Битые козыри

— И ты можешь предвидеть дальнейший ход поединка? — спросил Милз.

— С большой долей вероятности. Интенсивность и частота импульсов у Финча шире, перебор вариантов идет у него быстрее. К тому же обратные связи Инта с фоном эмоций свидетельствуют о его хитрости. От него можно ждать уловок, которые захватят Пферда врасплох.

— С твоей помощью мы могли бы выиграть кучу денег, — сказал Милз.

Громовой рев потряс стены стадиона. На ринге произошло нечто фантастическое. Эрвин Финч словно только и ждал коронного удара своего противника. За неуловимую долю секунды он нырнул под руку, двинул головой в адамово яблоко Пферда и тут же, не дав тому опомниться, сорвал с его головы шлем вместе с густым пучком волос.

На трибуне бушевал ураган воплей, рычания, улюлюканья, грохота. Вскочив с мест, зрители потрясали кулаками, запускали электронные, пронзительно воющие устройства, глотали сразу по пять капсул с возбуждающим напитком.

— Так освобождаются от эмоционального перенапряжения, — пояснила Минерва. — На типовой голограмме без дифференцирующего анализатора трудно отличить расцветки удовлетворения и разочарования, гнева и радости, изумления и возмущения. Все смешалось в сумбурное пятно взрыва. В этом, кстати, одно из назначений подобных зрелищ — служить предо хранительным клапаном, выпускающим избыток накопившейся эмоциональной энергии. Теперь сложились условия для любых бессмысленных агрессивных поступков.

И опять, как по команде Минервы, завязались драки между соседями, сторонниками чемпиона и претендента. Пошли в ход примитивные, лишенные профессионального лоска, но достаточно болезненные приемы кусирвизма. Только вертолёты, патрулировавшие под куполом стадиона, меткими залпами укрощающего газа навели порядок.

— Можно выключить, — брезгливо поморщившись, сказал Лайт.

— Прошу задержаться, — предложила Минерва. — Необязательно смотреть на схватку, но голограмма может дать еще кое-что поучительное.

Бой на ринге вступил в завершающую фазу. Оторванное левое ухо Пферда уже покоилось в особом сосуде на столе арбитра.

Чемпион еще сопротивлялся и делал отчаянные попытки дорваться до носа претендента. Это был последний шанс уйти от поражения. Но Финч с победным ревом наносил удар за ударом, повергал чемпиона на пол, впивался в него зубами и ногтями и вот-вот должен был дотянуться до заветной цели — до второго уха.

— Физическая борьба и нанесение взаимных по боев — проявление вековечных инстинктов, — начала очередной экскурс в историю Минерва. — Инт совершал одну техническую революцию за другой, а Инс сохранял постоянную готовность пустить в ход руки и ноги. Кулак, как аргумент, остается неотъемлемым атрибутом цивилизации. Матч кусирвистов позволяет миллионам зрителей чувствовать себя соучастниками драки. Взгляните на букет поощряющих эмоций, которыми расцвечена голограмма. Как ярко светится удовлетворение от вида чужой крови, от лицезрения чужих страданий.

— Ничего не изменилось со времен древнейшей истории, — заключил Милз.

— Основа та же, — подтвердила Минерва, выключая изображение. — Хочу только отметить изменившуюся роль зрелищ, как заполнителей духовного вакуума. Эта роль была очень важной и полезной, пока основой бытия оставался осмысленный труд. Когда новейшая технология лишила человека возможности увлеченно работать головой и руками, время, отведенное ему для жизни, обнажилось и стало устрашающе пустым. Подобные зрелища призваны заполнить эту пустоту. Но они лишь на короткое время избавляют людей от скуки и ее производных — от тоски, отчаяния. А потом бесцельность и бессмысленность жизни становятся еще очевидней.

— Почему ты остановила свой выбор на этом пакостном зрелище? — спросил Лайт.

— Начинать нужно всегда с простейшего, — ответила Минерва.

— Пора нам научиться узнавать не приблизительное, а точное содержание мыслей, отпечатавшихся на голограмме. Мы должны читать слова…

Такая задача была поставлена перед Минервой вскоре после того, как она приступила к расшифровке первых человеческих голограмм. Настаивал на этом Милз. Лайт над ним посмеивался.

— Как тебе не терпится заглянуть в чужое окошко. Так ли уж важно знать, что думает господин X или госпожа У?

— В отношении некоторых могу сказать определенно: очень важно!

— А я уверен, что для решения нашей главной проблемы это не имеет никакого значения. Чтобы модель мозга будущего чева стала реальностью, гораздо важнее разгадать молекулярный механизм интеллекта. А подслушивать чужие мысли — это, в конце концов, некрасиво.

Доказать свою правоту Милз в свое время не мог, и Минерва не спешила с выполнением побочного задания. Только когда они сидели у голограмм Гудимена и Силвера, Кокера и Боулза, Лайт согласился, что знать смысл слов, которые в эти минуты произносятся, было бы очень полезно. Он уже смирился с тем, что изолировать лабораторию от вмешательства в грязные делишки людей не удалось. Как это ни противно, но придется часть времени уделять борьбе с негодяями, толкающими в пропасть весь мир. И он подтвердил Минерве, что расшифровка слов — дело, которое откладывать нельзя.

Но проходил месяц за месяцем, а ни одно слово по голограмме еще прочитано не было.

— Почему, — спрашивал Милз, — ты так быстро на ловчилась разбираться в том, что человек чувствует, и так медленно продвигаешься к разгадке того, что он думает?

Минерва никогда не обижалась и не удивлялась. Она терпеливо объясняла:

— Только потому, что с эмоциями гораздо проще. У всех людей они отмечены на голограммах примерно одинаковыми красками. Радость ребенка и старика, первобытного дикаря и образованного человека практически неотличима. То же относится к горю, гневу, боли и большинству прочих: эмоций. У каждого они могут вызываться разными причинами. И проявляются они бурно или сдержанно в зависимости от врожденных черт характера и воспитания. Но закодированы они в мозгу одними и теми же импульсами, и узнать их труда не представляет. Сложности возникают, когда происходит смятение чувств, когда отдельные эмоции борются за доминирующее положение или деформируются под воздействием внешних условий. Но и в таких состояниях мы научились разбираться. А мысль — совсем иное…