Игры Высоких

Андрей потихоньку начал приходить в себя.

– Где мой автомат? – спросил он. – И чего ты так колотишь меня по спине, от нее и так ничего не осталось.

– Ты горишь сзади, чудило, не чуешь? Вались тут, пламя надо сбить.

Сжалившись над людьми, редкий дождь усилился. Лейтенант, по-турецки скрестив ноги, сидел на земле. Чумазое лицо он подставил под холодные капли. Симонов тупо посмотрел на вязаную шапочку в своих руках и, подумав, натянул ее на голову. От шапочки поднимался пар.

– Слышь, Олег, – позвал Андрей.

– Слышу… Чего орешь? – вяло отозвался снайпер.

– У тебя башка дымится.

– Ну и хрен с ней…

Симонов уронил KAR-257, снял и бросил рядом СВД.

– Думал, все… Звездец…

– Мы с тобой теперь копченые кабаны… – Лейтенанта разбирал истерический смех. – От нас и головешек не должно было остаться, а мы только прокоптились. Представляешь?

Симонов вздохнул и растянулся на влажной земле. Андрей, помедлив, последовал его примеру.

– Голова кружится… – пожаловался он. – Блин, где же я автомат-то оставил?

После короткого приступа нервного веселья им овладела полная апатия. Ничего не хотелось делать. В голове царила блаженная пустота. Он удивленно смотрел в небо широко распахнутыми глазами. Погода в очередной раз поменялась. Дождь прекратился. Ветер играючи сдул тучи. Яркие звезды холодно и равнодушно взирали сверху на то, как двое чудом уцелевших людей валялись на заросшем сорняками огороде и никак не могли поверить в то, что они живы…

– Ну что, Олег, подъем? – спросил Комков.

– Подъем, – согласился тот.

Кряхтя, как старый дед, лейтенант поднялся на ноги. Симонов проверил оружие.

– Прицел на СВД, кажется, сдох, – сообщил он.

Снайпер достал свой любимый «Клин», с видимой неохотой сунул лейтенанту.

– Только попробуй потерять малыша, не расплатишься.

Андрей спрятал запасной магазин в нагрудный карман.

– Ну, двинулись, – сказал лейтенант, по-ковбойски сжимая водной руке «Клин», в другой – «стечкина».

Закопченные развалины злополучного сарая курились серым дымом и сильно воняли мокрым пеплом. Перебегая, Андрей обогнул их по широкой дуге. Прижался плечом к еще теплому камню забора. Настороженно огляделся. Сделал знак снайперу следовать за ним.

Что-то было не так… Андрей не сразу понял, что именно его насторожило. Рядом, приглушенно сопя, присел Симонов.

– Почему там так светло, Олег? Вроде бы ничего уже не горит…

– Что-то светится… Как раз за тем домиком, где жмуры… – Симонов смотрел через прицел своего KAR-257.

– Движемся вон к тому дому, аккуратно.

Андрей первым перемахнул через забор. Рывок отозвался тупой болью во всем избитом теле. Похоже, ему скоро снова понадобится промедол. Подошвы десантных ботинок изредка оскальзывались на мокрой траве. Пригибаясь, лейтенант скользнул во двор дома и укрылся за корпусом мини-трактора. Кто-то стащил у трактора передние колеса, и теперь он, сев на переднюю ось, возвышался рядом с распахнутым зевом похожего на небольшой ангар гаража. Входная дверь дома была сорвана. Симонов, согнувшись в три погибели, чтобы не заметили с улицы, вошел внутрь.

Дожидаясь сигнала товарища, Комков настороженно крутил головой и прислушивался к каждому шороху. Непонятный голубой свет беспокоил его. Временами ему казалось, что он различает чей-то шепот, где-то совсем рядом… Смысл слов ускользал в невнятной скороговорке. Словно трехлетний малыш, сглатывая труднопроизносимую букву «р», пытается что-то настойчиво объяснить взрослому дяде, зовет его куда-то… Лейтенанту вдруг стало не просто тревожно, а жутко. Он отчетливо представил себе съежившееся под забором маленькое тельце. Ребенок замерз, ему страшно и одиноко, и он не знает, где искать маму. Почему никто не поможет ему?

– Стой, ты куда?

