Живые и мертвые, или Племянник из шкафа

— Что вы имеете в виду? — Уильям развернулся к моему другу, начисто забыв про незаданный вопрос. — Какая партия?

— Ваша, молодой человек. Та самая, которую вы организуете вместе со своими коллегами и друзьями-ветеранами на средства, так кстати оказавшиеся в вашем распоряжении. Партия людей Зет, Икс или Игрек, а, может быть, и шире — партия разума, собирающая под свои знамёна всех разумных, независимо от их внешнего вида и уровня витализации. Над названием вы, надеюсь, подумаете как следует, название — очень важная деталь.

— Вы полагаете?

— Безусловно. Вы же служили в Воздушном флоте и не могли не слышать поговорки о том, что любой дирижабль летает так, как вы его назвали!

— Да, конечно… но я не о том. Вы полагаете, такая партия… она действительно может оказаться нужна?

— Вне всякого сомнения. Скажу вам даже больше, молодой человек — если вы пожелаете баллотироваться в палату пэров и обратитесь за поддержкой, то будете приятно удивлены. Только обращайтесь на самый верх. В случае каких-либо трудностей советую вам телеграфировать сразу вот по этому номеру, — поверх чека на столик легла визитка. Я узнал её — такими чёрными с серебром карточками пользовался Майкрофт Холмс. Похоже, новорождённой партии действительно не о чем беспокоиться.

Молодой человек покинул нашу квартиру в самом решительном состоянии духа и полный надежд. Когда он обернулся на пороге, я снова увидел в его глазах так и не заданный вопрос. Но Уильям проявил чудеса сдержанности и только кивнул нам с Холмсом — каждому отдельно — на прощание. И я осмелюсь утверждать, что именно этот разговор и послужил началом истории возникновения всемирно известной ныне Партии Разума, в прошлом году получившей 42 % голосов в палате общин и 46 % в палате лордов. Уильям Честерлей руководил партией на протяжении первых шести лет её существования, после чего добровольно покинул этот пост и смог наконец совершить свадебное путешествие в Австралию вместе со своей женой, миссис Луизой Честерлей, в девичестве Аддингтон, отложенное ими более чем на десятилетие. В интервью журналу светской хроники миссис Честерлей сказала, что хотя и обожает всех пятерых своих приёмных детей, но будет просто счастлива оставить их на попечение нянек и гувернёров хотя бы на три недели.

Уильям приходил к нам ещё раз — вернее, уже сэр Уильям, поскольку после скоропостижной смерти сэра Ричарда он с честью принял титул и место в палате пэров. Голосование по поводу принятия его в парламент было бурным, но быстро прекратилось — сразу же после того, как Георг Пятый, обычно предпочитающий воздерживаться, самым недвусмысленным образом дал понять, что целиком и полностью поддерживает необычного кандидата. Сэр Уильям посетил борт нашего дирижабля восемь лет назад, в день своего триумфа. Он сбежал с устроенного в его честь банкета, чтобы выпить с нами по рюмочке бренди и помолчать, глядя с обзорной галереи на сверкание граней лондонской Кровли в огнях вечернего города.

Когда он покидал борт нашего «Бейкер-стрит 221-б», в его глазах мне почудился отблеск того же вопроса, что и в самую первую нашу встречу. Но вопрос этот так и остался не произнесённым. Наверное, и к лучшему, ибо и сегодня я точно так же не знаю, что на него ответить.

Может быть, я просто не хочу спешить? Сегодня спешат все, и мёртвые — не исключение.

Мне не хотелось бы им уподобляться.