Курьер. Дилогия (СИ)

   Духовой шкаф пиликнул, я подскочил к нему, запустил руки в его огнедышащее чрево и извлёк оттуда тарелку с парующими и испускающими такие ароматы кусочками мяса, что едва не начал грызть воздух. Торопливо поставив тарелку на стол, я придвинул ближе бутерброды, заглянул в заварничек - ага, ещё минуты три-четыре можно подождать - вооружился ножом и вилкой и как голодный волк набросился на еду.

   - Приятного аппетита, Андрей, - мягко пожелала мне ЭлИн, я в ответ что-то промычал с набитым ртом, помахал вилкой и услышал в ответ серебристое журчание её нежного как мягкий перезвон колокольчиков или пение ручейка по камням смеха.

   Завтрак был умят за пару минут - вот уж не думал, что я настолько голоден. Откинувшись на спинку кресла, я довольно вздохнул, отодвинул тарелки и придвинул к себе чашку и заварничек. Открыв крышечку, я втянул носом аромат и у меня в голове аж посветлело, и птички зачирикали, сидя у меня на извилинах. Покрутив головой и ища взглядом одну вещь, я заглянул под стол, посмотрел на полочках над ним, засунул нос в ящики...

   - Под подоконником на тумбочке, - подсказала ЭлИн.

   Отодвинув занавеску, я и впрямь обнаружил искомое - баночку с мёдом, которую мне подарил Кузьма, у которого дядя признанный заслуженный бортник, у него сотни гектаров земли во владении на Марсианском Среднем Поясе, вот и снабжает любимого племянника мёдом, а тот его нам раздаёт под настроение.

   - А тебе чайку не налить? - спросил я у ЭлИн, кладя в чашку две ложки мёда вместо сахара (сахар нельзя! Это гибель для организма, а для чая в особенности) и наливая сверху заваренный чай.

   - Я бы с удовольствием, но... - раздался её разочарованный голос, и я в очередной раз подивился тому, как далеко эта милая виртуальная девочка зашла в общении со мной, пусть даже это всего лишь виртуальный интеллект. - Простите меня, сэр.

   - Ты так говоришь, будто я прямо сейчас за твой отказ перезагружу блок управления, - поморщился я. - Без обид, тем более что как бы ты, интересно, смогла это сделать?

   - Да, сэр, - раздался её неопределённый ответ.

   - Ты опять?! - возмутился я, угрожающе нацелившись куда-то в сторону комнаты вилкой.

   - Прости, Андрей, - быстренько поправилась она, и я успокоился, заодно мысленно погладил себя по голове - какой я замечательный генерал, оказывается, ну прям настоящий полковник.

   С наслаждением вдохнув вздымающиеся к небу ароматы коренного жителя страны волшебных драконов и тысячи тысяч оттенков вкуса, я торжественно пригубил сей божественный, будто посланный людям из великого и непознанного Космоса для их вознесения, одухотворения и достижения совершенства напиток и едва не поплыл. Всё закачалось перед моими глазами, окружающая меня обстановка сплясала джигу, лихо крутанула ляжками, ещё немного, и я бы брыкнулся на пол собственной кухни с блаженной улыбкой на лице от приобщения к пусть даже мизерной но всё равно завораживающей доли небесного богатства, плода любви Земли и Неба, над которым сплясал свой весенний танец красный дракон.

   К счастью для меня - пол у меня дома крепкий, выложен на кухне из тёплых мраморных плит, так что сей кратковременный полёт вниз привёл бы к возникновению немаленькой шишки - я вовремя очухался и схватился за стол, предупреждая падение, после чего помотал головой, взбалтывая мозги, и с уважением посмотрел на чай - надо признаться, отвык я от по-настоящему нормального чая, благо этот редко пью, лишь в исключительные моменты жизни.

   - Андрей, прости, но здесь вызов в режиме ожидания, - раздался мелодичный голос ЭлИн как раз, когда я после первой не слишком удачной попытки сделал ещё пару глотков, ощутил на губах долгоиграющее очарование мёда и расцвёл от наслаждения.

   - Кто посмел? - пробурчал я уныло, всё хорошее настроение мигом испарилось - я догадывался, кто мог позвонить мне именно сейчас и чего потребовать.

   - Капитошкин Зизольдий Гурабанович, - оттарабанила ЭлИн, и я громко с волчьим подвыванием зевнул - сразу захотелось спать, захотелось лечь в кровать, укрыться одеялом, свернуться в клубочек и мирно дрыхнуть триста лет, пока какой-нибудь принцессе не приспичит меня поцеловать. - Принять вызов?

