Дело о золотом песке

На заднем плане чей-то голос истошно завопил «Врача! Врача!», и Аля вздохнула:

— Ну вот. А я о чём…

Игорь отключился.

Сочина вздохнула ещё раз.

Смерти Угла в обозримом будущем она не видела, но вот парализация ему грозила, определённо. И остановка сердца.

Пока Ярослав не попал ни в одну пробку — за вот уже полчаса пути. Его, наверное, спасало то, что сегодня никто не выезжал на обед на личных авто, и для вёрткого мотоцикла не возникало особенных препятствий.

Но… Горячев перезванивал два раза.

Первый — чтобы попросить поторопиться, ибо Зорана Вешовича уже доставили в СИЗО. Найти загадочного экстрасенса оказалось неожиданно легко и просто, потому что руководство телеканала, о котором говорила Марина, с преогромной радостью пошло навстречу следствию (Краснов подозревал, из вполне корыстных соображений пиара) и выдало все известные им адреса и телефоны Зорана.

Второй звонок Горячева не понравился Ярославу совершенно: голос Николая Васильевича показался ему заторможенным и несущим на себе печать мощного энергетического воздействия. Он просил не торопиться, может быть, даже перенести посещение СИЗО на завтра.

Когда Краснов попытался сам перезвонить Горячеву минуты через две, трубку никто не взял.

Светофоры, как назло, встречали красным светом. Нарушать ПДД нельзя… кто сказал, что этот случай не из тех, когда, если очень хочется, то можно? Ярослав прибавил скорость, и под радостный рёв двигателей промчался на красный свет. Один, другой, третий раз — светофоры только тупо смотрели вдаль, не мигая, воспалёнными красными глазами, а Защитник летел на помощь своему начальнику. Своему другу.

Зарекавшийся уже резко тормозить, Ярослав всё равно воспользовался передним тормозом едва ли не на полной скорости, и авто эффектно развернулось, выбивая асфальтовую крошку перед воротами СИЗО.

В два прыжка преодолев расстояние до дверей, Краснов заставил себя остановиться. Глубоко вдохнуть. Понять, что Зоран стоит за дверью — и чувствует его приход. И… готов ударить!

Ярослав отпрыгнул и упал на землю, зная, что это смажет эффект воздействия, если не нейтрализует полностью — и тут же там, где он только что стоял, распахнулись створки двери. Так, будто по ним пнули изнутри. Но… коридор был пуст.

Зоран…

Зоран.

Ярослав видел его глазами Марины. Невысокий нервный шатен, чуть рыжеватый, лет сорока, с неправдоподобно яркими глазами, как настоящий малахит… с такими же прожилками… линзы. Контактные линзы, купленные специально для телепрограммы! И носит он их для того, чтобы легче устанавливать контакт взглядов! Не каждый станет вглядываться в карие глаза — но каждый захочет понять, какого же цвета эти, изукрашенные концентрическими кругами…

Краснов потряс головой, выбивая из ушей навязчивое зудение на пределе слышимости. Словно с болота поднялся рой комаров, и теперь ищет жертву, хочет выпить её досуха… вот-вот настигнет, подомнёт под себя, унесёт в болото, обездвижит, обескровит, лишит сил, лишит жизни…

Нет, дорогой Зоран, комары — докучливые мошки, а не кровожадные монстры, обладающие роевым сознанием! Просто ты не жил в тайге.

Просто ты вообще не жил, получается, все последние шестнадцать лет.

Ярослав медленно поднялся с земли.

На пороге СИЗО стоял мужчина среднего роста, среднего возраста с очень средним невыразительным лицом и яркими малахитовыми глазами.

Он молчал. Ярослав тоже.

Со стороны могло показаться, что встретились двое знакомых, которые расстались не по-хорошему, не ожидали этой новой встречи, не были к ней готовы и теперь не знают, что делать дальше. Поздороваться не позволяет гордость, пройти, сделав вид, что не заметили друг друга, уже нельзя — взгляды столкнулись…

…и давят друг друга незримыми прессами, у кого на сколько хватит сил.

