Кочевники (СИ)

— Пойдем Чойжи, — попытался увести того ягычи.

— Я могу, и отсюда насладится дивным зверем, — проговорил батыр, не обращая внимания на тысячника.

— Это не зверь, — проворчал гонец, поняв, что от любопытного воина ему не отделаться, — а механизм созданный мудрецами. На нем можно перемещаться на местности куда быстрее, чем на лошади. В его теле заключены души коней наших предков.

— И сколько? — полюбопытствовал Чойжи, понимая, что у него появился хоть какой-то шанс найти общий язык

— Пять.

Кайрат улыбнулся. Он заметил, что батыра не интересовало, как тех удалось загнать внутрь этой железной повозки с двумя колесами. Удивительно, поразился ягычи, как такая странная конструкция держала равновесие, не опрокидываясь на бок.

— А как он работает? — не унимался между тем Чойжи.

Гонец замялся, казалось, что он и сам не знал ответа на этот вопрос. Принцип действия всех механизмов, что были созданы мудрецами на протяжении всего времени, с тех самых пор, как в этой местности оказался улус Джучи, хранился в секрете. И этой тайной владели только шаманы. Между тем гонец взглянул сначала на Кайрата, а потом на Чойжи, собрался было уже ответить батыру. Да вот только ягычи не суждено было услышать его ответ. Подбежал охранник хана.

— Ягычи! — Произнес он, кланяясь, — Хан требует тебя к себе.

Кайрат-бек вынужден был оставить Чойжи. Почти бегом, чтобы не гневить хана Урнура он добрался до шатра. У входа остановился, отдышался, поправил мундир и вошел внутрь.

— Хан? — проговорил ягычи, подходя к повелителю и опускаясь на колено.

— Небеса хотят, чтобы ты отправился со мной в Джучистан, — проговорил правитель улуса.

Кайрат невольно улыбнулся. Он заметил, что его реакция на слова хана не осталась незамеченной. Урнур встал, подошел к ягычи и дотронулся до плеча.

— Я не знаю, что хотят предки, — проговорил он, — но я бы наделся, что ты не изменишь мне, мой верный ягычи. Готовься к поездке в столицу планеты и возьми с собой самых преданных людей. Дорога будет долгой, а у нас нет механизмов, способных преодолевать расстояния так же быстро, как шаламгай гонца великого хана. А теперь ступай.

Кайрат вышел из шатра, не зная, что и думать. Он никогда и не мечтал оказаться в столице — славном городе Джучистане. Лишь только во сне ему иногда снилось, что въезжает он в городские ворота на белом коне в окружение доблестных минганов. Ягычи взглянул на Чойжи, тот все еще беседовал с гонцом. Вот только теперь батыру удалось приблизиться к шаламгаю ближе. Казалось чуть-чуть и воин Великого хана, дозволит Чойжи коснуться механизма рукой. Вот только этого не произошло. Увидев, вышедшего из шатра ягычи, батыр прекратил разговор. Направился к Кайрату.

— Собирайся, — молвил тысячник, когда тот подошел, — завтра выезжаешь вместе со мной в Джучистан.

Чойжи удивленно взглянул на ягычи.

— Хан Урнур берет меня с собой в столицу. Просил подобрать преданных людей.

Батыр заулыбался.

Ширэ Джиладкан вот уже пятнадцать дней находился в городе. Для этого он уговорил хана Улукбека снять для него небольшой домик, где-нибудь на окраине и предоставить ему для охраны кешикетов. Мера была вынужденная. Горожане, прознав, что нищий пророк не покинул пределов Джучистана, отыскали того. Если бы не арбаны, круглосуточно стерегшие все подступы к жилищу дервиша, то на узких бы улицах было бы не протолкнуться. Вечером второго дня глашатай зачитал указ хана. Улукбек грозил смертной казнью каждому, кто нарушит покой пророка. Правитель сам пытался пригласить Ширэ Джиладкана к себе во дворец, но тот побывав во дворце пару раз больше туда не спешил, особенно после того, как хан попытался уговорить того узнать у духов, какую из наложниц ему взять к себе на ночь. Дервиш тогда выругался, назвал Улукбека глупцом, плюнул и проворчав:

— Больше моей ноги у тебя, до приезда твоих детей, не будет.

Ушел.

