Алая завеса (СИ)

Словно поощряя странную выходку, случай помог избежать глупой ситуации. Незнакомый парень и несколько девушек, увидев, что какого-то верзилу привёл сам шофёр, решили, что я какой-то знакомый водителя, и всю дорогу болтали о своём, не обращая на меня внимания.

Автомобилист спросил маршрут, и ему назвали три адреса. Голос Павла Леденеева попросил подбросить его до центра, чем никого не смутил вопреки ожиданию. В принципе, мой маршрут оказался наиболее коротким. Совесть тревожила своего обладателя до окончания недолгой поездки, но так как преступление было призрачным и условным, а мысли — туманными, я вскоре посчитал чудесную бесплатную помощь шофёра знаком свыше, а очки — талисманом.

В машине девочка с некрасивым высохшим лицом и пухлыми ногами говорила о вероятной смерти пострадавшей. Впоследствии в моей голове данные слова потеряли сомнительное «вероятно», но не из-за кровожадности. Чужая грусть немного отдавалась в сердце, и лишь спокойное осознание в себе самозванца заглушало сострадание. В конце концов, в городе каждый день случается множество преступлений, и невозможно держать ответ перед всеми умершими.

Центр встретил раба бессонницы вечно беспокойными кварталами. Тут и там, точно вблизи незримых костров, кучками стояли или медленно шли оттенённые лучами иллюминации прохожие. Как я и предположил, ещё попивая неприятный на вкус претенциозный зерновой кипяток в пустеющем кафе, в сердце столицы стоило оказаться ради самоуспокоения и маскировки. Никому не интересен неизвестный поздний пешеход среди рассеянной массы неспящих. Парочка из-за соседнего столика в своё время подсказала мне хороший способ убить тёмные часы до того, как рассветёт… Последние недели утомили ночными прогулками по опасным, изученным, но непредсказуемым окраинам. Народа там мало, но для меня было важно не оставаться одному в квартире, а город всегда полон призраков. Когда идёшь по опустевшей столице, испытываешь лёгкий страх нарваться на каких-нибудь негодяев, поэтому постоянно ощущаешь присутствия… тревога создаёт вокруг людей, даже если их нет. Фантомы и призраки создают компанию молодому аспиранту (то есть мне)… с ними попеременно то страшно, то спокойно из-за моей странной фобии, но именно это сочетание помогает найти покой. Не важно, насколько реальные вокруг люди, важно гипотетическое их близкое присутствие, которое отвлекает, потому что источник ужаса в сердце автора данного повествования куда опаснее, чем человечество. В замкнутом пространстве квартиры, где нет никого, кроме тебя, и постоянная ходьба и смена пейзажей не гипнотизируют взоры, переносить ночь совершенно невыносимо.

Проспекты центра Москвы уже стучали об мои подошвы. Выйдя на променад, я присоединился к идущим, пусть и на приличном расстоянии, но всё же формируя один условный поток горожан и приезжих. Для успокоения моего страха одиночества вполне хватило бы и издали видимых редких фигур вкупе с осознанием, что рядом точно есть и ещё кто-то. На практике людей оказалось даже больше.

Можно хоть каждую ночь шататься по местам, излюбленным туристами, шпаной и молодёжью, и не привлечь пристального внимания к своей катящейся в пропасть судьбе. Вечный незнакомец никогда не исчезнет с улиц, поспоривших с небом за право сиять. Который из полуночников именно он? Собственно, кто этот призрак, как не сама толпа, сжатая в пентаграмму одного тела?

Если честно, после выписки я только и думаю, что на моём месте мог бы оказаться совершенно любой человек. Единственная моя особенность — меня ничего не интересует. Моими ногами движет желание спать, но смутная жажда какой-то миссии давит на плечи. Кто-то шепчет: «Ты не можешь упасть на дно, ещё не всё отдано и сделано». И я повинуюсь, в сущности, для смерти должно присутствовать то, что умирает.

