Стратегия обмана. Трилогия (СИ)

   Видимо Халида задела за живое его речь и он воскликнул:

   - Ну, извини, раз всё не так! Кто же знал, что ты на нашей стороне?

   - Я ведь с самого начала говорил вам, вы ошиблись. Кто вам сказал, что я сионист?

   - Не твое дело.

   - Ладно, - согласился Сарваш. - кто бы вам это не сказал, он ввёл вас в заблуждение. Может в Европе живет другой Изаак Блайх, который действительно финансирует Сохнут. А может, его и нет. И меня скоро не будет.

   С этого дня в его комнатушке перестали выключать свет, разве что только на ночь. Сарваш ждал неминуемого финала, когда же его, наконец, пристрелят и вся эта дурацкая ситуация закончится. Тогда во всех газетам напишут, до чего же кровожаден Народный фронт освобождения Палестины, это прочтет Синдона и останется доволен. А сам Сарваш сможет начать новую жизнь, под новым именем и в новом месте. Осталось только придумать, как сделать так, чтобы не восстать из мертвых раньше времени на глазах у террористов. Нада, конечно поймёт, что к чему, но остальных пугать не стоит. Если бы только с ней поговорить, открыться и попросить помощи. Но она больше к нему не приходила, а воду приносил Халид. Редко он заговаривал с Сарвашем, чувствовалось, что ему теперь неловко за всю эту ситуацию. Трудно сказать, может ли вначале человек наставлять на тебя револьвер, а после пары бесед почувствовать родственную антисионистскую душу.

   Кажется, был седьмой день его заключения, как Сарваша снова вывели в соседнюю комнату на разговор со всей бандой.

   - Слушай, парень, - обратился к нему Мигель, не отрывая взгляда от газеты, которую читал, - ты бы заканчивал свою голодовку. Ничего хорошего от неё ведь не будет. Вот Хольгер Майнс тоже устроил голодовку в тюрьме ФРГ. Ты же знала его Нада, он был из ваших?

   - Ага, - апатично кивнула она.

   - Вот Майнс и голодал шестьдесят четыре дня, пока судья не запретил врачам госпитализировать его. Тогда-то он и умер. Так ведь всё было, Нада?

   - Фашистское государство, как было, так и осталось, - говорила она, хоть и без страсти революционерки, без искры сопереживания соратнику, но больше с чисто человеческим сочувствием. - Сейчас у власти поколение Освенцима, те же тюрьмы, те же методы.

   - Вот, - Мигель развернул газету и показал Сарвашу снимок мертвеца с изможденным заросшим бородой лицом и костями, обтянутыми кожей. - Вот что стало с Хольгером Майнсом.

   - Да, - согласился Сарваш, не сводя глаз с Нады, - очень похоже на то, что в своё время творилось в лагере Берген-Белзен.

   Она тут же глянула на него холодным непроницаемым взглядом. Сарваш ждал.

   - Мы хоть и не немецкие судьи, - продолжал рассуждать Мигель, - но врачей тебе тоже обещать не можем. Так что, лучше заканчивай свою голодовку.

   - Вот именно, - буркнула Нада. - Не надо тут из нас делать извергов. Мы что, на гестапо похожи?

   - Нет, Нада, вы похожи на красивую девушку с добрым сердцем.

   С минуту ни мускула не дрогнуло на её лице. Она, просто не отрываясь, смотрела на него, не в силах пошевелиться. Значит, вспомнила. Вспомнила его самого, вспомнила его последние слова, сказанные ей в лагере. А потом в её глазах появился страх, от чего даже Сарвашу стало не по себе. Будь она изнеженной барышней, то тут же упала бы в обморок. Но нет, своё нервное напряжение Нада старалась скрыть. За прикрытой ладонью ртом подрагивали желваки, пальцы едва заметно трепетали.

   - Мы позвали тебя сказать, - произнёс Халид, - что начали переговоры с МВД Израиля. Если через три дня они не пойдут нам на уступки, придется принимать меры. Ты понимаешь, что это значит?

   - Прекрасно понимаю. Только не понимаю, зачем ждать ещё три дня, если результат предсказуем?

   - А что ты предлагаешь?

   - Ну, хватит уже, - Нада вскочила с места и принялась расхаживать по комнате, - Уже неделю эти торги. Что ты перед ним распинаешься. Ты же видишь, ему всё равно, что с ним будет. Тогда о чем все время говорить?

