Маска (СИ)

— ЕСЛИ МНЕ ПОКАЖЕТСЯ, ЧТО ТЫ МЕНЯ ОБМАНУЛ, ТО Я НАЧНУ ОТРЫВАТЬ ОТ ТВОЕЙ ДРАКУЛИНЫ РУКИ И НОГИ…

— Не начнёшь. Если испортишь мою дракулину, можешь оставить её себе и прозябать здесь до конца вечности. Я внятно объясняю, Беххерид?

— ЖАЛКАЯ…

— Букашка, от которой ты зависишь. Ужасно зависеть хоть от кого-то, верно? А от такой мелочи как я — ужасно вдвойне. Но вот так сложилось, смирись, о, могучий, и наберись терпения.

От его ненависти, находиться рядом было просто опасно, она грозила проломить барьеры и выжечь меня изнутри.

Оказавшись на белом песке, я осмотрел этот странный мир в последний раз и открыл для себя путь в мир под Луной.

Грохот, вопли, скрежещущий звук стаи летучих миног, непрекращающаяся стрельба, вкус крови во рту и боль во всём теле. Я вернулся и я жив.

Когда веки поднялись, тусклый свет вонзился в глазные яблоки парой шил, будто слепой в один миг прозрел. Вокруг творилась бойня, солдаты гибли один за другим, а от прорвавшихся внутрь охранного периметра тварей не было отбоя.

— Беххерид, Око-Взирающее-Во-Тьме, — тихо позвал я, — явись в мой мир!

Стая замерла, чудовища зависли в воздухе, словно завязшие в янтаре мухи, а далеко наверху жалобно взвизгнул колокол. Сквозь незримый проход в мир под Луной из Внешних Пустошей проникал один из перводемонов, порождённых Темнотой ещё в те времена, когда у неё не было любимых пасынков. Волнующейся чернотой разливался он в воздухе, заполняя всё и вся бешеной ненавистью, ликующей яростью и неутолимым голодом.

— Хозяин, — Себастина оказалась рядом, — нам лучше бежать.

— И то верно. Все на выход! За мной!

Пришлось изо всех сил хлестнуть солдат Голосом чтобы вывести из ступора и направить. Аура Беххерида ввергала в бездну ужаса столь глубокую, что смертные могли лишь с содроганием ждать смерти, но я временно перекрыл её и увлёк подчинённых за собой. Не могло быть никаких сомнений в том, что произойдёт дальше, демон Темноты, полный тубой злобы и ненависти, непременно должен был сцепиться с разбушевавшимся божеством, а мы, как крохотные букашки, стремились оказаться подальше от копыт двух бодающихся быков.

Я нёсся по заваленным трупами улицам и вёл за собой горстку выживших в том кошмаре солдат, людей и люпсов. Перемешанная с дождевой водой кровь, слизь и гной, сочившийся из останков, переставших быть домом для Червя Глубин, липла к сапогам и хлюпала под ногами.

— Прибавить шагу! Мы должны добраться до причальных башен как можно быстрее!

Причальные башни кэлмонарского аэровокзала, вот куда я спешил. Ни один дирижабль даже в самую ясную погону не станет снижаться иначе как для захода в эллинг. А уж военные дирижабли, готовые к бою и в такой ливень нипочём не смогут подобрать с тесных улиц горстку выживших.

— Хозяин. — Себастина привлекла моё внимание к проулку возле большой булочной лавки, в котором стоял внушительных размеров грузовой стимер.

— Реквизируем транспорт!

Солдаты сломали замок и набились в кузов, пока мы с Себастиной устраивались в кабине. Третье место заняла Крюгер.

— О, агент, вы живы, — заметил я, — какая прелесть.

— Стимер холодный, митан, пока котёл выработает достаточное количество пара, может случиться всё, что угодно.

— Отстаёте от жизни, Крюгер, в этой модели установлен улучшенный алхимический аккумулятор, а значит, есть чем расшевелить трансмиссию. К тому времени, когда он выдохнется, турбина должна заработать.

Тяжёлый грузовик медленно стронулся с места, в то время как нагревающий элемент только-только начал кипятить воду в котле. Давить на пар было опасно, так что пришлось ограничиться средней скоростью езды.

Задолго до подхода к постройкам аэровокзала на улицах стали показываться горожане из числа тех, кого Гоханраталу ещё не успел поглотить. Напуганные люди, люпсы, авиаки и многие иные, робко высовывались из своих укрытий и смотрели ввысь, в свинцовое небо, где потоки черноты сталкивались со стаями миног в кровавом противоборстве. Некоторые горожане пытались привлечь к себе наше внимание, но я бил по сердцевине рулевого колеса, заставляя клаксоны тревожно взывать. По моему распоряжению Крюгер кричала в окно, чтобы все выжившие бросали дома и бежали к аэровокзалу. Спасать гражданское население как-то ещё в сложившемся положении было невозможно и чревато гибелью для всех подчинённых со мной в придачу.

