Игры Высоких

Ветер усилился. Стало очень холодно. Песня странствий все звучала, когда Грасс направил своего коня к выезду из мертвого поселка. Упругий воздух бил Андрею в лицо, когда рыцарь бросал в высоту крылатого зверя… Элизабет ехала рядом, ее длинные волосы развевались белым султаном. Она обернулась и помахала лейтенанту рукой.

Андрей смотрел им вслед. Силуэты всадников быстро уменьшались, кони несли их вверх и вверх по невидимой глазу дороге, в начинающее светлеть на востоке небо. Вот уже скользят над самыми верхушками деревьев… Еще немного, и они растворятся на фоне звезд.

– Облачная Дорога, – сказал лейтенант, его лицо было мокрым от непрошеных слез. Ему вдруг показалось, что он ошибся, сделал неправильный выбор.

Незаметно подошедший Симонов положил руку ему на плечо.

– Табор уходит в небо… – сказал он. – Вернее, уже ушел.

– Что? – спросил Комков.

– Ничего, командир. У лошадок даже крыльев нет. Если бы сам не видел, ни за что не поверил…

Андрей не отрываясь смотрел в небо. Его не оставляло острое чувство потери. Элизабет ушла… Сейчас она мчится по небесной тропе, что ведет между миров. А в Высоком замке ее ждет сестра, Темная Богиня, прекрасная и ужасная… Песня странствий, которой Грасс открыл Облачную Дорогу, позволила и ему украдкой взглянуть на огромный чужой мир…

Комков закрыл глаза и зло потер лицо руками, стирая соленую влагу. Он уже и забыл, когда в последний раз плакал. Кажется, когда мать получила похоронку на брата…

Он отказался, потому что не поверил, не воспринял слов Грасса всерьез. И Элизабет… Он не влюбился в нее, правда?.. Нельзя же влюбиться вот так, лишь перекинувшись с женщиной парой слов… К тому же с женщиной, из-за которой погибли многие, да и сам чуть не расстался с жизнью. Ведь он не мальчишка. Он солдат. Но отчего ему так горько?..

Хватит, сказал наконец Андрей самому себе. Что сделано, то сделано…

– Мы живы – это главное. – Лейтенант усилием воли сбросил колдовское наваждение.

У них еще много дел.

– Надо осмотреть вон те крайние дома, – сказал Комков.

– Зачем? – спросил Симонов.

Они медленно шли по улице. Поселок глядел на них слепыми провалами темных окон. Облачная Дорога закрылась. Ветер утих. Исчез неестественный холод. Остались два усталых, избитых солдата. Кажется, все кончилось. Или только начинается?..

– Элизабет попросила, – ответил Андрей.

– Так эту светленькую зовут Элизабет? А что она тебе еще сказала?

Вопросы так и сыпались из снайпера. Его интересовало все: о чем они беседовали с рогатым рыцарем, почему потом разодрались, кто такая эта Элизабет и что они вообще тут делали?..

– Блин, сроду этих сказок не читал, только детективы. А оно вон как бывает… – усмехнулся Олег, выслушав сбивчивые объяснения товарища. – Семейные разборки, значит… Кто прав, кто виноват – сам черт не разберет. А тут мы…

Снайпер искоса глянул на хмурого лейтенанта и легонько ткнул его кулаком в плечо.

– Брось, Андрюха, не кисни… Она, конечно, знатная киса, но… Что-то мне подсказывает, что Лиза вовсе не такая лапа, как кажется… Могла же она там, во сне то есть, предупредить тебя, чтобы мы не совались не в свое дело. Так ведь нет…

Комков неуверенно пожал плечами.

– И потом… Я ведь без команды стрелять-то в этого Грасса не собирался… – продолжил снайпер, не дождавшись возражений. – А когда закричали, меня словно кто под руку толкнул. Неспроста это…

Андрей опять смолчал. Он и сам задавал себе эти вопросы. Но ответа на них не было и, скорее всего, не будет никогда.

Они, не сговариваясь, остановились у крайнего дома. Тихо поскрипывала ржавыми петлями приоткрытая калитка. Андрею показалось, что он все еще различает запах горелого мяса. Он посмотрел в темноту, в сторону леса, туда, где погибла тройка бойцов, перекрывавшая здесь выезд из поселка.

– Надо будет потом посмотреть, что от ребят осталось, – глухо проговорил Симонов.

