Остроги. Трилогия (СИ)

За него это сделал Маркус. Но он лишь зацепил девушку — в его РПК угодила пуля, вышибив пулемет из рук за миг до того, как он снес бы блондинке голову. Ксю упала, попыталась встать, но не смогла, опять оказалась в снегу. Маркус ранил ее в ногу.

Это вывело Гурбана из оцепенения. Он навел оружие на Фазу, но не попал, тот успел укрыться за ржавым «логаном».

И как раз в этот момент умирающий эсбэошник, передвигающийся только благодаря норадреналину, взобрался-таки на баррикаду. Митрич встал ему навстречу — всадил из «абакана» очередь, далеко не первую уже. Это не помогло. Зомбак превратился в живого мертвеца из фильма ужасов — из дыр в животе, в груди, из ран на конечностях струилась кровь, но он все равно не умирал! Он выставил руки перед собой и схватил Митрича за горло. Старик уронил автомат, попытался отодрать от себя пальцы зомбака и вместе с ним упал в снег.

Группа прикрытия Сташева почти догнала Фазу, когда тот достал еще одну гранату, выдрал чеку, размахнулся и…

Мясник, уже промывший глаза, выстрелил — попал в плечо Фазе, тот уронил гранату и кинулся прочь от «логана», за которым скрывался. До взрыва у него в запасе было четыре секунды, благодаря замедлителю запала Ф-1.

— Отец, это я, Данила! Отец, помоги!!! — Мальчишка Сташев продолжал орать, даже когда Равиль взвалил его на себя, чтобы унести подальше от «цитруса», который почти «созрел».

Маркус вытащил из-за пояса пистолет — такой же «грач», как и тот, что он выдал Гурбану, — снял его с предохранителя и навел то ли на пацана, то ли на Равиля, за которым плелась девчонка, все время хватавшая Сташева за руку.

И тут взорвалась граната.

Бегущего Фазу подняло в воздух и швырнуло в снег, где он и остался лежать. Маркуса зацепило осколком, он уронил пистолет и схватился за лицо — язвы на его руках заливала кровь. Равиль упал на колени и теперь тряс головой — контузило его, что ли? Девчонку тоже зацепило. А вот Сташев…

Мясник кинулся к эсбэошнику и Митричу, саданул пару раз прикладом зомбака по затылку, после чего тот разжал пальцы, но Митрич так и не поднялся, хотя Мясник пару раз хлестнул его по щекам.

Второй эсбэошник пер прямо на Гурбана. Хорошенько прицелившись, чистильщик разнес ему голову.

А Сташев-младший уже не кричал. Оставив Равиля позади, он просто шел к лаборатории, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Как сомнамбула, он вскарабкался на баррикаду, спустился с нее в каких-то метрах от Гурбана. И отправился дальше.

А Гурбан…

Гурбан смотрел ему вслед. И видел вместо него своего сына. Того самого мальчишку, которого сажал на шею, с которым ездил в зоопарк кормить капустой мартышек и оленей, которого учил ловить рыбу в Северском Донце под Чугуевым, которому выговаривал за плохие оценки в четверти…

Которого он убил этими вот руками.

— Прости, сынок! — Гурбан поднял пулемет.

Из глаз его текли слезы. Палец коснулся спуска.

Но выстрелить чистильщик не успел.

Две дымные полосы прочертились над асфальтом, укрытым снегом, — от лаборатории и до баррикады, на которой стоял Гурбан. Две ракеты из боевых комплексов Павел Сташев отправил на помощь своему отпрыску.

Воздух, бетон, снег — всё-всё-всё вспыхнуло вокруг, озарилось багрянцем.

И мгла накрыла истерзанную душу Гурбана.

*

Нападение было неожиданным.

Если в пути Равиль заставлял троих эсбэошников подключаться к симбионтам, контактирующим с животными, чтобы следить за окружающей обстановкой, то в самом Арзамасе подключаться было попросту не к кому. Сам же Равиль, кстати, лишь в крайнем случае признавал взаимодействие с сознанием какого-либо зверя и даже человека, ведомого слишком простым, как он говорил, поводырем. Предпочитал визуальное наблюдение — и с одним лишь глазом вполне справлялся. Обмениваться образами он тоже не очень-то любил.

