: