Первая Солнечная. Всю власть Совету! (СИ)

====== VII. Тихое утро... Крошащиеся астероиды... ======

266 г.о.К., ** декабря, 2:19. Пояс астероидов, удаление от Солнца – 3,1 au.

Одинокий Роуквал с остывшим двигателем висел, как бабочка над цветком, около крупного, почти километрового, астероида. Космическую тишь, бесконечную и вечную, как сама человеческая мысль, почти ничто не нарушало, хотя добывающий комплекс, находившийся в боковых сегментах Роуквала, работал на полную мощность — автоматизированные установки добычи функционировали как положено, выкапывая по десятку кубометров тёмной, рождённой и заботливо спрятанной в камни волей самой Галактики руды, за минуту. Их было десять штук, и как их нужно было сложить, чтобы все они могли поместиться в боковые модули корабля, его пилот не знал и знать не особо хотел. Новёхонькое оборудование позволяло Ирналю, тому самому пилоту, заполнять за пятьдесят минут трюм объемом в пятьсот кубов уже переработанной и подготовленной к использованию рудой. Роуквал был индустриальным кораблем третьего поколения с расширенным грузовым отсеком и более мощным реактором, но добывающий комплекс мог функционировать только в развернутом состоянии. Это было довольно логично — индустриальные корабли нулевого поколения, ещё довоенные, часто страдали от отрыва “конечностей” про перелётах на гиперускорении от столкновений с разнообразной пылью. Габариты этого титана ресурсодобычи — четыреста метров в длину, тридцать в толщину и семьдесят пять в ширину — были очень крупными по сравнению с боевыми кораблями Земного и Лунного Флотов, и лишь немного больше предыдущих индустриальных кораблей, частенько называемых индусами. Несмотря на кажущуюся простоту исполнения по типу “нажми кнопку и иди пить чай с печеньем”, служба на рудокопах была донельзя утомительной — нужно постоянно контролировать функционирование добывающего комплекса, модулировать лазеры, сканировать астероид в поисках более хороших мест и многое другое. Подобные действия, несмотря на монотонность, требовали очень больших усилий, и даже интерпретатор иногда перегорал от гигантского количества информации, проходящего через него. Последним минусом добычи минералов в астероидном поясе было однообразие. Каждый день одно и то же — это тебе не по марсианам стрелять! Ирналь тоскливо вздохнул, и вздох перешел в отчаянный зевок. Тишина космоса, удобство мягкого кресла, сделанного, чтобы максимально компенсировать перегрузки, и скукота работы создавали идеальную среду для крепкого, здорового сна. Жестоко задушив на корню желание спать — будешь спать, ничего в свою смену не успеешь добыть, а иначе зачем все эти тяготы вдали от дома? — пилот отрезал лазерами очередной кусок от астероида и ловким движением руки аккуратно подцепил его “пылесосом” — хитрым устройством, затягивавшим в себя всю материю, находившуюся перед ним. Центр переработки загудел, с легким треском перемалывая руду и прессуя её. Весь мусор отсеивался между стадиями и выбрасывался наружу, где становился космической пылью, тусклым серебристым облаком, обвивавшим астероид, и красиво блестящим в лучах далёкого Солнца. Это можно было бы назвать красивым зрелищем, не будь оно столь бездушным. — Ещё пару таких кусков, и можно наводиться и прыгать, — радостно, но очень устало пробормотал шахтер. Всё-таки восьмичасовая вахта в одиночестве давит на психику, подумал Ирналь, облизывая высохшие губы. Он снова задумался, что же сподвигло его много лет назад променять более-менее комфортное житьё на Земле на пресловутую “романтику космоса”. Ничего в космосе романтичного не было — вечные бескровные, но оттого не менее жестокие схватки, обломки кораблей и глухая к мольбам умирающих пилотов обеих сторон черная пустота. С тоской шахтер вспомнил Землю с её тундрой, которая была и то более живой и гостеприимной, чем самые красивые звезды, подмигивающие сквозь клубящееся облако, манящие своей недоступностью, но мёртвые и бесчеловечные. Как же ему хотелось поскорее вернуться... Сняв шлем, Ирналь потёр смыкающиеся веки подушечками пальцев, заморгал, и, надев шлем обратно, уныло посмотрел на датчик топлива. Если ему так хотелось поскорее отвезти руду на Луну и полететь в отпуск на Землю, нужно было торопиться. — Хм, топлива хватит? — спросил он самого себя, вновь рассеивая тишину кабины. Он размял плечи и пару раз взмахнул руками, прогоняя сонливость, и не сразу смог сосредоточиться на осточертевшей работе. — Отлично, уровень топлива — сорок восемь процентов, можно ещё четыре-пять потратить. Добывающие установки опять ненадолго пришли в действие. Когда от жилы осталась только воронка диаметром около десяти метров и глубиной метра три, Ирналь наконец с облегчением решил, что уже пора готовиться к прыжку. Он щёлкнул тумблером, и комплекс стал плавно складываться и убираться под крышки боковых сегментов, напоминавшим крышки пусковых установок для ракет. Интересно, совпадение ли это?.. Развернувшись к Кольцу, Ирналь активировал прыжковую последовательность. Сверхчувствительные антенны дальнего радиуса действия выдвинулись из симметричных блоков по бокам от кабины и послали широко модулируемый сигнал, определяя, есть ли препятствия на пути прыжка. Не обнаружив ничего особенного, кроме очень слабых искажений, Роуквал автоматически свернул антенны и запустил прыжковый двигатель. Тот мгновенно съел сорок процентов топлива, включая гравикомпенсаторы и разжигая двигатели. Ирналь поудобнее устроился в противоперегрузочном кресле, мысленно и морально готовясь к прыжку — физически это было попросту невозможно. Ровно через пять минут и тридцать секунд Искра впрыснула ему дозу обезболивающего в три четверти от максимально безопасной, а еще через тридцать секунд реальность поплыла, размазываясь по стенкам коридора, в самом центре которого находился Ирналь. Звезды едва заметно задвигались в такт неслышимому, но где-то там существующему вою гиперускорителя, создавая причудливый рисунок, но пилота он сейчас не очень интересовал: его вдавило в кресло с такой силой, что, казалось, мужчину сейчас разорвет пополам, и задняя часть так и останется вделанной в кресло, когда он поднимется. Придя в себя от такой встряски примерно на середине прыжка — бортовая электроника не могла достучаться до внешнего мира сквозь дважды искорёженное время — Ирналь чуть улыбнулся. Путешествие, кажется, проходило нормально, звёзды всё так же за мерно покачивались, и теперь у него было несколько десятков минут, чтобы умиротворенно понаблюдать за ними и, быть может, вздремнуть. Конечно, несмотря на огромное количество обезболивающего, он чувствовал себя так, словно побывал несколько секунд под огромным гидравлическим прессом — во всем теле чувствовалась тяжесть, поначалу пилот не мог даже пошевелиться, а внутренности саднили. Впрочем, Ирналь привык, ему было не впервой — скоро, когда он долетит до Кольца, Искра доведет корабль до ангара, а там пилота отвезут в медблок, и через пару часов он снова будет в полном порядке. Куда приятнее было сейчас думать о том, что за отлично обработанную руду можно будет ухватить премию, а то и отпуск, что не так уж и плохо по сравнению с военными, особенно если учесть, что Ирналь практически не рискует собой. Эту его мысль явно услышала коварная высшая сила. Решив наказать наивного шахтера, она своей невидимой, но твердой рукой создала сбой в программе, и корабль резко остановился. Ирналь не успел даже подумать, как его рвануло вперед, смачно и с хрустом припечатав об переднюю панель.