Хан Улукбек сначала вспыхнул. Орал, что отрубит нищему голову, затем кричал, что уберет у него арбанов, и лишь только после разговоров с суйбаши, оставил пророка в покое. Тому удалось убедить правителя, что Улукбек вряд ли найдет на всей планете человека способного общаться с предками.

— Остынь, не горячись. Казнить всегда успеешь. Но помни, — молвил суйбаши, — духи предков могут запросто отвернуться от тебя и от твоих потомков. Вспомни слова дервиша.

Страх перед предстоящим вторжением демонов, заставил правителя остыть.

— Убедил, — пробормотал он.

Между тем сам Ширэ Джиладкан не вел уж такой замкнутый образ жизни. Он уговорил буюрука — начальника стражи, пару раз выполнить его просьбу. Сперва тот вынужден был съездить за городским астрономом, а затем отправить человека к главе гильдии ремесленников. О чем говорил в те разы дервиш с гостями поручик так и не узнал. Астроном вышел каким-то озадаченным с какой-то странной вещичкой в руках. На следующий день по городу прошел слух, что китаец закрылся у себя в обсерватории. Больше, вплоть до приезда всех трех сыновей хана Улукбека, дервиш досаждать буюруку не стал.

На следующий день Великий хан приказал созвать, на пятый день пребывания сыновей в городе, Курултай. Повелел прийти на него предстателей почти все гильдий города. Пройти заседание должно было в огромном круглом зале, где, как раз напротив входа, охраняемого двумя тургаудами, стоял ханский трон. По правую руку от него два кресла: одно предназначалось для хатун, раньше его занимала любимая жена Улунбека, но с ее смертью право на нем сидеть перешло второй супруге, второе верному суйбаши. С левой стороны кресла: для третьей жены (матери Урнура) и дервиша. От ханского трона к дверям широкий проход, по сторонам которого располагались: ханы улусов, судьи, шаманы, министры, мудрецы, ягычи, сотники, с десяток руководителей кешикетов, принцы и принцессы (совершеннолетние дети хана Улукбека от наложниц, не претендующие на власть на планете), затем сами наложницы и представители гильдий.

С наступлением пятого дня, народ стал стекаться во дворец с самого утра. Первыми стали прибывать горожане, затем жители дворца. Самыми последними во дворец прибыли астроном Ван Тие Мин и дервиш.

Астроном, как и многие его соотечественники, был потомком тех китайцев, что волей самого Чингисхана были приписаны к улусу Джучи. Оказавшись на незнакомой планете именно они, да еще арабы, воспротивились принять кочевой образ жизни. Слава небесам, что сын Тимуджина оказался человек разумный, препятствовать не стал.

Сам же Ван Тие Мин был строен, как стебель бамбука. Выглядел молодо, хотя и являлся ровесником Ширэ Джиладкана. Ходил слух, среди ученых мужей города, что прадед Лю Ши Мин привез с собой на Ченгези в свое время с десяток корней женьшеня и несколько черенков тутового дерева. Растения удачно адаптировались в незнакомой почве. Отчего не было ничего удивительного в том, что большая часть китайцев предпочитала облачаться в традиционные для них шелковые одеяния.

У Ван Тие Мина была длинная, как крысиный хвост коса и маленькая бородка.

Неожиданно дервиш притормозил астронома на балконе, и, дождавшись, когда последний принц скрылся за дверью, спросил:

— Что скажете, уважаемый Ван Тие Мин?

Астроном удивленно взглянул на пророка. Легкий ветерок загулял в его голове, и тому на мгновение показалось, что он вот-вот сорвет с его головы шапочку. Прижал ее рукой.

— Вы изучили тот прибор, что я вам принес? — Полюбопытствовал дервиш.

— Изучил. Странная вещица и довольно любопытная. Вы так и не ответили в прошлый раз, уважаемый Ширэ Джиладкан, откуда она у вас?

— Мой ответ, то, что его мне дали духи предков вас не устраивает?

— Увы, нет. Я человек ученый, а для простых кочевников — джадугяр.

Дервиш усмехнулся. На колдуна, стоявший перед ним астроном не походил, скорее на обычного мудреца. Ван Тие Мин способен овладеет приборами и механизмами, что иногда давали своему народу предки, но вот общаться с ними, увы, не мог. Только хороший шаман да дервиш мог именовать себя — джадугяром.