– Обязательно. – Андрей прекрасно знал, что они там обнаружат. Повидал уже… Он вспомнил гипнотический огонек фитиля, вжавший его в землю огненный вихрь. Только сейчас он по-настоящему осознал, как им с Симоновым повезло.

Во дворе, возле самой калитки, перегораживая вход, навзничь лежал труп. Андрей осторожно переступил через тело. Симонов, наклонившись, включил фонарь. Молодой парень в пятнистом камуфляже. Глаза широко распахнуты, лицо искажено последней мукой. Одна рука все еще сжимает цевье автомата. Приклад и рукоятка оружия заляпаны темной кровью. Луч света скользнул ко второй руке, высветил рассеченную кисть.

– Ага, – сказал Симонов себе под нос. – Парень, видать, на часах стоял, вот его и сняли аккуратно… Зажали сзади рот, первым ударом отсекли пальцы на спуске, чтобы не пальнул ненароком. Потом укол в сердце – и адью…

– А ведь сработал его душка Жан, – сказал Андрей. – А тот, с двумя мечами, которого мы свалили, на том конце поселка чистил.

Андрей подумал: кого надо было убить – так это Жана. Огненные стрелы метал именно он. Сволочь.

– Да, – согласился снайпер. – И знаешь… Резать-то их еще до стрельбы начали… А мы прошляпили…

Симонов выпрямился и осмотрелся.

– Абельмажинов оттуда должен был все видеть… – сказал он, оборачиваясь на обгорелый склон холма.

– Он, может, и видел, только сообщить не мог: связи-то не было. Да и Грасс все внимание на себя отвлек…

Комков бросил последний взгляд на мертвого часового.

– Пошли в доме поглядим, чего там эти ниндзя наворотили, – мрачно сказал он.

Лейтенант чувствовал, что ничего хорошего они там не найдут.

Дверь, против обыкновения, отворилась без скрипа, словно кто-то заботливо смазал петли. Желтый луч подствольного фонаря пошарил по грязному полу, осветил опрокинутый стул, пузатую бутыль в плетенке, из-под домашнего вина. В углу стоял старомодный пыльный буфет. На нем возвышался недопитый фужер с красным вином.

Симонов тихонько подошел, понюхал фужер.

– Уксусом пахнет… Как они эту дрянь пьют?

– Не нравится – не ешь, – ответил Комков.

Во второй комнате он у порога вляпался в большую лужу подсыхающей крови.

– Черт… – прошел торопливо вглубь, шаркая подошвами. За ним оставались темные размазанные следы. Ноги противно липли к полу.

Бездыханный владелец крови лежал рядышком, с перерезанным горлом.

– Вином, наверное, отравился, – предположил снайпер, освещая труп.

– Смешно, – отозвался Комков.

Кто-то почти отрезал бедолаге голову. Автомат парень схватить не успел – тот аккуратно лежал на скамье под распахнутым наружу окном.

– Постой, – внимание Андрея привлекли какие-то потеки на стене. – Посвети-ка туда, Олег…

На стене, на уровне чуть выше человеческого роста, было выведено крупными неровными мазками: «Tima idet».

– Чего-чего… – пробормотал Симонов, слегка прищурясь. – Тима идет, что ли?

– Или Тима, или… – Лейтенант вспомнил гравировку на ствольной коробке чужого автомата. – Писали латинским шрифтом русские слова… Может, «Тьма идет»?

– Ну, если по их правилам правописания латинская «i» в словах иногда заменяет наш мягкий знак… Тогда да. Все верно. «Тьма идет».

Симонов подошел поближе, внимательно разглядывая корявые буквы, потом осветил пол, что-то отыскивая.

– Кровушкой писали, – сказал он наконец. Световой овал остановился в углу на короткой палке с намотанной тряпкой. Тряпка была черной от крови. – Ручки, понятно, марать не стали… Интересно, кто это сделал? Парню, после того как ему горло располосовали, явно не до чистописания было…

«Элизабет», – хотел сказать Андрей, но промолчал. Он представил, как светловолосая красавица опускает импровизированную кисть в лужу еще не остывшей крови, потом выводит буквы на стене… Ему стало как-то не по себе. Она оставила знак. Но… Обязательно ли было это делать именно так?..

– Где-то здесь должна быть книга, – сказал он.

– Где – здесь? Что за книга? – поинтересовался Симонов. Он морщился, словно проглотил лимон без сахара. Все это ему очень не нравилось.