За горизонт (СИ)

Два десятка патронов оставляю с винтовкой. Остальное забираю себе, у меня «Брен», мне нужнее.

— Это что за аппарат?

— М14 — американская винтовка, но к ней патронов три дюжины всего.

Ладно, смотрим дальше.

Охотничья вертикалка шестнадцатого калибра, горизонталка двенадцатого. Обе с весьма приличным и разнообразным боезапасом.

Еще лежат два коротеньких обреза, их даже смотреть не буду — пустое.

По оружию все.

Не густо в целом, но лично я на большее и не рассчитывал.

— Еще что интересное нашли?

— Вообще по нолям, — сокрушается Дензел. — Все перерыли, ни денег, ни золота, ни инструментов толком. Пол бочки бензина и пара канистр керосина, два телевизора, музыкальный центр, микроволновка, стиральная машина, тряпки всякие — многие со следами крови. И мешков тридцать зерна и бобов. Тебе не надо?

Отрицательно качаю головой — такого счастья мне даром не нужно.

Кто бы мне объяснил, зачем здесь нужен телевизор или микроволновка. Похоже, негры тащили все самое красивое и блестящее, но никак не практичное.

— У них второй контейнер под склад оборудован, там за мешками с зерном какие–то коробки стоят, но до них не добраться, нужно мешки выгружать.

Нужно выгружать — выгрузим, рабочих рук у нас сегодня валом.

— Ай–Ди нашли? — киваю сперва на негров, потом на контейнер с рабами.

Теперь отрицательно качает головой Дензел.

— Ну что же, давай тогда спросим адрес пещеры Али Бабы.

— Кого?

— Да так, один шустрый арабский лесоруб, обнесший тамошнюю братву на общак.

Натянув на лицо самую добродушную из улыбок, присаживаюсь около раненого негра и по–братски хлопаю его по плечу.

Простреленному плечу.

Клиент судорожно дергается и мгновенно выражает готовность к сотрудничеству. Но вот беда, кроме своей африканской мовы других языков он не знает.

— Дензел, будь ласков, выясни, тут кто–нибудь человеческий язык понимает?

Губастая, широконосая негритянка, с глазами навыкат владела английским, в степени достаточной для выяснения интересующих меня деталей.

Заехавшая под местное небо, банда поначалу насчитывала почти тридцать буйных голов обоего пола при двух, угнанных еще на старой Земле, грузовиках.

Серьезная сила, если ей с умом распорядиться.

Где негры обитали на строй Земле, я так и не понял. То ли это одно племя. То ли банда. А может, у них банда и племя — синонимы.

Хотя, если честно, мне такие детали не очень интересны.

Покинув Базу Ордена, чернокожая братва сходу взялась за окучивание знакомых нив — грабеж на дорогах. По первости удача им улыбалась в тридцать три зуба — банда ограбила два конвойчика и несколько одиночных машин, практически не понеся потерь.

Потом, как водится, берега были потеряны, и большой конвой в сопровождении легкой брони и очень злой охраны выбил половину банды за раз.

Дальше — больше, внутри банды возникли неразрешимые противоречия, по традиции разрешенные путем тотальной ликвидации одной из сторон конфликта.

Как там товарищ Сталин говорил: — Нет человека — нет проблемы.

Данная истина вполне работает и под этим небом.

Пережившие внутренние разборки, негры форсировали Рейн и окопались в этом замечательном месте.

Откуда узнали про это место, внятного ответа получить не удалось. Вождь узнал от кого–то из пленных.

На новом месте неграм тоже не сиделось, и часть банды — шестеро мужчин и три женщины, два месяца назад отправились в набег за зипунами.

А теперь самый главный вопрос — где награбленное добро?

Где хабар, негритянка не знала, но сам факт того, что он был, более того, его было много, подтвердила.

Дружественное похлопывание раненого по плечу и попытка допроса через понимающую английский негритянку особого результата не дали — где–то за рекой, это не совсем то, что я хочу услышать. Негр явно не знает деталей.

— Дензел, спроси у нее, где документы рабов?

— Она, говорит вождь забрал.

