Корректировщики

Не побрезговала она и остальными средствами из студенческой “Книги Теней”. Голову перед экзаменом не мыла, ногти не стригла. Утром перед самым экзаменом маркером нарисовала на левой руке число тринадцать, в аудиторию вошла самой первой, билет тянула левой рукой и не глядя на преподавателя… Рука сильно дрожала. Вытянула, посмотрела и чуть не расплакалась: теорию еще хоть как-то знала, но задачу решить явно не могла. Все, два балла, думала Оля, отправляясь на задний ряд. Недаром же она, выйдя за дверь своей квартиры, самой первой встретила женщину. Если б мужчину… А женщина навстречу — дурная примета. Тем более, та тащила пустое ведро. Самая что ни на есть отвратительная примета.

Теорию Оля написала. Первый вопрос — полностью сама, второй списала со шпор Павла, в обмен сбросив ему две схемы. А задачу решить не получается никак. И списать не у кого.

Алавердиев веселился. Дурной знак. Он всегда ликовал, когда в группе намечалось много двоек. Любил он, когда лодыри по заслугам получали. Прошел по рядам, проверил имущество студентов на предмет шпор. Отобрал у Ходжаева, тщательно прощупал Олину “книжку” портативного компьютера. Ничего не нашел. Оля проводила его взглядом, отвинтила болтики, пользуясь ногтем вместо отвертки, извлекла четыре трубочки из тонюсенькой бумаги. Папиросная называется. Она их вместо аккумуляторов положила, зная, что туда Алавердиев не полезет, а аккумуляторы в кармане держала — их можно вставить в любой момент. К несчастью, на шпорах нужного решения тоже не было. Оля расплакалась.

В аудиторию зашел Петр Иосыч, ассистировавший Алавердиеву на экзаменах и лабораторках. Они вообще вдвоем работали: Иосыч ассистировал Алавердиеву, а тот — Иосычу. Оле больше нравился Петр Иосыч — среднего роста, жилистый, подтянутый, с темно-карими живыми глазами, всегда чисто выбритый. Никакого сравнения с бородатым Алавердиевым.

Иосыч постоял у кафедры, потом решительно направился к Оле. Сел рядом, спросил:

— Что?

Оля честно призналась:

— Не могу решить задачу.

— Но ведь простая же!

— Знаю. Но не могу решить.

Иосыч быстренько просмотрел ее конспект по теории. Не нашел, к чему придраться, вернулся к задаче. Заметил свернутые в трубочку шпоры, Оля внутренне содрогнулась, но он осторожно развернул, по-детски радостно улыбнулся — и нич-чего не сказал Алавердиеву. Посидел, потом выскочил из аудитории. Оля расстроилась было, но Иосыч вернулся. Показал Оле раскрытую ладонь, на которой маркером была написана формула. И было в этом что-то настолько родное, что Оля чуть не засмеялась. Ну как студент, в точности! И знает, где шпоры писать полагается… Оля тут же решила задачу. Он дал ей еще два дополнительных вопроса, Оля ответила без подготовки и запиночки. Взял Олину зачетку, загнал в базу оценку. Четыре балла. У Оли глаза на полвосьмого стали, она и на три уже не надеялась. Кроме нее, Иосыч многим помог: Черненко, Котлякову, Карпатову. А Шлыкова завалил.

Наташа проводила Олю жалобными глазами. У нее была в точности та же история, что и у Оли — теория более-менее, задача никак. Как раз в тот момент, когда Оля выходила из аудитории, Алавердиев потащил Наташу отвечать, не дав достаточно времени для подготовки.

Внизу Оля встретила Лешку Царева.

— У тебя чего такие глаза испуганные? — весело спросил он.

— Энергосети сдавала, — почему-то шепотом пояснила Оля.

Дальше произошло что-то непонятное. Она вдруг обнаружила себя в маршрутке, идущей от “Стадиона”, причем от посадочной станции ее отделяло уже три или четыре перегона. Рядом с ней сидел Илья. Оля так и не смогла вспомнить, где и когда они встретились. Кусок времени-пространства, начиная от разговора с Царевым, просто как вырезали из памяти. А по расчетам получалось, что кусок немалый. Даже если представить, что маршрутку двадцать минут ждали, куда-то выпал целый час. Но Илье она не призналась, что ничего не помнит.

Дома наглоталась фрискала. На всякий случай. Потом позвонила Наташе:

— Как сдала?

