Фаза боя

Лена бросается к Сергею и начинает ощупывать рану, пытаясь определить, как глубоко вошла стрела и что она могла повредить. Но Брункас останавливает её;

—

Несите отрока в дом. Я вылечу его.

Лена с сомнением смотрит на колдуна. Но мы с Петром подхватываем Сергея и несём его в дом вслед за Брункасом. Сразу за дверями мы попадаем в большое светлое помещение.

—

Кладите его на лавку, лицом вниз, — распоряжается Брункас.

Мы укладываем Сергея, снимаем с него шлем и разрезаем одежду. Теперь я могу определить, что стрела вошла не глубже пяти или шести сантиметров. Но и это опасно.

Колдун накладывает пальцы вокруг торчащей из плеча стрелы и через минуту шепчет Лене:

—

Тащи.

Лена пожимает плечами и легко вынимает из плеча древко стрелы.

—

А наконечник? — с недоумением спрашивает она.

—

Он пока там. С ним будет особая работа.

Пучком сухого мха Брункас вытирает выступившую кровь, уходит в соседнее помещение и скоро возвращается с корзинкой и тремя горшочками. Всё это он расставляет на столе в определённом порядке. Лена внимательно следит за ним. Из корзинки Брункас достаёт змею, похожую на гюрзу, и сцеживает две капельки яда на край глиняной чашки. Бросив змею назад, в корзинку, он достаёт из одного горшочка белую массу и тщательно перемешивает её со змеиным ядом.

—

Что это? — спрашивает Лена.

—

Медвежье сало, — отвечает колдун, не прекращая своих манипуляций.

—

А почему такое белое?

—

А какое оно должно быть, если я его трижды выпарил, очистил и смешал с пчелиным ядом?

Лена замолкает, а Брункас из другого горшочка добавляет в смесь густую желтую жидкость, похожую на мёд, но без медового запаха. Взяв с полки холщовый мешочек, он отсыпает в чашку щепотку серого порошка и снова всё смешивает. Лена уже не задаёт вопросов, она просто с любопытством наблюдает за манипуляциями колдуна.

Из третьего горшочка Брункас ложечкой достаёт какие-то прозрачные желеобразные комочки и снова всё тщательно перемешивает. Из разных мешочков и горшочков, висящих и стоящих на полке, он отсыпает или отливает какие-то снадобья и все компоненты перемешивает в чашке.

Наконец смесь готова. Брункас снова пучком мха вытирает выступающую из раны кровь и залепляет рану густой белой массой, которую он приготовил.

Брункас налепил на плечо Сергея приличного размера лепёшку. Он накладывает на неё руки. Между растопыренных пальцев видно, что белая субстанция в центре наливается розовым. И от этого центра в стороны разбегаются ломанные как молнии нити или лучики. Центральное пятно темнеет, лучиков-прожилок становится больше. Постепенно розовеет вся белая лепёшка. На лбу колдуна выступает пот.

—

Ой! — тихо вскрикивает Лена.

—

Молчи! — тихо, но властно шепчет Брункас.

И тут я вижу то, что уже заметила своим профессиональным глазом Лена. Центральное пятно вспухает и из него медленно выползает наконечник стрелы.

—

Забери его, — говорит Брункас. — Теперь можешь ойкать сколько хочешь.

Он счищает с плеча Сергея окровавленную лепёшку и снова вытирает выступившую кровь пучком мха-сфагнума. Из остатков белой массы Брункас мастерит вторую лепёшку и тщательно заклеивает рану. Из котла, висящего над очагом, колдун набирает в чистую чашку горячую воду, всыпает в неё какие-то снадобья, размешивает и процеживает. Затем он за подбородок приподнимает голову Сергея и даёт ему выпить из этой чашки. Странно, но наш товарищ, находящийся без сознания, послушно выпивает всю чашку и снова утыкается лицом в скамейку.

—

Унесите его наверх, — говорит Брункас и идёт вперёд, показывая дорогу.

Мы относим Сергея в горницу на втором этаже и укладываем его на постель. Брункас кладёт свою руку Сергею на лоб, другой рукой берёт его за запястье и около минуты молчит.

—

Завтра он встанет здоровым, — говорит колдун. — А пока пусть спит. Не беспокойте его.