— А где вождь?

— Погиб при неудачном нападении на конвой.

— А где их документы.

— Тоже вождь забрал.

Что тут скажешь, старая как мир практика сплачивания криминальных коллективов через отбор документов. Это мы уже проходили.

Оцепляю от общей связки негритянку, говорящую на английском диалекте человеческого, нам она может еще пригодиться. Пинками гоню ее к местной Бастилии. Пусть там посидит пока — целее будет.

Три сырых, еще бы им быть не сырыми — озеро рядом, не очень глубоких ямы, перекрыты деревянными решётками.

Связанные полосами сырой шкуры толстые палки, по краям прижаты четырьмя массивными камнями. Вырытая в твердом каменистом грунте яма метра три глубиной и полтора в диаметре. Вот и вся конструкция.

Запах от ям идет такой, что сразу ясно, такой вещи как параша местным зекам не полагалось, гадили под себя в буквальном смысле.

Первая яма пустая, туда и спихиваю негритянку. Дензел задвигает решетку и приваливает ее парой камней.

В следующей яме стоит средних лет тетка. Красивая женщина, даже несмотря на грязь, ссадины, истощенность и абсолютно седые волосы.

Откинув дерево решётки, протягиваю женщине руку.

Знаете, как утопающие хватаются за соломинку?

Я теперь знаю, две сухие ладошки вцепились в мое запястье так, что отцепить их можно только отрезав пальцы.

Без труда вытаскиваю женщину на поверхность, веса в ней не больше полста кило и это при почти моем росте.

— Але, болезная, руку отпусти, — взгляд женщины приобретает осмысленное выражение.

— Рашен?

— А то, спецотряд Ке–Джи–Би. Не ждали?

Женщина отпускает мою руку и оседает на землю рядом с ямой.

Из последней ямы через неровные квадраты деревянной решётки на меня спокойно смотрит истощенный, пожилой дядька с запавшими глазами. По виду, отставной военный, есть в мужике что–то этакое — строевое.

— Всю жизнь я готовился воевать против советов. А получилось так, что человек из Кей–Джи–Би пришел спасать меня, — дядька говорит медленно, слегка иронично и явно вспоминая давно забытые уроки языка вероятного противника.

— Чтобы не разочаровывать вас могу закрыть решетку обратно. Мне не трудно.

Молчит, смотрит.

Выдержав паузу, протягиваю дядьке руку.

Ржавая дверь морского контейнера со скрипом освобождает место для яркого дневного света, рвущегося в мрачную глубину железного зиндана.

Истощенные, смердящие, покрытые коростой грязи и запекшейся крови люди по одному выходят на свет.

Первой выходит пожилая тетка. Когда–то это была очень дородная женщина, но интенсивная физкультура на свежем воздухе и скромный рацион избавили ее от половины прежнего веса. Огромные складки пустой кожи свисают по всему телу, в особенности на руках и талии.

Следующей, крепко прижимая к себе ребенка, выходит высокая женщина с синяком на пол–лица и заплывшим глазом.

Пожилой мужчина вываливается на свет и, прижавшись спиной к стенке своей бывшей трюмы, оползает на землю. Закрыв лицо опухшими ладонями, дядька беззвучно рыдает.

За ним из контейнера выходит девушка, которую молодые негритята насиловали вчера вечером.

И еще, и еще, и еще….

Тяжела доля раба.

Не берусь сказать, кто именно был первым. Наверное всё–таки та самая, изнасилованная подростками, первой подобрала с земли длинную оструганную палку, которой негритята стимулировали нерадивых пеонов на трудовые подвиги.

Хорошее, надо сказать, устройство, прочное, гибкое, с шишаком не полностью отрезанных веток на ударном конце.

Кто–то подобрал из кучи шанцевого инструмента лопату, кто–то мотыгу.

Наполненная мрачной животной решимостью толпа, смотрела на человека с автоматической винтовкой, стоящего возле связанных негров.

Русский прищурившись одним глазом, долго смотрел на небо. Насмотревшись, перевёл взгляд на бывших рабов. Едва заметно кивнул и отошел в сторону.