За вами, говорите, товарищ Вешович, сила? Ну и в чём сила, брат Зоран? В том, чтобы безраздельно владеть несметным богатством? В том, чтобы ради этого богатства убивать? Или просто потворствовать убийцам? А, никто не умер, как я мог забыть! Ведь мы же спасли того паренька из камеры хранения, ты и не хотел его убивать. Ай-яй-яй, как же я к тебе несправедлив, ты просто так, шутки ради поставил ему программу самоуничтожения на случай, если кто-то решит узнать, у кого же он багаж принял… и сторожей своих ты не убивал, и пожилого примерного семьянина Горячева тоже. Просто оглушил слегка. Полежат пару недель в коме, а потом оклемаются?!

Нет, Зоран, нет, и ещё много раз нет, пока ты не устанешь слушать.

Если за кем-то и стоит сейчас сила — так это за мной.

Ярослав резко вскинул руки вверх.

Зоран отшатнулся, попятился, пятился до тех пор, пока не упёрся спиной в стену, сполз по ней на пол, свернулся, как эмбрион, тихо заскулил.

Ярослав выдохнул и опустился на одно колено. Коснулся пальцами земли… метнулся вверх по этажам.

Он не боялся, что Зоран уйдёт. Он был уверен, что ему сейчас хватит сил лишь на то, чтобы лежать и тихо выть, с трудом понимая, где он и кто он.

А в СИЗО все… спали. Беспробудно дрыхли охранники, самозабвенно храпели уголовники, и найденный на лестнице Горячев тоже тихо-мирно спал, обняв перила.

Краснов сел и засмеялся, встряхивая руками и едва ли не ложась на ступеньки рядом с Николаем Васильевичем.

Надо было и Зорана усыпить!

Сонные, еле сдерживающие зевоту — а чаще и не пытающиеся сдерживать! — полицейские, следователи, Горячев, Краснов ждали, пока Зоран Вешович придёт в себя.

Он делал это постепенно. Медленно.

— Мне показалось, он… причинил вам вред, — извиняющимся жестом развёл руками Ярослав.

Горячев крепко сжал его плечо:

— Спасибо, Ярослав. Спасибо. Я думал, что он убивает нас. Когда у меня на глазах один за другим упали, как подкошенные, охранники, я схватил телефон, и я был в шоке, когда вместо того, чтобы предостеречь, стал уговаривать не торопиться.

Он снял очки, взялся протирать стёкла, старательно пряча глаза.

— Он держал под контролем ваше сознание, — нахмурился Краснов.

— Это страшно, — тихо проговорил Горячев. — Это очень страшно, когда ты хочешь делать одно, а делаешь совсем другое. Бог даст, я больше никогда не буду чувствовать себя так…

Зоран закашлялся, резко дёрнулся, вскочил — только для того, чтобы упереться плечами в ладони дюжего полицейского с очень доброжелательной улыбкой.

На щеке доброжелательного полицейского красовались свежие царапины, а под глазом наливался фиолетовым синяк: этому парню не повезло резко уснуть на лестнице и скатиться по ней вниз, протереть лбом и щекой кобуру упавшего раньше товарища.

— Где я? — спросил Зоран.

— Где-где, в Караганде, — подавляя очередной зевок, ответил один из следователей.

— Вы в следственном изоляторе, — сухо сказал Горячев, возвращая очки на нос. — И мы ждём, когда вы расскажете нам, как в вашем распоряжении оказались двадцать килограммов золота.

Вешович стрельнул взглядом в Николая Васильевича, и тот мягко улыбнулся: один глаз мужчины был карим, а второй малахитово-зелёным.

— Кажется, вы потеряли одну линзу, — оповестил Горячев Зорана. — Но это не помешает вам рассказать, как всё было.

Экстрасенс продолжал молчать.

— Он пытается снова вас всех усыпить, — сообщил Краснов. — И не понимает, почему это у него не получается, ведь только что безотказно работало. Он ещё не понял, что, если когда-нибудь и сможет снова управлять своей силой, то случится это очень и очень нескоро.

— Чистосердечное признание, Вешович, смягчит вину, — напомнил один из следователей.

Марина принесла с собой заварку, ту самую, из вишнёвых листьев, заварила чай на всех. Скрипка уже в пятый раз обещал, что завтра же притарабанит полную сумку сырья и будет тереть до посинения, то есть, до смены цвета и запаха, так уж ему пришелся по душе аромат. Лещинская только смеялась: в сентябре подходящего «сырья» не найти!