Перевертыш

Стойка бара занимала всю длину вдвое большего, чем холл помещения. Сделанная из пластика под старое, полированное дерево, она прижималась к огромному, во всю стену, буфету, заполненному разнообразными бутылками с пивом, вином, джином, виски, водкой и другими спиртными напитками, изобретенными многомудрым человечеством на протяжении своей совсем короткой истории. Слева и справа от центра стойки, выдвинутые в зал, заполненный легкими на вид, но почти неподъемными столиками и стульями, висели прикрепленные к потолку две клетки, сооруженные из псевдоржавого металла. Внутри клеток метались из угла в угол, изображая, видимо, эротический танец, две девушки-долльки, одетые в синтетические набедренные шкуры и узкие, обнажающие грудь полоски эластика, с трудом прикрывающие только соски. Музыка висела в воздухе плотными, ритмичными клубами, живая и осязаемая, и Шака порадовалась, что предусмотрительно заглушила слух еще в холле, почувствовав через дверь ритм звуковых волн.

За многочисленными столиками сидели, пили, закусывали, пытались о чем-то говорить сквозь музыкальную глушилку несколько десятков человек. Еще столько же, если не больше изображали странными телодвижениями танцы на свободном кусочке пола в дальнем от входа углу бара. То и дело скользили по залу официанты в фальшивых кожаных куртках и коротких, по щиколотки, брюках с фирменным знаком рыбы, нарисованном на лбу флуоресцентной краской. Трое из них, то ли свободные, то ли просто осуществляющие функции вышибал под маской официантов, а потому делом непосредственным и не занятые, тут же двинулись было навстречу Шаке, но она со всей возможной в таком случае неторопливостью скользнула в сторону и бочком-бочком, позади столиков, стала пробираться к самому дальнему углу стойки, где занимался своим барменским делом высокий и нескладный человек в белой рубашке и галстуке-бабочке. Это был один из пяти барменов сегодняшней смены, но именно с ним Шака и должна была встретиться здесь. Заметившие ее маневр вышибалы не стали преследовать девушку, одетую доллькой (или долльку, прикидывающуюся девушкой). Во всяком случае, вела она себя правильно, стараясь не привлекать постороннего внимания, а понапрасну придираться к посетителям было не в правилах вышибал в любом заведении Города.

А для Шаки сейчас начиналось основное действие, называемое на сленге «контактом», ради которого она и высаживалась в темном грязном тупике, и шла пешком почти полчаса, вместо того, что бы за пять минут подъехать к бару. Остановившись у края барной стойки и развернувшись так, что бы смотреть на танцующих, сидящих за столиками и одновременно видеть зеленоватую надпись над тщательно загримированными дверями запасного выхода, Маха достала из потайного карманчика и положила незаметным движением на стойку золотую монетку. Не отвлекаясь от протирки стаканов и перемещения под стойкой каких-то, видимо, крайне важных для нормальной работы бара предметов, высокий бармен скосил глаз и заметил изображенного на аверсе монеты похожего на лисицу пушистого зверька.

«Возьми стакан и пей», — почти не шевеля губами, сказал бармен, выставляя на стойку рядом с монеткой нечто голубоватое в тонкостенном стакане. В его словах и жестах явственно чувствовалось скрываемое волнение. Но дежурная профессиональная улыбка, с которой он общался со всеми клиентами, маскировала взбудораженные чувства мужчины. Шака, быстро подхватив стакан, поднесла его к губам, но пить не стала, просто подержала так, изображая глоток. А бармен продолжил свою «активную» деятельность по обслуживанию девушки-долльки, поднеся ей сигарету и зажженную зажигалку. Понимая, что так будет легче замаскировать разговор, Шака приняла маленький белый цилиндрик левой рукой, держа в поднятой правой стакан, как бы отгораживаясь им от зала. «Туалет, вторая кабинка у входа, — по-прежнему не шевеля губами, еле слышно выговаривал бармен. — Здесь много безопасников. Тебя ждут. Я выкручусь, если ты не попадешь».

Шака сделала вид, что засмеялась, растягивая губы и чуть потряхивая плечами, хотя в такой вот ситуации, в баре, заполненном безопасниками, в баре, куда не пускают отдыхать доллек, в баре, где ей предстоит забрать «посылку», было совсем не до смеха. «Камеры?» — тихо спросила Шака, ставя на стойку стакан с нетронутым содержимым. Во многих барах, и она это знала не понаслышке, не обнаруживаемые никаким сканированием новейшие камеры наблюдения ограничивали одной-двумя, а некоторые хозяева ухитрялись договариваться с «Безопасностью» и вообще обходиться без этого атрибута повседневной жизни. Правда, в такие вот, свободные от наблюдения, бары и рестораны попасть можно было только по предварительной записи или будучи очень хорошим знакомым владельцев.