— Трояк, — странным голосом сказала Наташа. — Мать, ну ты и чудила…

— Я?! — изумилась Оля. Потом призналась: — Слушай, чехарда какая-то. Дело в том, что я совершенно ничего не помню.

Наташа не поверила. Но потом рассказала, и такое, что Оля не знала, куда от стыда провалиться. Хорошо, что она это не запомнила.

Было так. Наташа мямлила свой билет, в этот момент открылась дверь, и Царев вызвал Алавердиева наружу. Вместе с Алавердиевым вышел и Иосыч, хотя не имел права этого делать, кто-то из преподавателей должен был оставаться. Только они ушли, в аудиторию ввалились Оля и Робка Морозов. “Вот! — заявила Оля. — Он знает, как твою задачу решать!” Робка объяснил Наташе, как решать. Потом подсказал еще кому-то, в общем, студенты получили почти сорок бесконтрольных минуток на лихорадочное списывание. Потом распахнулась дверь, влетел Илья с белыми от злости глазами, прошипел Робке: “Ты что, совсем рехнулся?!”

— А ты спокойно так подходишь к Моравлину, берешь его под руку и уводишь. Пойдем, говоришь, нам домой пора. У всех рожи вытянулись, ты так сказала, будто вы вместе живете.

— Мамочки… — прошептала Оля. — Ничего себе… А что Илья?

— Да ничего. Засмеялся, обнял тебя и вы ушли. Тут же вернулись Алавердиев с Иосычем, я получила трояк и домой поехала.

Оля нервно засмеялась. У нее в голове не укладывалось, что такое могло произойти. Убедить себя, что этого не было, оказалось проще, чем поверить.

Математику сдавали последней. Оля уже и не волновалась совершенно. Во-первых, все знала, во-вторых, заготовила шпоры на все билеты. Альбина опоздала на час. Оля сдавала в первой партии. Билет попался хороший, мало того, что знакомый, Оля еще и тему эту любила и понимала. Но на всякий случай теорию скрупулезно списала.

И тут началось. Альбина вспомнила, что собиралась завалить ее. Она не задала ни одного вопроса по материалу третьего семестра. Гоняла по первому. Оля ответила на восемь дополнительных вопросов! Тогда Альбина задала вопрос вообще из школьной программы. Это была уже наглость. Причем тема-то была экзаменационная, Оля как сейчас помнила, что Ленке Соколовой эта теорема на выпускном досталась. Оля доказательство теоремы помнила, написала. Но, к своему ужасу, забыла название формулы, для доказательства которой потребовалась эта теорема. Альбина нехорошо обрадовалась, спросила еще одну формулу из школьной программы. Тоже из билетов. Оля в первую секунду испугалась, потому что формулу забыла совершенно. Но тут же вспомнила, как она выводится. И вывела.

— Такие вещи надо помнить наизусть, — сказала довольная Альбина и влепила Оле трояк.

Что Оля ей сказала в ответ, вспоминать было стыдно. Но цензурных выражений в этой реплике не было совсем. После чего она, на ходу вытирая слезы, кинулась в комитет. Филька коротал время с Цыганковым.

Собственно, Оля не собиралась жаловаться. Просто помещение комитета находилось на одном этаже с аудиторией, где они сдавали математику. Оля машинально ткнулась в первую же приоткрытую дверь, ей требовалось общество. Попала в комитет. Через пять минут к ним присоединилась Наташа, тоже с тройкой.

— Группа возмущена, — говорила она. — Это действительно свинство. Ладно бы она Ольку по экзаменационному материалу гоняла, мы б еще поняли. Но за школу мы уже отчитались! Нельзя ж упомнить все.

Филька показал Наташе на чайные принадлежности, а сам смылся. Оля успела успокоиться, Цыганков старательно травил анекдоты. Вернулся Филька, довольный:

— Вась, ты говорил, что хочешь пятерку по математике в диплом? Сейчас с Олей пересдавать пойдете, допуски я вам сделал.

— Я больше к Альбине не пойду! — возмутилась Оля.

— Не к Альбине. Вас примет Дарья с роботехники.

Дарья Петровна, стройная не по годам женщина, Оле всегда нравилась. Спокойная, доброжелательная такая. Цыганков по пути в аудиторию пожаловался Оле, что ничего не помнит. Оля обещала подсказать.

Дарья Петровна вовсе не собиралась экзаменовать их. Запустила примитивную программу с возможностью выбора правильного ответа, а сама занялась своими делами.