От бесцельного скитания начали неметь конечности. Подсвеченные мостовые разноцветными пятнами отделялись от ночи и призраком терзали взгляд. Видения плавились, пока пропасть над головой не хотела преображаться в солнце, одно способное мило лгать, что под ногами привычная нам планета. Неужели, всю эфемерность бытия не узнали мои глаза? Прохожие сливались в линии, меркли в искрах и паутинах огней. Хоть над городом нависли настоящие, но невидимые и слабые светила, ад сгорал ярче.

Безотчётно шаря в кармане, пальцы нащупали предмет, о котором память не сразу подобрала достойные сведения. Передо мной снова играли бликами стёкла в незатейливой оправе. Не мужские и не женские очки отторгали своей чужеродностью. Несочетаемый вид урн и лавочки, располагавшейся поодаль в сквере, не позволял оставить вещь среди совершенно бесприютного пространства. Полицейские и неспящие странники сковывали, чем-то обязывая. В результате руки не поднялись.

Нежное воспоминание, возрастая, проскальзывало в ненужные линзы. «Смотри на мир мёртвыми глазами, когда устанешь и понадобится пустота в моих», — шептал голос Анны из бездны осенней высоты. Почти бессознательно мне стало приятно, что владелица очков была девушкой. И как-то сразу само собой понятие мёртвого взгляда рыжеволосой красавицы пришло в идентичное состояние с истинной владелицей моей краденой вещи. Даже если несчастная жертва жива, её близость к потустороннему приобрела достаточное сходство с омертвевшими глазами Анны. Линзы впитали эхо гибели, неважно действительно ли состоявшейся, и превратились в остекленевшие зрачки пустоты. Главное, дверь в иную реальность отворялась. Воображение и интуиция наполняли талисман необходимой силой тождественности с убитыми и покойными. Усталость давила на голову, и возникло неодолимое желание надеть очки. Предчувствие было такое, словно едва знакомая цветочница сделается ближе с отголосками своего взгляда, хотя бессонница всё же не настолько владела моим умом, чтобы потерять контроль над действительностью. Ничего особенно увидеть не ожидая, глаза спрятались за тонкие искривлённые стёкла.

Первое впечатление ассоциировалось с тем благим состоянием, когда выходишь из леса, свободный от паутины, мошкары, комаров и слепней. Призраки, кружащие над тротуарами, возвращались в здания, подчёркивая невероятную чёткость линий. Вся горящая и мельтешащая нежить сгинула, точно нарисовавшиеся повсеместно свечи жёг монах, отгонявший бесов. Свечи проявили, что и голос Анны доносился в голове, а не из бездны, которая одна осталась нечувствительной к переменам, будто бы перевернувшим вселенную.

Перерождение, произошедшее со мной, разогнало кровь в жилах. Обновлённая столица демонстрировала, насколько слабы мои глаза и как широк и осязаем окружающий мир. Можно было без труда обозревать бессонных горожан на многие метры со всех открывавших улиц и проспектов. В местах, где я уже проходил, появлялись ранее невидимые детали. Грязь под ногами, пятна на стенах, красивые балюстрады и узоры близ окон старинных домов составляли новый город.

Неизвестно, увеличивалось ли число машин и пешеходов, но именно это завораживало взгляд более всего.

Почему я до сих пор не интересовался своим зрением? В школе оно не выделялось дефектами, а с тех пор медобследования у окулиста не выявляли ухудшений. Однако мне и самому ясно, что скорее отличное знание алфавита избавило от очков мои глаза. И ещё в большей степени — собственное умение приспосабливаться и выживать в самых разных условиях. Стоп, а не последняя ли госпитализация испортила восприятие повседневного на всех уровнях?

Оглядываясь по сторонам, я наслаждался новым. Не свыкшись с красотой обычного, но в тоже время такого законченного и близкого приюта миллионов, не в первый раз линзы пропускали идиллию сквера. Оттуда псевдоприрода манила сладострастно и горячо.

Воздух потерял характерную привычку дрожать и наполнял пустоты объёмом наподобие реки. Бесцельность прогулки потонула в желании посидеть и оценить магию простого бытия среди деревьев. То ли от того, что я много вертел головой как иностранец, то ли потому, что неосознанно улыбался — казалось, прохожие на меня обращают внимание. Это отпугивало и затеняло свежесть и глубину впечатлений.