Шкатулка с поцелуями

Вилли Конн

ШКАТУЛКА С ПОЦЕЛУЯМИ

— Плевать я хотел на ваши ограбления и наркотики. Они меня больше не интересуют. «Шкатулка с поцелуями»! Где она? — король гангстеров Бруно Капельяно [1] раздражено помешал золотой ложечкой черный, как его душа, кофе.

— Босс, у меня неважные новости, — Джек Горилла, [2] огромный свирепый негр, заерзал на стуле, отчего он запищал придавленной мышью.

— Не ломай мою мебель, парень, выкладывай все как есть.

— Босс, в мое дело вмешался этот сумасшедший полицейский — Норман. [3]

— Что? Майк Норман? — золотая ложечка, звякнув, упала на блюдце. Тело гангстера стало холодным и мокрым, как пол в аду.

Бандиты умолкли. Обоим было что вспомнить. В памяти Капа возник монстр с НЛО, искрошивший половину его людей, а в костях нефа шевельнулась застрявшая там пуля детектива.

— Босс, этот мерзавец перестрелял наших ребят больше, чем вся нью-йоркская полиция. Ему давно пора на тот свет. Отдайте его мне, босс!

— О’кей, Горилла! Легавый твой. Но сначала я хочу получить «шкатулку с поцелуями».

— Будьте спокойны, босс, Джек-Горилла знает свое дело, — гангстер поцеловал вороненый ствол автоматического пистолета с лазерным прицелом и с мрачной усмешкой опустил его в кобуру.

Костюмы мужчин были строги, как мысли католического пастора. Их лица не выражали ничего. И только белые, как зубы мертвеца, костяшки пальцев, вцепившиеся в одинаковые атташе-кейсы, выдавали их волнение — впервые Совет директоров этого престижного банка в полном составе нанесет визит в Управление полиции.

— Господа, — Гарольд Райли, президент банка, обвел присутствующих строгим взглядом, — речь идет о невиданном мошенничестве. Его механизм настолько же прост, насколько ужасен: люди берут у нас в кредит миллионы долларов, после чего кончают жизнь самоубийством. Взятые ими деньги бесследно исчезают, как будто они берут их с собой в преисподню. Наш банк на грани краха. Вы, конечно, понимаете, какая судьба ждет тысячи вкладчиков, доверивших нам свои сбережения. Их надежды обращены к вам, доблестным полицейским Нью-Йорка…

— Спасибо за комплимент, мистер Райли, но будет лучше, если вы сообщите нам что-либо конкретное, — перебил президента начальник полиции Морли.

— К сожалению, нам известно очень немного. Один из самоубийц, неудачно бросившийся под поезд, протянул около часа в реанимации. По словам врачей, в бреду он говорил о какой-то «шкатулке с поцелуями». И еще, к нам только что обратился за кредитом некто Ромул Кравински.

При упоминании этого имени Майк Норман, сидевший поодаль от шефа полиции, невольно вздрогнул.

— …У нас есть основания полагать, — продолжил между тем президент, — что мистер Кравински — будущий самоубийца. Поэтому он пока не получил от нас ни одного доллара…

— Деньги придется дать, — тихо произнес Майк, однако его голос прозвучал не менее убедительно, чем голос грабителя в подворотне.

Президент растерянно замолчал.

— Мистер Норман хотел сказать, — Морли метнул в сторону Майка испепеляющий взгляд, — что это даст нам ниточку, потянув за которую, мы распутаем весь клубок.

— В самом деле? Вы так уверены в успехе? — президент улыбнулся блаженной улыбкой человека, нашедшего в кармане затерявшийся четвертак.

«Чем глупее фермер, тем крупнее картофель, не потому ли этим денежным тузам так везет?» — подумал Норман, имея в виду, что еще неделей раньше он занялся этой зловещей «шкатулкой с поцелуями», которую следовало назвать «шкатулкой смерти».

Выпроводив банкиров, шеф полиции по привычке закинул ноги на стол.

