Искалеченный мир

— А как же! — Стеклорез широко развел руками. — Шведский стол. Что характерно — на халяву. Хоть обожритесь.

— Друзья познаются в еде. — Блондинка зевнула, рискуя вывихнуть челюсть. — Был бы ты, Алмаз, настоящим другом, изловчился бы и сварганил нам с Шатунчиком какую-нибудь фуа-гру или порцайку пролетарского гуляша. Из своих носков. Так, чтобы мы слопали за милую душу и добавки попросили…

— Как обычно, зарятся на самое калорийное. — Алмаз подмигнул Книжнику. — Профессионалы.

— Мы такие…

Еду принесли где-то через полчаса после начавшегося обсуждения кулинарных пристрастий четвёрки. Мясо, овощи, какой-то безалкогольный напиток.

— На убой нас кормить не собираются, — пробубнил Шатун с набитым ртом. — С одной стороны — это радует, с другой — удручает. И когда же я буду доволен этим миром?

— Конкурс на лучшую шутку, совмещённую с философским высказыванием, можно не проводить. — Книжник потянулся за последним куском мяса. — У нас есть неоспоримый лидер.

Следующие два часа прошли в тягостном ожидании. За дверью не раздавалось ни шороха: Книжник специально бегал, выслушивал. И это было странно.

«Когда там этой долбаный аттракцион начнётся, — печально подумала блондинка. — Быстрей бы уж: только нервы зазря переводят».

За дверью послышались шаги. Лязг засова.

— К стене! Сука — пошла!

Глава восемнадцатая

Красноярский Колизей казался если не огромным, то, как минимум — впечатляющим своими размерами. Собственно, никаким Колизеем он изначально не был — просто центральный стадион, располагающийся на острове Отдыха и доведённый Сдвигом до непотребного состояния средней степени. Сохранность трибун составляла процентов тридцать, остальная часть выглядела так, будто на ней было соревнование под названием «Гонки на асфальтоукладочных катках».

Футбольное поле пострадало гораздо сильнее. От него уцелела одна треть, находящаяся в районе ворот, которые были со стороны центральной части города. Другие две трети представляли собой ямину глубиной метров пятнадцать. Самих ворот не водилось и в помине, зато имелся приличных размеров загон прямоугольной формы, сооружённый из полутора дюжин врытых в землю металлических свай, опутанных колючей проволокой, заканчивающейся на высоте около трёх метров. Проволока была натянута не совсем часто, чтобы всё происходящее внутри загона без особого напряжения просматривалось с трибун.

— Не нравится мне всё это. — Шатун высказал своё мнение первым, стоя под прицелом трёх стволов. — На что это похоже? Есть соображения?

Стволы, конечно, если рассматривать обыденную ситуацию, были сущей насмешкой. Шатун просквозил бы разделяющее их расстояние ещё до того, как в мозгах вертухаев начала бы созревать мысль о том, что подопечный ведёт себя как-то в корне неверно… Но на нынешнем временном отрезке ситуация была напрочь незаурядная.

Они стояли на коленях, на расстоянии пары шагов друг от друга, небольшой шеренгой. Лихо, Шатун, Книжник, Алмаз. Сцепив руки на затылке и ожидая чего-то непонятного.

— Вместо отжиманий в Суровцах лучше бы пару киношек со мной посмотрели, — подал голос Книжник. — На арену это похоже. Для поединков. Гладиаторы постапокалипсиса.

— Я с Шатуном драться не собираюсь, — с вымученной усмешкой поведал Алмаз. — Буду рад, если у него аналогичные намерения…

— Ладно, раскудахтались, — сказала Лихо, оценивая обстановку. — Хотя честно признаюсь: не вижу ни одного повода для ликования… Сколько же их тут?

Уцелевшие трибуны были под завязку забиты обитателями экс-Красноярска. Плотная мутантская масса нетерпеливо колыхалась, иногда разражаясь нестройным гулом.

— Смотрите, проход какой-то. — Книжник указал подбородком влево, туда, откуда к арене был подведен явно самодельный цилиндрической формы короб диаметром не меньше двух метров. Другой ее конец уходил куда-то к трибунам и терялся из виду. Сооружён проход был незамысловато, из дугообразных металлических не то балок, не то ферм, вкопанных в землю. И на совесть обмотанных всё той же колючкой.

— Не нравится мне всё это, — буркнул Шатун. — Зато этим криворылым, как я погляжу, прямо-таки праздник…

— А ведь мы влипли, — сказал очкарик. — Слышь, Лихо? Не знаю, с кем придётся силами мериться, да только мне, как уже понятно, ловить нечего… У вас шансы есть, а у меня — глухо.