Перед тем как выйти из горницы, Лена производит с Сергеем те же манипуляции, что и Брункас. Пожав плечами, она говорит:

—

Он действительно завтра встанет здоровым. Абсолютно нет ни следов повышенной температуры, ни малейшей лихорадки. А и то, и другое в таких случаях неминуемо. Как ему это удалось, не пойму.

—

И не поймёшь, — неожиданно отзывается Брункас по-русски. — Ты, я вижу, тоже понимаешь во врачевании. Но у тебя свои средства, а у меня свои. Я в твоих не сомневаюсь, но и ты не сомневайся в моих. Но не проси у меня объяснений.

—

Это тайна?

—

Никакой тайны здесь нет. Если ты будешь рассказывать мне о своих средствах, я не пойму. И наоборот. Ты сама знаешь, легче сделать, чем объяснить. И искусство врачевания постигается годами.

—

Согласна. Я не буду просить объяснений. Раз взялся лечить, лечи. А я буду помогать, если нужно.

—

А ничего больше не нужно. Завтра он встанет здоровым. Только плечо еще будет два или три дня чесаться.

—

Феноменально! — Лена с восхищением качает головой. Мы с Леной закрываем дверь горницы и спускаемся на

первый этаж. Там колдун Брункас с помощью Наташи уже накрывает на стол. Жареное мясо, рыба, квашеная капуста и кувшины с пивом. Я на мгновение задумываюсь, как нам обращаться к колдуну. Полагаю, что он не столько колдун, сколько ученый человек. Ведь у змеи он взял только две капли яда, а не шесть. И вряд ли в целительную мазь он добавлял толченых тараканов.

—

Отец Брункас, — говорю я, когда мы усаживаемся за стол, — вы и русский язык знаете?

—

Я знаю все языки, на которых здесь разговаривают. А руссы жили неподалёку отсюда к полуночи, пока их не вытеснили туртаны. А вы разве из руссов?

—

Нет, мы пришли издалека.

—

То-то я смотрю. На руссов вы не похожи, а говорите на их языке. И шлемы на вас, и оружие, как у туртанов. Но и на них вы не похожи.

—

И то и другое мы сняли с убитых.

—

Вы убили шестерых туртанов?

—

Вообще-то, мы убили их больше. Но лишние комплекты оружия и доспехов нам были ни к чему.

—

Так вот почему эти собачьи дети гнались за вами.

—

Я смотрю, вы их не очень-то любите.

—

А за что их любить? Налетели, как саранча. И ведут себя, как саранча. Где ни пройдут, голое место остаётся. И порядки свои собачьи устанавливают. То, что они людей из десятка сёл в одно сгоняют, это еще полбеды. Понятно и то, что эти большие сёла они окружили своими кордонами и никому без охраны никуда отлучаться не позволяют. Это я понять могу. Не оправдать, а понять, поймите правильно. А вот то, что они женщин отделили от мужчин и что дети не знают своих родителей и тоже живут отдельно и им запрещено учиться грамоте, убей меня, не понимаю. То, что они всех кузнецов казнили, тоже не понимаю. И совсем уж не могу понять, зачем они разрушили все водяные мельницы и заставляют строить ветряки.

Мы с Леной переглядываемся. Из всего сказанного становится ясно, что здесь вовсю стараются «прорабы перестройки». А туртаны — это их наёмники, исполнители их воли. Везде одно и то же. А Брункас продолжает:

—

Они и нас, колдунов, истребить хотели. Даже разорили несколько скитов. Но мы оказались им не по зубам. Такого страху на них напустили, что они наши скиты теперь стараются обходить подальше.

—

А каких страхов вы на них напустили? — интересуется Лена.

—

Когда они захотели мой скит разорить, я загнал сотню туртанов в трясину. Там они все и остались. Двоих только я отпустил, чтобы другим рассказали. Так они не поняли и снова ко мне в гости пошли. Тогда я вокруг них лес запалил. Опять одного отпустил. Это уже подействовало. Больше они ко мне не суются. А мой сосед, Вилнар, тот сделал так, что они начали друг в друга из своих луков стрелять. А когда стрелы кончились, начали на мечах рубиться.