   - Ну разумеется, - пожал я плечами. Даже на том свете я от этого плешивого динозавра, уверен, не отдохну. Зуб даю, он и там меня найдёт, чтобы как и при жизни озадачить проблемами, заплевать всё лицо и потребовать "Сокр-р-ратить!" и "Прекр-р-ратить!", жуя при этом свой вечно слюнявый язык... О! - меня осенило. - ЭлИн, милая, прими вызов, заблокируй видео-связь, оставь только звуковой канал и наложи на его линию звуковую матрицу "Рабочая атмосфера-3".

   - Как скажешь, - мурлыкнула она, и в ту же секунду я услышал недовольное ворчание, казалось, только проснувшегося и мучающегося с похмелья бассетхаунда.

   - Доброе утро, Зизольдий Гурабанович! - гаркнул я, делая несколько быстрых глотков и с наслаждением ощущая, как у меня внутри загорается солнышко, своим теплом согревая весь мой высококачественный ливер.

   - Доброе утро, Андрей, - пробурчал он ворчливо. - Что у тебя случилось? Почему так долго вызов не принимал? Опять спал?

   - Как можно, Зизольдий Гурабанович?! - воскликнул я возмущённо и провёл кончиком языка по губам, чтобы в как можно более полной мере ощутить уникальнейший привкус домашнего настоящего мёда, а не той пурги, что сейчас повсеместно продаётся и распространяется компанией "Синтефуд" под его видом. - Вот небольшая неисправность приключилась, я как раз её устраняю. Полночи, между прочим, устранял! Поэтому мне как Герою труда просто положен отгул за ударный труд на нивах частной собственности.

   - Ты совсем обнаглел, Преображенский, - вздохнул Капитошкин. - Может тебе ещё отпуск с двойной ставкой предоставить?

   - Был бы рад, - осторожно ответил я, зная, что у Старика собственные представления об отпусках и отгулах - по его глубочайше обоснованному всеми несуществующими законами на свете мнению работник должен боготворить работодателя за то, что тот даёт ему возможность на себя работать, а потому отпуск - это уже достаточная награда за его труд, который практически даже можно и не оплачивать.

   - Ты всегда всему рад, - обвиняющим тоном заявил этот "громозека". - И выключи, наконец, это дурацкое звуковое сопровождение, я и так знаю, что ты всю ночь дрых как коней продавши.

   Подумав немного, я решил не рисковать и послал мысленную команду ЭлИн, чтобы она отключила звуковую матрицу, твёрдо решив для себя, что за эту отповедь я Старику ещё подлостей в носки накидаю.

   "Чтоб к тебе в гости все родственники сразу нагрянули, - прорычал я мысленно, - чаю не дают попить спокойно. Изверг...".

   - Андрей, ты помнишь, надеюсь, что сегодня важная встреча? - спросил Капитошкин чуть спокойнее.

   "Восемь", - вздохнул я, мысленно подсчитав количество его вчерашних напоминаний.

   - Конечно, помню, Зизольдий Гурабанович, - ответил я как на присяге, которую в жизни никогда не давал. - Я уже, можно сказать, при полном параде...

   - Вот только попробуй заявиться сегодня на фирму как обычно: в куртке, рубашке и штанах спортивных! - рыкнул он строго. - Чтоб действительно при параде был!

   - Зизольдий Гурабанович, ну вы ко мне совсем как к малому дитяти, - обиделся я. - Чай не лаптем щи хлебаем, чай соображаем, что к чему.

   - На это и надеюсь, - сказал как отрезал. - Ладно, собирайся, я тебя жду на фирме через час.

   - Как через час?! - задохнулся я. - Встреча ведь через два с половиной часа!

   - Да, - подтвердил Старик, - но я тебя жду через час. Мне, прости, так спокойнее будет.

   - И это не обговаривается и не обсуждается, - добавил он как раз в тот момент, когда я хотел высказаться в свою защиту. - До связи, Преображенский. Жду тебя на фирме через час, - повторил он, будто издеваясь, после чего отключился.

   От негодования я вспомнил весь свой богатейший словарный запас нецензурной лексики, начатый ещё во времена Великой Зимы, как окрестили позже те жуткие холода, и до сих пор ещё не оконченный. Фразы и слова с языка срывались и простые, и витиеватые, я помянул всю родню Капитошкина, описал все их наклонности и характеры, после чего умолк и с минуту сосредоточенно сопел, стараясь придумать что-нибудь новенькое, потому как чувствовал, что набором из более чем десяти тысяч ругательств я всё накипевшее в душе не опишу, а то что опишу, будет слабым и тусклым оттенком картины, щедро разбавленным водой.