Он убивает ночью

— Скажу, будет трудно. Очень трудно. Надо работать. Не только мне, но и вам. — Неожиданно для себя Александр Петрович стал изъясняться короткими рублеными фразами, наподобие своего собеседника, и не без усилия перешел на свойственную ему плавную речь: — Я вас попрошу к завтрашнему дню составить список вашего взвода… тот состав, понимаете… по возможности, кого где искать. Все, что знаете о дознавателе, о переводчике, к которому обращались: их придется разыскивать. И самое важное: все о человеке, которому вы показывали камень, вы назвали его «торгаш». Он единственный, кто видел его?

— Да.

— Когда кончите с этим, напишите то, что рассказали мне. Годится практически все. Вы понимаете, незаконный ввоз камня в вашем положении — сущий пустяк. В эпизоде приобретения камня беру на себя смелость предположить, что вы просто отпустили подростка, а его дед в благодарность подарил вам камень. Свойство камня приманивать людей упоминать не стоит, такого наш суд понять не сможет… и не захочет. Предлагаю также упростить процедуру прятания камня: в первом случае он был в пустой банке от кофе, а во втором — в кармане вашей куртки в стенном шкафу.

Выйдя на улицу, Александр Петрович пытался трезво осмыслить ситуацию. В его жизнь неожиданно вторглось нечто иррациональное. Он чувствовал, подзащитный не врет и не выдумывает. Серов явно способен на все, что угодно, но он рационален; как машина, слишком рационален для такой выдумки. Подобное порождает подобное. Но… строить на этом защиту… даже если удастся идеально ее подготовить…

Он пытался представить, как все это будет звучать в зале суда. Получалось примерно так: он, известный адвокат, член коллегии, встает и произносит:

— Прошу показания Синдбада-Морехода приобщить к делу. Вызываю свидетеля Али-Бабу.

Только за чашкой кофе адвокат обрел душевное равновесие и вспомнил философскую истину, гласящую, что всякое иррациональное есть чужое рациональное. Иными словами, он понял: ему необходим хороший консультант.

В жизни Александра Петровича наблюдалась весьма удачная для него закономерность: в частных знакомствах судьба сводила его исключительно с обитателями престижных ячеек социального улья. Ему говорили, это предопределено гороскопом, он по зодиаку был Лев. Если у него был приятель в театре, то обязательно главный режиссер, а если в церкви — то не ниже епископа. Поэтому в данном случае нужно считать естественным, что уже через день экспонатами известного нам музея звукозаписи любовался Вадим Михайлович Горн, главный эксперт Алмазного фонда, руководитель лаборатории петрографии и даже член двух иностранных академий, — короче говоря, специалист номер один по этим самым камням. Кроме того, было известно, что профессор Горн — прямой потомок того генерала Горна, который так долго не хотел сдавать Нарву царю Петру. Выглядел он, соответственно положению и происхождению, вполне по-европейски, спортивно и моложаво.

Историю красного камня Александр Петрович изложил небрежно, как говаривали его приятели из театральных сфер — «в порядке бреда», вот-де что вылепил подзащитный.

— Поразительно! — Вместо ожидаемой скептической улыбки в глазах ученого засиял восторг. — Вы не представляете, как вам повезло! — Уловив некоторое недоумение на лице адвоката, он заговорил более спокойно, привычным лекторским тоном: — Дело в том, что о камнях-убийцах на Востоке существует определенная литература. Как всякий человек, посвятивший себя камням, я интересовался такими вещами. Известно, например, что при Великом Акбаре, после двух случаев краж в сокровищнице шаха, девять крупных камней были отданы на воспитание — заметьте, перевод точный, именно на воспитание — некоему Ю Линю. Тот их вернул через год, камни были испытаны, возведены в ранг стражей сокровищ шаха и помещены в сокровищницу. С тех пор воровство драгоценностей прекратилось. Причем это не развлекательная история, а деловая дворцовая хроника, где отсебятина не допускалась. Далее, Оренг-Зеб, правнук Акбара и последний из Великих Моголов, сущее чудовище, был помешан на драгоценных камнях. Он использовал камни-убийцы в качестве орудий казни. Теперь мы с вами можем приблизительно представить, как это выглядело.