— Мы все-таки люди и не должны отличаться от прочих наших собратьев. Мы не такие, как эти безмозглые твари. — Равиль открыл дверь катера-амфибии и выстрелил в голову тощему зомбочеловеку, что выбрался на большую дорогу в надежде поживиться хоть какой-то плотью, пусть даже падалью. — И очень важно, чтобы твой отец, Дан, стал одним из нас. Он выдающийся человек. Все, чего мы достигли, — все это благодаря ему…

Но это было очень неудобно — говорить. В первые часы, когда они только выехали из Москвы, Дан едва сдерживался, чтобы не войти в сеть и не отправить Равилю поток образов, объясняющих его мысли…

Сквозь метели и бездорожье они добрались до Арзамаса. Ксю почти сутки не убирала рук со штурвала. Лишь трижды делали короткие остановки, необходимые для нормального функционирования тел.

Завал на дороге, ведущей к лаборатории, никого не удивил — обычное дело, беспризорный мир людей за двадцать лет обветшал, через сотню лет брошенные города превратятся в холмистую местность, поросшую лесом и сорняками. На руинах прежней цивилизации вырастет новый мир — и он как минимум будет чище, потому что Братству претят изотопы, братья не хотят дышать отравленным углекислотой воздухом, жрать генетически модифицированный силос и защищаться от излучения, прущего в озоновые дыры, синтетикой, вызывающей рак кожи. Да что там скромничать — этот мир будет раем на Земле! Ведь каждый с помощью симбионтов-поводырей научится понимать любого члена Братства, исчезнут распри, о войнах забудут, как о кошмарном сне…

Ощущение грядущего светлого будущего было столь велико, что Данила, когда началась заваруха, поначалу даже опешил: кто, достаточно разумный, чтобы взять в руки гранатомет, будет так безнадежно глуп, чтобы помешать их прекрасной миссии?..

Проваливаясь чуть ли не по пояс в снег, он звал отца — быть может, слишком эмоционально звал, немного стыдясь того, что он до сих пор не смог подавить в себе нерациональное. Как никогда прежде, отец был нужен Даниле сейчас, в этой кровавой бойне в Арзамасе!..

И когда он уже разуверился, что отец придет на помощь, это случилось.

И были взрывы, и Дану заложило уши от грохота, его чуть не похоронило под дождем из строительного мусора. Но он все же услышал:

— Данила, живо ко мне! Я отключу защитный контур!

*

Очнулся Гурбан от лютой головной боли и жажды. К тому же он был связан. Так что приятным его возвращение в реальность назвал бы только безнадежный оптимист. Еще и огнем жгло ноги, живот и грудь…

— Живой? — На него уставились зеркальные линзы.

Гурбан дернулся — и едва не потерял сознание от боли, вспыхнувшей в голове, но все же заметил, что его переодели и закутали в силиконовое одеяло.

— Значит, живой.

Гурбан едва сдержал ярость. Толку от нее все равно пшик, а навредить общему делу можно — вопреки всему он не потерял надежды вырваться из плена и победить. Пока он жив, слизням не стоит ждать поблажек.

— На кой я вам? — Вопрос забрал у Гурбана слишком много сил, он утонул затылком в чем-то мягком, в подушке, наверно, и тяжело, со свистом, задышал. Только и мог теперь смотреть в потолок и дышать. Думать и то не получалось.

Потолок?.. Где он очутился?

Звякнули медвежьи клыки, Равиль навис над ним, обветренные губы зашевелились:

— Зря Доктора убил. Он бы всем нам пригодился. Раненых много.

Гурбан закрыл глаза. Иначе выказать свое презрение он не мог.

— Ксю, займись им.

Гурбан вздрогнул. Жива?..

Прихрамывая — нога перевязана настоящими бинтами, на которых четко обозначилось алое пятно, — Ксю, бледная, в пуховом платке, скрывающем ее золотистые волосы, присела рядом. Что-то металлически звякнуло — нож, штык, что?.. Ведь «займись им», да? Именно блондинке выпало расправиться со своим прежним боссом.

Уплывая в черное небытие, Гурбан все же чуть повернул голову. Оказалось, Ксю поставила на пол парящую кружку, от которой тянуло заваренными травами. А Гурбан уже подумал… м-да…

Мимо проковылял Фаза, его покачивало из стороны в сторону. Тоже уцелел в мясорубке. И непонятно, радоваться этому или огорчаться. Фаза остановился рядом с толстяком, дружком Сташева. Вместе они принялись изучать бронежилет, изрядно подпорченный пулями. После чего толстяк натянул его на себя, а сверху надел простреленную куртку.