Некоторое время спустя мужчина пришел в себя на полу кабины. Первым делом пилот взглянул на медицинский анализатор — тот не показывал никаких значимых повреждений в организме, кроме сломанной ноги да пары трещин в рёбрах. Он встал, с большим трудом и очень осторожно, цепляясь руками за подлокотники пилотского кресла — перелом ноги был открытым, она ужасно болела и кровоточила: большая берцовая кость, обломавшись в верхней трети, вылезла наружу, прорвав мышцы и кожу, и грозилась пройти сквозь скафандр, что было чревато заражением, несмотря на недавно выстиранный комбинезон. Справившись с погрузкой самого себя в кресло, шахтер, мысленно кляня тот день, когда подписался на эту не самую приятную работу, решил выявить причину остановки, в перспективе приносящей ему очень много неприятных минут, и осмотрелся. За маленьким стёклышком кабины виднелся большой рейсовый транспорт, раскуроченный до неузнаваемости, и окутанный характерным белым облаком застывшего воздуха, неподвижно висящий в пространстве, но не подающий никаких сигналов бедствия. Посреди пустой черноты он казался каким-то чересчур неправильным, ненужным элементом на картине футуриста. В нём наблюдалось несколько особо больших дыр — легко можно было сделать вывод, что если где и сохранилась атмосфера, то только в загерметизированных отсеках. — Странно, хоть кто-то должен же был включить аварийку, не могли же они там погибнуть все, — тихо пробормотал пилот. Не сказать, чтобы такая картина была в космосе очень большой редкостью, ведь марсиане любили всячески портить жизнь землянам, но отсутствие сигнала внушало тревогу, хватающей за сердце безжалостными стальными пальцами. Да и к тому же не было видно характерных оплавленных полос, а только непонятные выбоины, казавшиеся почему-то ржавыми, что не добавляло понятности ситуации. — Надо бы его просканировать... Ага, а вот и маркеры жизнедеятельности. Так, вторая палуба, первый проход, начало, — он вздохнул, подготавливаясь, и прошептал самому себе: — А нууу... Чики-брики... Шахтёр очень быстро принял единственное морально правильное в этой ситуации решение. Развернув добывающий комплекс, он крайне аккуратно, едва двигая рукой, вырезал конус из обшивки, постоянно сверяясь со схемой транспортника — ошибка грозила последствиями разной степени тяжести, от трещины в вероятно герметичных отсеках до взрыва реактора. Из проделанного отверстия вырвалось ещё немного корабельной атмосферы, оформившейся в кажущееся почти живым облако, и Ирналь с удивлением увидел в одном из коридоров два неподвижных, изломанных тела в пилотских скафандрах цветов ЛА, лежащих за самодельной баррикадой. Вокруг них виднелись следы от довольно мощного плазменного удара, но они, судя по сигнатурам, были едва живы. Мимолётом отметив, что топлива на борту осталось всего чуть меньше пяти процентов, Ирналь взял себя в руки — ещё ни разу ему не приходилось таскать не руду, а живые тела, и он боялся что-нибудь сделать не так. Он аккуратно подтащил тела “пылесосом” практически впритык к аварийному шлюзу, надеясь, что плазма не повредила скафов выживших, в ином случае они прямо сейчас дополнительно травмировались холодом и отсутствием атмосферы. Переведя скаф из режима “атмосферный” в “вакуумный”, пилот запустил открытие шлюза и поспешил к нему, отталкиваясь от скоб, приваренных к стенкам. Откачав всю атмосферу в тамбуре, корабль открыл створки, и Ирналь еле-еле, несмотря на свою ногу, которую нельзя было успокоить обезболивающим — слишком велика была вколотая до этого доза — затащил пару внутрь. Аккуратно уложив тела в медкапсулы — вот и пригодилась невесть когда поставленная запасная! — пилот вернулся в кабину, к управлению кораблём. Мужчина дистанционно активировал защитные контуры реактора транспортника — всё-таки на нём успел прийти в действие режим чрезвычайной ситуации — попутно удивившись, с чего это вдруг они отключились, и ввел программу на хотя бы частичное восстановление обшивки и герметизацию, если это ещё было возможно. Корабль не реагировал — реактор лишь заблокировал двери и находящаяся на последнем издыхании Искра отдала приказ на полную эвакуацию ввиду отсутствия живых офицеров на борту, попутно отстреливая баки с рабочим веществом и чёрные ящики. Ирналь, не желая больше рисковать, ухватил всё ценное “пылесосами” и встал ненадолго в разгон к Кольцу. На десяти километрах он включил реверс и, полностью остановившись в двадцати километрах, запихнул компактные банки данных в шлюз. Затем, выйдя в открытый космос, и соединил топливопроводом полупустые баки с транспорта с пустыми своими, включая перекачку к себе. Наконец, когда накапало сорок с мелочью процентов рабочего вещества, он отстрелил шланг и перешёл в гиперускорение — транспорт сигнализировал о скором взрыве реактора — надеясь, что переживёт это.