Внезапно прервав лекцию, профессор прихлебывал предложенный хозяином кофе и рассеянно глядел в пространство. Александр Петрович тоже молчал, не мешая ученому мыслить. Тот же неожиданно для адвоката проявил юридическую смекалку:

— Для суда, вероятно, нуждается в доказательстве сам факт существования камня?

— Именно так, увы.

— Тогда поедем за ним.

— За кем? За фактом? — засмеялся адвокат.

— Нет, за камнем.

— Вы, разумеется, шутите?

— Нисколько… У вас есть хороший фонарь? Там на лестнице, должно быть, темно.

На лице Александра Петровича отразилось театральное изумление.

— Мне об этом говорила его жена. Но вы… вы-то как догадались?

— Пустяки, Ватсон, — усмехнулся ученый, — мы же знаем, что камушек работает ночью и в темноте. Если бы там было хорошее освещение, ничего бы вообще не случилось.

Александр Петрович в ответ только молча развел руками. Он давно подметил, что преуспевающие представители мира точных наук на досуге хотят быть или искусствоведами, или криминалистами. В данном случае обнаружился крен в сторону криминалистики, и у адвоката были все основания поддерживать эту игру.

По пути, за рулем своей «Волги», профессор продолжал пояснения:

— Драгоценные камни в музее, в хорошем хранилище наподобие нашего, или даже просто у солидных владельцев вполне безопасны. Они, можно сказать, друзья человека. Но, попав в случайные руки, любой сколько-нибудь ценный камень немедленно начинает убивать. За каждым из них остаются трупы и кровь. В некотором смысле любой камень крупнее двадцати или тридцати карат — убийца. Ну а если говорить о нашем камушке — понимаете сами. С ваших же слов, прошел уже месяц. Мы бы уже сто раз услышали о его подвигах. Он наверняка остался на месте.

У цели путешествия, перед домом Серовых, ученый произнес фразу, разъяснять значение которой не счел нужным:

— Так я и думал, дом старенький.

Затем он извлек из багажника кусок толстой проволоки и, помахивая им, как хлыстом, решительно направился к двери.

Прекрасный аккумуляторный фонарь Александра Петровича остался без применения: на всех этажах лестницы, включая криминальный четвертый, сияли новые, еще не покрытые пылью и грязью лампочки.

— Однако, — улыбнулся Вадим Михайлович, — эта история научила их избегать темноты.

— Не худо было бы, если бы они заодно научились избегать и грязи, — отозвался адвокат, указывая на мусор в углах.

— Нет, нет, — запротестовал ученый, — это именно то, что нам нужно. Сегодня грязь — наш союзник. В любой из этих точек может оказаться искомый нами объект. — Он ткнул концом проволоки в заполненную мусором щель между каменными плитами.

Подвергнув беглому осмотру дверь Серовых, профессор уверенно пошел к окну вверх по лестнице.

— Скорее всего это здесь. — Он коснулся проволокой радиатора отопления.

— Но почему именно здесь, Холмс? — вспомнил о своей роли Александр Петрович.

— У вас в руке завернутое в фольгу нечто. Где вы будете разворачивать? На подоконнике.

— Но ведь точно такой же подоконник имеется этажом ниже.

— Да, у него был выбор — пройти один марш лестницы вверх или вниз. Но позднее… уже лишенный органов зрения… он очутился у двери своего друга, снизу это маловероятно. Кроме того, мы знаем, что там же был раскрытый чемодан и разбросанные вещи, а это возможно лишь в том случае, если чемодан летел вниз по ступенькам.

— Сдаюсь, — поднял руки Александр Петрович.

Профессор тщательно распрямил проволоку, конец ее изогнул крючком и приступил к исследованию радиатора отопления.

— У нас на факультете такие же радиаторы, — комментировал он, ловко орудуя своим импровизированным инструментом. — По замыслу конструктора эти вертикальные полости предназначены для дополнительного теплообмена, в них должен циркулировать воздух. Но на деле они не работают, студенты их используют как пепельницы.