Ностальгия

— Папочки?

— Я не сказала тебе тогда, извини. Мой папа служит в военной разведке.

— Дела… Моя возлюбленная — дочь шпиена…

— Перестань, Ивен, — морщится она досадливо, — Пожалуйста…

— А как же Император?

— Что Император… Это всего лишь человек. Есть еще аппарат, который анализирует ситуацию и готовит решения. На определенном уровне проводится лоббирование и все — ситуация под контролем. Все на высшем уровне. Все при своих интересах. Шеридан становится единым и более управляемым — Император доволен. “Дюпон” — глотает конкурента и растет, как на дрожжах, единая политика цен, полный контроль над экспортом. Вот такая тут главная стратегия, дорогой мой сержант.

— Так это что получается — слили нас?

— Еще как слили, милый. Ты не думай об этом — голова сразу заболит…

— Уже болит!

— Вот-вот. Думать не надо, блокировка включится. Только не спи сейчас. Ее обойти можно, просто повтори это про себя, гнев свой прочувствуй. Запомни его и не думай. Просто помни. Помни — нам с тобой отсюда выбраться надо. Любой ценой. Я люблю тебя. Я хочу с тобой быть. Мы что-нибудь придумаем, когда выберемся… — она мнет мои пальцы.

Мне неловко отчего-то. Все, о чем она говорит, мимо меня проходит, не оседая. И я сделать с этим ничего не могу. И не хочу. Может, оттого это, что голова трещит и в сон клонит немилосердно?

— Я тоже тебя люблю, милая, — говорю я и целую ее в щеку.

И тут же понимаю, что со мной не так. Умом я понимаю, что хочу с ней быть, что тянет меня к ней. А внутри — исчезло что-то. Знаю точно, что оно было — и вдруг нет теперь. Пустота. Я пугаюсь этого состояния. Прижимаю Шар к себе. Заставляю себя злиться, убеждаю зачем-то — у меня ведь нет никого, кроме нее. Трусь носом о ее висок. Надеюсь, что это пройдет от ее близости.

— Я тебя не чувствую, — внезапно говорит она, бездумно глядя перед собой. Обнимает меня, шепчет жарко на ухо, — Они и тебя обработали, сволочи. Мы с тобой разные детали. Из разных машин. Работать порознь должны.

Слезинка катился по щеке моей железной леди. Я глажу мягкий ежик ее волос. Я не знаю, что ей ответить.

— Я больше не хочу быть частью машины, — говорит она, всхлипывая. Повторяет, как заклинание, — Я люблю тебя, Ивен. Слышишь? Люблю…

— Успокойся, тростинка моя. Не плачь. Ты же офицер, не забыла? Я тоже тебя люблю, — лгу я.

“Доброе утро, Тринидад! В эфире военное радио “Восход” и ваша ведущая — Шейла Ли. Новость дня — Ее высочество принцесса Криста и ее двор прибыли на Шеридан для того, чтобы продемонстрировать войскам свою поддержку и выразить восхищение их мужеством. В свите принцессы несколько фрейлин — победительниц межпланетных конкурсов красоты. Надеюсь, наши доблестные морские пехотинцы и летчики не сдадут своих позиций перед очарованием представителей двора Ее высочества.” — бодрое щебетание вызывает у меня глухое раздражение. Я думаю о Шармиле. Хотя, казалось, не ко времени совсем. Но прежнего чувства, когда я отрываюсь от земли, ощущая тепло ее тела, нет как нет. Может, и к лучшему оно.

Выставив гусеницы, бултыхаемся по оврагам и камням. Топтун то и дело бьет куда-то из пушки. Время от времени по корпусу пробегает дрожь от очереди минигана.

— Топтун сегодня й muito халявы огребет. Так и шпарит! — подначивает Мышь.

Словно в ответ снова бухает орудие.

— А как по-туковски “халява” будет? — спрашивает Кол.

— “O muff” — отвечает Мышь.

— А “трахаться”? — не отстает Кол.

— “Faзa exame de minha parte traseira”.

— Такое короткое слово и так длинно переводится? — сомневается Кол.

— “Отымей мой зад”, вот как это переводится, — хохочет Гот.

Наш гогот, наверное, слышен снаружи. Пищит такблок. Люки распахиваются и мы — грязные, злые, невыспавшиеся, валимся наружу и рассыпаемся среди развалин горящих домишек — мы вышли с юга к предместьям Олинды — рабочего пригорода Ресифи. Наконец-то мы догнали своих. Второй полк в полном составе охватил город полукольцом. Наша задача — очистить его, выдавить повстанцев в поле. Беженцы, у кого хватает ума и сил, валят прочь сплошным потоком. Наши штурмовики то и дело проскакивают на пробу над самыми крышами. Беспилотники огневой поддержки уже что-то куда-то кидают, снизу огрызаются, от коротких плоскостей отлетают куски, дым встает над крышами — разминка. Мы пробуем городишко на зуб. Воздушные разведчики гонят потоки данных, сеют “мошек”.

— Трюдо, тебе пополнение. Принимай! — Сото.

— Есть, сэр!

Крепенькая девушка в новой броне бежит ко мне, втянув голову в плечи. Прячась за забором, отдает мне честь. Ничего особенного — ни то, ни се. Кость широкая, правда, выносливая бабенка, должно быть.

— Сэр, рядовой Рыба! Прибыла для прохождения службы, сэр!

— Падай рядом, Рыба. Не мельтеши.

— Есть, сэр!

— Еще раз козырнешь — руки вырву. Поняла? Смерти моей хочешь?

— Так точно, сэр! Никак нет, сэр!

— Проще будь. Что умеешь?

— Я стрелок, сэр!

— Только из учебки?

— Так точно, сэр!

Нехорошее подозрение закрадывается в мою недоверчивую башку.

— Скажи, Рыба, ты сколько времени в учебке была?

— Три месяца, сэр. Сокращенный курс, сэр!

Пережидая поток грязи, что льется из меня, девушка еще теснее припадает к земле.

— Дробовик автоматический знаешь? М87? — наконец, спрашиваю я.

— Знаю, сэр. Проходили…

— Там, в коробочке, — киваю я на искрящегося силовой пленкой “Томми”. Магазинов бери сколько унесешь. И в мешок еще сунь. Гранат пару захвати. Да не беги в рост, лохушка!

Такблок с радостным писком высвечивает вводную. Красная россыпь украшает карту.

— Взвод, вперед! — голос Бауэра будничен — морская пехота наконец-то в своей стихии, это состояние привычно, нас именно к этому готовили. Раздел номер восемнадцать Тактического наставления — бой в городе. Вперед, громилы! От крови трава гуще.

“Томми” гудят позади нас, медленно катят следом, их присутствие внушает уверенность, мы движемся перед ними длинными перебежками. Цепь наша — толстожопые агрессивные кузнечики, что выпрыгивают из-за углов, пинками роняют заборы и снова прячутся среди заброшенных декоративных кустов у калиток.