«Камеры только в зале», — склоняясь и небрежным, годами отработанным жестом сметая стакан куда-то под стойку, ответил бармен. Шака положила в услужливо подставленную пепельницу сигарету, так, по сути, и не затянувшись ни разу. Пора было уходить за «посылкой», а дальше уже — по ситуации — пробовать прорваться из бара, если вдруг безопасники захотят пообщаться с незаметной, но совершенно здесь посторонней доллькой.

На обратном пути по дальней стене зала Шака особо не скрывалась, установленные камеры уже давно передали ее изображение в центральный районный узел, а может быть, и прямо в мозги «безопасников», так что особого резона таиться не было. Но все-таки она шла вдоль стены, стараясь казаться незаметной хотя бы в глазах собравшихся здесь людей. Впрочем, на нее мало кто обращал внимания, все были заняты более приятными делами, чем отслеживание перемещений по залу долльки: кто-то пил пиво или вино, кто-то, надрывая голосовые связки, разговаривал с соседями по столику, подвыпившая влюбленная парочка целовалась взасос, давно забыв, где они находятся.

А за дверями зала, в холле, было по-прежнему тихо. Навострив до максимума слух, Шака приготовилась уже скользнуть в сторону туалетных комнат, в надежде, что охранник, укрывшийся возле вешалок, не станет обращать внимания на ее шаги, как — вот удача! — из мужского туалета вышел шумно сопящий, пьяненький паренек лет двадцати и, покачиваясь, шаркая ногами, двинулся в сторону бара. Вот под его шаги, отлично покрывающие чуть слышное передвижение мулатки, она и скользнула в туалет.

Чистое, бело-желтое, под мрамор, пространство туалетной комнаты было пустым и гулким… нет, не пустым, у дальней кабинки, почуяв входящего, замерли двое живых, старательно прижимаясь к стенке. Шака медленно прошла мимо умывальников с блистающими «под старину» псевдобронзовыми кранами из пластика, мимо четырех полуприкрытых, пустых кабинок. В маленькой нише, непонятно зачем оставленной строителями, прислонившись к стене, стояла совсем юная девчонка в мятой, сбившейся маленькой юбочке и сиреневых чулках, один из которых был спущен с ноги по самую щиколотку. Тоненькая маечка-топик на ней была задрана под горло и на подростковых маленьких сисечках, покрытых красными пятнами от чужих пальцев, вызывающе топорщились крупные соски. Рядом с ней, на корточках, сидела девчонка постарше лет на пять, в узких брючках в обтяжку, но голая по пояс, опираясь одной рукой на брошенную на пол собственную блузку. Во второй руке у девушки был зажат пневмошприц.

Подняв голову, сидящая на корточках девушка мутными глазами долго смотрела на Шаку, застывшую в шаге от них, потом помахала ей рукой: «Доллька! Ты убираться пришла? Так давай, работай, не мешай нам…» Сказав это, девушка снова склонилась над голенькой ножкой подруги, стараясь нащупать на ней вену. «Просто наркоманки, — подумала Шака, — или не просто? Для засады место идеальное, если они знают, что бармен здесь оставил «посылку». Но очень не похоже на игру, тем более, девчонки, видать, не только наркотиками балуются, но и друг дружкой».

Развернувшись, Шака тихо отошла от влюбленно-наркотической парочки. Вошла во вторую кабинку, аккуратно прикрыла за собой дверь и тихо, без щелчка, повернула рукоятку замка. Где же бармен мог пристроить «посылку»? Унитаз, рулон туалетной бумаги на стене — вот и все убранство. Внезапно Маха подумала, что бармен мог иметь в виду и мужской туалет, туда ему и войти проще. Но — нет, он бы предупредил, имея в виду пол Шаки, должен был предупредить. Значит… Мулатка быстро отвинтила крепеж и сняла с бачка крышку. Вот она — «посылка», спокойно лежит себе на дне бачка под слоем ледяной воды, а рядом еще один сверток, тоже замотанный во влагонепроницаемый полиэтилен и скрепленный странными скобками, похожими на армейские. «Чертова память, — подумала Шака, — откуда я знаю, как выглядят армейские скобки?» Но — нет уже времени на рассуждения. Аккуратно вытащив из бачка оба свертка, мулатка прикрепила обратно крышку и присела на унитаз, разрывая упаковку второго свертка. «Ох, ты ж…», — едва не выругалась она. В свертке лежал мощный черно-вороной пистолет, а вместе с ним — глушитель стандартного, заводского образца и две обоймы патронов по двадцать штук в каждой. Бросив в стоящую рядом корзинку для мусора остатки обертки и клочки полиэтилена — сейчас не до конспирации, раз такое к посылке приложили — Шака осторожно нажала кнопку выброса обоймы. На колени к ней упала уже третья и тоже полностью снаряженная. Оттянув затвор и глянув, на всякий случай, на боек, Маха осторожно, без шума, вновь вставила обойму на место и загнала патрон в патронник. Теперь — остается только нажать на спуск.