Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница

– Я получила письмо от мамы! – выпалила она. – Вчера!.. Какая команда, Стас?

– От кого?!

– От мамы!.. Тоже сначала не поверила. Будто с того света… Но кажется, это писала она.

– Ты уверена? Ты помнишь ее почерк?

– Не помню, конечно. Только я сличила с мамиными конспектами, студенческими… Вроде похоже! Женская рука, это точно…

– И что она написала?

– Просит, чтоб приехала в Усть-Карагач! Мне кажется, судьба! И упустить шанс не имею права…

– Погоди про судьбу, Лиза, – более успокаивая себя, проговорил Рассохин. – Сама подумай: столько лет не объявлялась – и вдруг присылает письмо? Как только мы затеяли экспедицию!.. Здесь что-то не так! Нюхом чую!

– Это ведь должно было когда-нибудь случиться? – не хотела сдаваться она. – Независимо от вашей экспедиции. Если мама осталась жива?.. Я не зря стала видеть ее во сне! Во снах ведь приходят истины? В вещих.

– Она что, находится в Усть-Карагаче? Живет здесь? Обратный адрес есть?

– Из письма непонятно, где живет, и обратного адреса нет, но штамп почтового отделения в Усть-Карагаче. Отправлено всего неделю назад.

– Хорошо, приедешь, а где станешь искать ее?

– Я должна поселиться в местной гостинице. Мама пришлет за мной своего знакомого…

– Кого? Фамилия есть?

– Нет фамилии, написано – знакомого, хорошего человека.

– Как ты думаешь, к чему такие сложности, конспирация? Почему мама сама не может тебя встретить?

Лиза помедлила и призналась:

– Меня это тоже смущает… Всю ночь думала… А если это шанс? Единственная возможность? Может, она заболела? Не в состоянии сама встретить? Нет, я должна ехать! Как бы я к маме ни относилась, все равно должна увидеть ее, поговорить… Ты же понимаешь.

– Мне надо несколько дней, чтобы разобраться, что здесь происходит, – заявил Рассохин. – Разберусь и сразу позвоню. Тогда и приедешь.

– Ты все-таки думаешь, здесь какое-то мошенничество?

– Не знаю, но сомнений очень много. Галицын пропал, а тут еще письмо… В общем, буду звонить каждый день. Пока сиди в Питере!

– Я тебе верю, Стас, – не сразу сказала Лиза. – Ты мудрый. Только я опасаюсь…

– Чего?

– А если с тобой что-нибудь случится? Мне уже кажется, Карагач – страшное место…

– Со мной ничего не случится, – заверил он. – Без моего звонка ни шагу!

– За самовольство расстрел? – пошутила она.

Рассохин сел на ржавый остов садовой скамьи: если пришло письмо, значит, Женя Семенова жива, а выстрел – бред, болезненные видения, спровоцированные ревностью.

Хоть бы письмо оказалось настоящим! Может, надо было согласиться, чтобы Лиза приехала? Если она найдет свою мать… Нет, если он найдет Женю Семенову живой и здоровой, тогда все может быть иначе!

Рассохин прихлопнул дальнейшее развитие этой мысли, словно назойливого комара, и отправился домой к участковому, которого Галицын оставил в Усть-Карагаче доверенным лицом.

Пенсионного возраста капитан Гохман чистил сарай и более походил на фермера, чем на милиционера: десятка полтора разнокалиберных поросят визжало в отдельной загородке и где-то еще кричали гуси и орал петух. Искать пропавших людей ему было явно некогда, хорошо, хоть нашел время, не пожалел денег и позвонил за свой счет…

Поначалу участковый намеревался скоро отвязаться от назойливого гостя из Москвы, поэтому встретил неласково и, разговаривая, работы не прекращал. Про исчезновение Галицына ничего конкретного сказать не мог. Дескать, пришел к нему резвый полковник, сначала допытывался про Карагач и угрожал, дескать до пенсии не доработаешь, у меня в МВД связи. И вообще надо выяснить, как сын фашиста оказался в органах: Гохман по доброте душевной рассказал о своем происхождении, да и в этом тайны никакой не было, ведь в СССР оставляли тех пленных, кто сотрудничал с НКВД и помогал выявлять в лагерях военных преступников. Отец Гохмана и был одним из них, не считал это зазорным, и разумеется, путь в Германию, даже Восточную, был заказан, могли отомстить.