   - А ты что хочешь, - вопросил Халид, - Расстрелять его здесь на месте?

   - Да хоть что-нибудь. Не сидеть же в этой лачуге месяц и ждать неизвестно чего. У меня уже все сроки вышли, мне домой надо.

   - Можно подумать, одной тебе, - буркнул Мигель, делая вид, что все ещё читает газету.

   - Так давайте отпустим его, пусть идет куда хочет. Народный фронт ведь всегда отпускал заложников.

   - Кроме израильтян, - напомнил обычно молчаливый Юсуф.

   - Но он же швейцарец, - она повернулась к Сарвашу. - У тебя же швейцарский паспорт?

   Сарваш невольно улыбнулся.

   - После знакомства с Лейлой Халед, главная вещь, которую я уяснил, это никогда не получать израильское гражданство.

   - Ну вот, - заключила Нада, глядя на подельников, - давайте просто признаем ошибку. Какая-то скотина сбросила Народному фронту дезу и пострадал невиновный. Так давайте покажем общественности, что Народный фронт Палестины не карает тех, кто против сионизма.

   - Слушай, Нада, - решил поддеть её Мигель. - С каких это пор немецкие анархисты стали такими миролюбивыми? Это после похищения христианского демократа Лоренца или убийства судьи фон Дренкманна?

   - А вы маоисты-ленинцы Испании отчего такие кровожадные, потому что Ленин призывал вешать капиталистов или потому, что Мао говорил, что враг сам по себе не исчезнет?

   - Что бы ты понимала? - возмутился он, - там вообще не об этом речь, не надо выдергивать из контекста.

   - Да конечно, пацифист ты наш. Может Ленин с Мао ещё и к миру с империалистами призывали?

   - Слушай, девушка с добрым сердцем, - огрызнулся Мигель, - это тебя так подхалимство проняло, или на том приёме искра влюбленности все же проскользнула?

   - Да пошел ты, - злобно кинула Нада и вышла вон.

   После краткого мига всеобщей тишины вновь зашуршала газета в руках Мигеля.

   - В общем, у тебя три дня, - напомнил Сарвашу Халид. - А дальше... посмотрим.

   На этом разговор был окончен и его снова отвели в камеру.

   Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки, Нада, кем бы она ни была, узнала его и явно хочет помочь. Другое дело, что в банде она на самом последнем месте по значимости и слушать её не станут. Не в интересах террориста освобождать заложника после того как власти Израиля на него наплевали. Освободить, значит показать слабость, мягкотелость и сговорчивость, что абсолютно противоречит сути терроризма. Странно, что Нада этого не понимает, или делает вид, что забыла. Значит, всё же хочет исправить содеянное, хоть и не знает как. Зато Сарваш за долгие семь дней успел придумать.

   Ночью, когда лампу уже давно погасили, за дверью послышалось тихое пощелкивание, будто скребётся мышь. Сарваш встал с кровати и подошел ближе - звук раздавался из замка. Он отошел поодаль и стал ждать. Через минуту дверь осторожно открылась, и в проеме возник свет фонаря. Вошедшего не было видно, но догадаться было не сложно. Дверь закрылась, и световое пятно принялось метаться по комнате от пустой кровати к углам.

   - Где ты там? - тихо прошептала Нада по-немецки.

   - Здесь, - так же ответил ей Сарваш.

   Нада резко обернулась, и свет фонаря ослепил Сарваша.

   - Совсем обалдел? - тут же возмутилась она. - Зачем подкрадываешься?

   - А вы зачем нарушили мой покой в этой скромной обители? - насмешливо спросил он.

   На шутку она реагировать не стала, но неожиданно спросила.

   - Ты Сарваш? Так тебя зовут?

   - Да, Ицхак Сарваш. - ничего не понимая, подтвердил он. - Так вы знаете моё имя?

   - Конечно, знаю. За тебя я получила пулю в голову от этого красноглазового амбала.

   - Полковника Кристиана? - удивился Сарваш. - Но почему?

   - За то, что ночью курила возле барака, так он мне сказал. И не заговаривай мне зубы. Ты попал в такую паскудную ситуацию, что даже я не знаю что делать. И не вздумай здесь кого-нибудь загрызть, упырюка...

   - Я такого никогда не делаю.