— Норман, вы хороший полицейский, но ничего не смыслите в бабах, — Морли расстегнул мундир, выпуская на волю свое внушительное брюхо, как выпускают из-за пазухи жирного кота. — Когда будете весить столько, сколько я, вы поймете, что такое тонкая талия и маленькая упругая женская попка. Я готов задушить вас, Норман, за то, что вы не желаете уложить в постель мою секретаршу, в то время, как я только об этом и мечтаю.

— Сэр, вы не справедливы, я действительно не хотел укладывать Монику в свою постель, но зато я уложил ее в вашу. Не моя вина, сэр, что вы оказались таким мудаком.

— Но, но, Норман! Не забывайтесь, — миролюбиво прорычал Морли, словно пес, которого в шутку дергают за хвост. — Если ваш начальник говорит, что вы ни черта не смыслите в бабах, вы должны ответить: «Да, сэр!».

— Я очень изменился за последнее время, сэр.

— Слышал, слышал. Говорят, вы стали настоящим американским Дон-Жуаном. Сейчас мы это проверим. Но имейте в виду, когда моя секретарша вам надоест, вы передадите ее мне из рук в руки, как стодолларовую ассигнацию, Моника! — шеф нажал кнопку и уставился на дверь, как на экран эротического «видика».

Сначала появились стройные пухленькие ножки, потом нечто, делающее их существование целесообразным, затем тоненькая осиная талия и над всем этим, словно восходящее солнце, клубнично-алые губы, не знавшие косметики.

— О, Моника! Вы великолепны! — забыв о существовании Морли, Майк поднялся навстечу секретарше и попытался поцеловать ей ручки.

Но девушка неожиданно отстранилась.

— Мистер Норман, вы находитесь в приемной начальника полиции, а не на студенческой вечеринке, — лицо Моники залила краска стыда и ненависти.

«Черт возьми, неужели это та девчонка, которая голяком пролежала всю ночь рядом со мной, надеясь, что я ею воспользуюсь?» [4]

Майк ошалело взглянул на неприступную секретаршу, и тотчас в его глаза начали влетать маленькие желтые чертики, которые только и ждут подобного момента в жизни мужчины, чтобы вдоволь покуражиться над ним.

— Браво, Моника, — просиял Морли, — так и надо этим полицейским ловеласам! Теперь я с чистой совестью передаю вас в распоряжение Нормана. Уверен, он не сумеет воспользоваться служебным положением в своих сексуальных интересах. Итак, Моника, вам двоим поручается расследование банковской аферы. Эту операцию мы назвали «Шкатулка с поцелуями».

— Слушаю, сэр! — с каким-то жестоким удовлетворением ответила секретарша.

В это утро Ромул Кравински [5] испытал чувство, не имевшее ничего общего с тем, что ему дали автогонки, каратэ и даже служба в полиции. Он испытал то, что выпадает на долю человека, ткнувшего палкой на огороде и увидевшего перед собой нефтяной фонтан. Среди кучи ненужных бумажек, которые, подобно мутным волнам Гудзона, принесла ему почта, он увидел приглашение банка.

— О’кей, значит все-таки дали? Такой рыбины у меня на крючке еще не было, она весит пять миллионов долларов!

Ромул ласково погладил лощенную банковскую бумагу. Это была настоящая удача. Первая после того, как он, уволившись из полиции, открыл частное сыскное бюро.

«Пять миллионов баксов! Как я их потащу из банка? Они весят не меньше, чем мешок с картошкой. А почему бы и нет? Очень неплохая мысль!».

— Эй, Поль, [6] — позвал он сына, — помоги-ка мне, дружок.

Спустившись в подвал своего нового дома в пригороде Нью-Йорка, Ромул взвалил на плечи мешок с отборным картофелем, приготовленным для яхты, и отволок его к машине. Здесь картофель был пересыпан, в ящик из-под корабельных снарядов.

— Вот, сынок, отвезешь его по этому адресу, — написал на листке адрес банка. — Спросишь охранника Губера, скажешь, отец просил придержать ящик.

— О’кей, папа, все сделаю в темпе рока.

Поль охотно полез за руль «Сааба», а Ромул невольно залюбовался сыном. В свои шестнадцать он выглядел не хуже, чем иной новобранец морской пехоты.