— Ша! — Блондинка дёрнула плечом, явно намереваясь рубануть ладонью воздух, но удержалась, дабы не провоцировать сторожей. — Не дребезжи коленками, книголюб. Что-нибудь придумаем. Ещё не факт, что это именно то, о чём ты ляпнул.

— Заткнись! — Стоящий в пяти метрах от четвёрки мутант затряс бородавчатым кулаком. Лихо замолчала.

— Мой народ! — Голос Молоха, который, судя по всему, находился за спинами друзей, где-то неподалёку, зазвучал негромко. Вряд ли его слышали все, но при первых звуках речи тишина установилась просто невероятнейшая.

«Взять и пёрнуть, — зло подумала Лихо. — А чего он такой патетический? Поломать кайф мальчишечке…»

— Мой народ! — Молох откашлялся, и его тенорок зазвучал чуть громче. — Совсем скоро нас ждут великие перемены. Завершится время притеснений, и люди узнают, кто на самом деле является хозяином всех угодий. Каждого клочка земли, каждого глотка воды, каждой частицы воздуха…

«Мало мне было незабываемой ночи. — Блондинка с легчайшим отчаянием закрыла глаза, жутко сожалея, что нет возможности заткнуть уши. — Точно пёрну. Лучше быстрая смерть, чем разжижение мозга».

— Вы много делаете для того, чтобы наша общая победа была абсолютной. — Шиз увлечённо продолжал витийствовать. — Не секрет, что я много требую от вас. Но я никогда не забываю и про отдых. Сегодня особенный день. Сегодня состоятся сразу четыре поединка!

«Похоже, Книжник прав. — Лихо захотелось добежать до ближайшего вертухая и, позаимствовав у него „калаш“, влупить очередью по радостно завопившим трибунам. — Влипли. Интересно, насколько сильно?»

— И в качестве подарка я предоставляю вам право выбора, — возвестил Молох. — Вы сами выберете того, кто умрёт первым!

Трибуны взревели и тут же замолкли.

— Всё очень просто. Я показываю пальцем и по вашей реакции определяю первого участника! Начинаем!

Четыре раза на трибунах начинался гвалт и вой, по мнению Лихо, не отличимый один от другого.

— Ты! — Мутант, грозивший блондинке кулаком, ткнул стволом автомата, указывая на кого-то другого, не на Лихо. И не на Шатуна. Алмаз или Книжник?

— Пошёл, быстро! — Строй сломался, и очкарик встал. Вышел вперёд, стараясь шагать как можно твёрже. Оглянулся; по бледному лицу проскользнула какая-то виноватая улыбка. Направился к загону, сопровождаемый вынырнувшей неизвестно откуда парой новых мутантов.

Лихо скрипнула зубами, наблюдая за всем этим. И ведь ничего нельзя поделать, ничего…

— Добро пожаловать! — издевательски хохотнул один из мутантов, идущий позади Книжника. — Ты, главное — быстро не окочурься, порадуй зрителей. Прыгай пошустрее — глядишь, минуту-другую поживёшь.

Дверь открылась. Книжник не успел сделать и шага, получив качественный пинок пониже спины. Влетел внутрь загона, растянувшись во весь рост. Дверь закрылась, лязгнул наружный засов, открыть который изнутри не представлялось вероятным.

Книжник поднялся, отряхиваясь, чем вызвал взрыв хохота на трибунах. Похоже, находящиеся там считали, что потенциальному мертвецу нет смысла приводить себя в какое-то подобие порядка.

«Хрен вам! — Внутри очкарика вдруг проснулась лютая, рассудочная злость. — Один я сегодня отсюда не уйду… Ебулдыцкого шапокляка вам за щеку».

Метрах в пятнадцати от загона имелось что-то вроде ВИП-ложи, помещающейся на специально сколоченном деревянном помосте с возвышением. С несколькими креслами, стоящими на нём. Молох, Виктория, Сфинкс, ещё какие-то незнакомые, отталкивающие морды…

Для сегодняшнего мероприятия «бутафорский властелин» вырядился во что-то непонятное: не то средневекового сборщика налогов, не то торговца средней руки. Бархатный синий берет, расшитый серебром камзол, кружевная рубашка, круглая бляха на серебряной же цепочке, облегающие серые трико, остроносые узорчатые туфли. Театральная костюмерная, если и не была шикарной, то уж по поводу скудости реквизита кручиниться точно не имела права.