Тогда как большая часть Кэлмонара обезлюдела, аэровокзал всё ещё был оживлённым местом. За несколько суток до начала всего этого бедлама, я запретил приём и отправку любых дирижаблей, чем вызвал тихий ропот среди торговцев и авиаперевозчиков. Распоряжение больно ударило по их карманам и они роптали бы громче, кабы осмелились. К сожалению, когда Гоханраталу проявил себя, некоторая часть его сущности атаковала именно аэровокзал как самое большое скопление душ. Рабочие, охрана, матросы, застрявшие в городе пассажиры и небольшой отряд солдат Имперры, через силу отбивались, пока стая летучих миног не отхлынула в сторону центра города. Похоже было, что божеству понадобились все силы для встречи с Беххеридом.

Капитан Макаров, командовавший оставленным на аэровокзале подразделением, доложил о потерях личного состава и о сложившейся обстановке, после чего получил распоряжение объявить о готовящейся эвакуации. Также я передал ему оставшихся солдат для обеспечения контроля над порядком. Составленные на ходу инструкции гласили, что все гражданские суда, пассажирские и грузовые, должны были принять на борт как можно больше подданных. Тем же, кто желал поскорее убраться из разрываемого потусторонними силами Кэлмонара, я приказал оставить лишние пожитки, обойтись документами, деньгами и небольшим запасом продовольствия, так, на всякий случай. Макаров отправился выполнять поручение, а мы с Себастиной и, так получилось, агентом Крюгер, встретились с начальником аэровокзала, который сопроводил нас на диспетчерскую вышку.

Поднявшись на высоту, я полностью окунулся в картину творящегося безумия. Две стихии сражались над городом, разрывая друг друга на части, тёмное небо сотрясали раскаты грома и глубокий, пугающий до судорог скрежет. Чародеи-диспетчеры, в обычное время контролировавшие прилёт и отлёт дирижаблей, сообщили, что гнетущая астральная тень, мешавшая свободному проходу ментальных сообщений, немного ослабла. Вместе с тем они чувствовали рост другой, порождающей в душах ужас силы, которая, однако, не препятствовала сообщению. Я приказал установить связь с бортовым магом "Остроги".

— Рад слышать вас, митан, — раздался в голове голос Капельромаута.

— Доложите обстановку.

— Держим дистанцию, ждём подхода эскадры. Приблизительное время подлёта адмирала л'Голнорэ час с четвертью при попутном ветре. Постоянно устанавливаем связь и уточняем данные.

— Долго, — ответил я, понимая, что это ничего не изменит. — Летите к аэровокзалу, зависните и ждите распоряжений. Мы начинаем погрузку на дирижабли тех немногих, кто выжил, и присутствие военной машины может помочь в борьбе с паническими настроениями.

— Понимаю.

Конечно, он понимал. Вися в воздухе, Капельромаут мог как никто ясно представлять масштабы творящегося беспредела.

— Митан, мы видим, как эти… не знаю, две силы… Они уже сравняли с землёй кафедральный собор и продолжают крушить город. Что-то огромное и неясное переплетется со стаями этих тварей и… это похоже на чернильное облако. Там небезопасно, возможно вам будет лучше немедленно подняться на борт "Остроги" и подождать адмирала в относительной безопасности? В конце концов, кто знает, когда эти силы доберутся до аэровокзала?

— О, я бы предпочёл сейчас быть за сотни километров отсюда, но, боюсь, долг диктует иное. Я останусь на земле и прослежу за эвакуацией.

Если даже грозный вид ощетинившейся пушками "Остроги" не пресечёт потенциальную панику, то останусь только я со своим Голосом.

Посадка на дирижабли пошла спокойнее, когда одного из воздухоплавателей отвели в сторону и расстреляли за попытку незаметно выманить у пассажиров деньги, якобы в обмен а более комфортные условия путешествия. Людей, люпсов, найтингеров, сальвинго и немногих других разумных поднимали к воздушных кораблям на лифтах швартовочных башен, и при этом бросалось в глаза то, что среди них почти не было авиаков. Пернатые смылись при первой возможности, пользуясь данными природой крыльями и оставив за собой лишь старых и больных сородичей. Вообще-то они не любили летать в непогоду, одежда и крылья намокали, сковывали, тянули к земле, а уж если кто забыл избавиться от металлических предметов, то удар молнии являлся вопросом времени. Но страх перед творившимся безобразием пересилил естественную осторожность. Я поминутно прибегал к помощи Голоса, чтобы управлять чувствами взятых под опеку подданных, заставляя смотреть вперёд и слушаться дававших направление солдат. Не смотреть на взбесившееся небо, не видеть того, что ревело и грохотало там.