И вот когда участковому надоели угрозы, он послал подальше московского полкана и велел убираться. Тот же резко изменил тактику, заявил, что это у него шутки такие, веселился, хохотал, живчик, сулил похлопотать и организовать вызов из фатерлянда, если захочет, для постоянного проживания на вражеской территории с предоставлением пенсиона и бесплатной квартиры. А на что ему вызов, если у самого три дочери в Германии живут? В общем, хоть гость в доверие и не втерся, но склонил к уступкам и в результате заполучил моториста Скуратенко с единственным исправным мотором на весь Усть-Карагач, если, конечно, не считать «крутых» владельцев лесосек, магазинов и ресторана, у которых были свои «пароходы и самолеты». Этот Скуратенко был должен Гохману по жизни – однажды спас его от верной тюрьмы.

Рассохин стоически нюхал свиной навоз, слушая короткую повесть, и решил сыграть на национальных чувствах. Участковый должен был знать бывшего маршрутника, ибо все немецкие фамилии на Карагаче имели одно происхождение.

– А вы помните Юрку Зауэрвайна? – внезапно спросил он и будто пароль назвал.

– Погодите, – вдруг смутился участковый и бросил широкую подборочную лопату. – Фамилия ваша как? Бурнашев?

– Я Рассохин, Стас.

– Тот самый. Рассохин?!

– Тот, – просто сказал Стас. – Юрка у меня маршрутником работал. Мы с ним открыли богатое месторождение…

Потомок пленного выматерился по-русски заковыристо, но изящно:

– Тебе сколько лет-то, Рассохин? Должно, за полтинник?

– Так и есть…

– Паспорт покажи.

Рассохин усмехнулся и подал паспорт. Участковый профессионально его пролистал, сверил фото и вернул.

– Ни хрена себе, – сказал по-свойски. – Ты что, консерванту наелся? Никогда б не дал…

– Бывает…

– Что сразу-то не признался? – возмутился он и подал руку. – Фридрих! Ну или Федор. А я тебя другим представлял. Айда в дом!

Жена у него была русская, но три дочери, в нужный час вспомнив свое происхождение по отцовской линии, сменили имена, язык выучили чуть больше школьной программы и уехали в Германию. Теперь звали родителей, но те предпочитали ковыряться в навозе…

Все это участковый поведал, пока его супруга собирала на стол, хотя Рассохин отказывался, ссылаясь, что завтракал в ресторане. Фридрих ничего слышать не хотел, за одно поколение, за одну жизнь на Карагаче из немца обратившись в русского сибиряка с вытекающим отсюда хлебосольством.

– А где сейчас Юрка? – спросил Рассохин, поняв, что сопротивление гостеприимству бесполезно.

– Юрку сейчас рукой не достанешь! – похвалился Гохман. – Вот судьба у человека!.. Он рассказывал, ты его золото мыть научил?

– Было дело…

– И одну тайную россыпь указал, богатейшую? Вроде как вас обидели, и ты в отместку…

– Ничего я ему не показывал!

– Да? А он говорит… Ну, ладно, в общем, подался Юрка в старатели. В одиночку по тайге лет двенадцать скитался, пить бросил. Думали уж, погиб где… А перестройка началась, является в Усть-Карагач – рожа красная, уже на «Вольво» катается. Три пилорамы поставил, потом деревообрабатывающий комбинат купил, где карандашную дощечку делали… Если не ты показал россыпь, значит, повезло Юрке, сам надыбал. Сейчас в Кемерово живет, иногда приезжает. Тебя добрым словом вспоминал. Говорил, вы отличились, а никакого почета не оказали. До сих пор помнит и обижается.

– Дело прошлое, – отмахнулся Стас. – Времена такие были, что ворошить… Сейчас надо полковника искать. В общем, он жив.

– То есть как жив?

– Звонил вчера Бурнашеву и своему сыну.

– Откуда?

– Неизвестно…

– У него сотовый? – с надеждой спросил Фридрих. – Если сотовый, то он близко! Тут за деревню ушел – связь пропала.

– Телефон у него космический. Из любой точки можно звонить.

– Это хуже… А ему пробовали?

– Постоянно набираю – выключен.

– Но если живой, чего искать-то его? Не ребенок…

– Звонок странный. Высылает доверенность сыну, чтобы тот продал дачу, снял деньги в банке и все перевел на какой-то счет. Как будто выкуп.