Лейтенант вздрогнул от окрика и пришел в себя. Он стоял возле самой калитки. Оружия в руках не было. Симонов смотрел на него с недоумением.

– Что с тобой, ты чего – сдаваться надумал?

Комков судорожно сглотнул и опустился на корточки. Где-то тут плакал ребенок. Хотя нет, он не плакал, а…

– Ты куда малыша моего дел, Маша-растеряша? – Симонов только сейчас заметил, что его руки пусты. – Черт, как знал, что нельзя тебе его доверять…

Симонов включил боевой фонарь и принялся за поиски своего любимца. Комков безучастно наблюдал за его действиями. Он помнил и видел другое…

…Здание школы было старым, типовой советской постройки, очень похожим на ту школу, что несколько лет назад закончил Андрей. И от этого сходства было как-то не по себе. Подвал был высоким, просторным. В той школе, из другой, мирной жизни, подвал был целым миром, в котором чего только не было: и небольшая кустарно оборудованная качалка, и тир, и маленькая лыжная база, и «кабинет» военрука Ивана Васильевича, с диваном и столиком, где тот каждую субботу, запершись с учителем физкультуры, пил водку. В этой же школе, верхний этаж которой был почти полностью разрушен артиллерией, подвал был темным, захламленным местом, которое надо было проверить на наличие недобитков.

Желтые пятна света метались из стороны в сторону, освещая то серый бетон стен, то обитую металлом дверь с крупной надписью «Электрощитовая», одетых в противогазы людей и ядерные грибы на мрачных плакатах ГО, [14] задерживались в подозрительных углах и закутках. Стволы автоматов, готовые плюнуть горячим свинцом, настороженно следовали за ними.

– Кажется, пусто, товарищ лейтенант. – Абельмажинов блестел шальными, еще не остывшими от боя глазами. – Те четверо в спортзале были последними, точно говорю.

– Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, идите сюда, – позвал голос Сахипова.

Тусклый свет – батарейки фонаря пора менять – выхватил из темноты толстые трубы отопления с изодранной теплоизоляцией, кучу тряпья под ними и широко распахнутые испуганные глаза на бледном лице. Девочке было лет пять, не больше. Черные волосы спутаны. Поверх когда-то красной кофточки натянута рваная засаленная куртка неопределенного цвета.

Тихонько выругался и куда-то отошел Симонов.

– Не светите ей в лицо, пугаете же, – попросил Комков.

Он аккуратно поднял ребенка и усадил на торопливо пододвинутый Сахиповым ящик.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Девочка долго молчала, напряженно разглядывая лейтенанта, потом сказала:

– Алина…

– А где мама, мама твоя где, Алина?

Девочка подумала и сказала:

– Ее дяди бородатые увели… А мне велели тут сидеть…

Глаза девочки были сухими. Видимо, она уже выплакала все слезы, какие могла.

– Давно ты тут сидишь? – спросил лейтенант.

– Давно…

Абельмажинов достал оставшуюся от сухпая [15] плитку шоколада. Девочка, забыв про «спасибо», с серьезным, недетским выражением изможденного лица взяла пальцами с черной каймой под ногтями предложенное лакомство и торопливо сунула его в рот. Она была очень голодна. Появившийся откуда-то Симонов поманил лейтенанта рукой.

– Что, Олег?

– Мать ее там. – Симонов кивнул головой в глубь подвала. – В тире маты постелены… Лучше не смотреть… Не сразу убили, суки…

Комков оглянулся на девочку. Абельмажинов присел рядом, осторожно гладил ее по голове, что-то ласково приговаривая по-татарски…

Девочка наверняка слышала все, что эти ублюдки творили с ее матерью. И сидела здесь… Потом наверху звучали выстрелы, гремели взрывы, там кричали, умирая, люди и нелюди, а она сидела в этом укромном закутке, в кромешной тьме… Что творилось в ее крохотной неокрепшей душе? Какие кошмары посещали ее здесь?

– Воины джихада… Твари… – Симонов в сердцах треснул кулаком по двери теплопункта.

Девочка вздрогнула от внезапного шума. Абельмажинов обернулся, с укоризной покачал головой.

А лейтенант пожалел, что они подарили нескольким захваченным боевикам быструю и легкую смерть…