Путь шута

— Время, Арди, время! Это Мауро готов был ждать три часа, чтобы заставить тебя говорить, а я не могу позволить себе такой роскоши. Ты мне нравишься, парень, в тебе есть стержень, раз ты выдержал пытку пейнмастером, и я не собираюсь выбивать из тебя правду. Я просто хочу ее услышать — и как можно скорее.

Он по-прежнему молчит, но теперь это молчание напоминает упавшую на пол и треснувшую чашку. На вид все еще целая, но стоит взять ее в руки — и она тут же рассыплется на кусочки.

— Черт возьми, парень, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и Мире выбраться из того дерьма, в котором вы оказались, если ты поможешь мне найти «ящик Пандоры». Пойми, это сейчас важнее всего! Может быть, в эту минуту чей-то палец уже готовится нажать на проклятую кнопку. Может быть, уже поздно что-то делать…

— Подождите, — перебивает меня Хачкай, выпрямляясь на своем стуле. — Что вы сказали про палец?

Не очень понятно, почему из всей моей тщательно подготовленной речи его зацепил именно палец. Но с Хачкаем определенно что-то происходит. Лицо у него мгновенно становится собранным и жестким, и я не могу отделаться от мысли, что именно с таким лицом он и расстреливал людей Шараби из своего русского беспламенника.

— Я знаю, у кого сейчас «ящик Пандоры», — произносит он ровным голосом. — Точно знаю.

— Надеюсь, на этот раз ты говоришь правду, Ардиан.

В его глазах — недоверие, смешанное с надеждой.

— Обещаете вытащить Миру?

— Вытащить — нет, — сразу же отвечаю я. — Ею занимается Фаулер, а ему я приказывать не могу. А обещать просто так, чтобы тебя подбодрить, я не стану. Но уверяю тебя — я сделаю все, чтобы облегчить ее судьбу. Твою, само собой, тоже, но ты ведь сейчас не о себе беспокоишься…

— Она моя девушка, — твердо говорит Хачкай. — Пожалуйста, Луис, вытащи ее.

«Вот мы уже и на „ты“, — думаю я, но не поправляю его. Пускай, если ему так легче. Наживка проглочена, теперь мое дело — осторожно и грамотно подсечь. А для этого нужно его немножко позлить».

— Зачем повторять дважды? Я приложу все усилия. Но не говори мне о том, что она твоя девушка, Арди. Только на нашей базе в Дурресе найдется человек двадцать, которые могут сказать о ней то же самое.

Ардиан скрипит зубами. Я ожидаю, что он сорвется и бросит мне в лицо что-нибудь обидное. Но вместо этого он ровным голосом произносит:

— Итальянца застрелил я. А приказал мне это сделать мой босс, Василис Хризопулос по прозвищу Скандербег.

Что ж, думаю я удовлетворенно, все-таки ты не самый глупый полицейский на свете, Луис Монтойя.

Встроенные в стол диктофоны работают с того самого момента, как я закрыл за собой обитую звуконепроницаемым пластиком дверь «Лубянки», но, чтобы показать Хачкаю, насколько важно для меня его признание, я открываю лэптоп, достаю световую ручку и принимаюсь записывать.

— Я работал на Скандербега и раньше, — ничего не выражающим голосом продолжает рассказывать Ардиан. — Но в этот раз все было очень странно. Сразу после того, как я вернулся из Дурреса, он приказал своим охранникам избить моего отца, потом брата… Я бежал из Тираны, потому что не понимал, что происходит. Мне казалось, что он хочет убить меня, но я не понимал за что…

— Тебе самому Скандербег не угрожал? — спрашиваю я буднично. — Ну, например, за то, что ты попал в полицию? Или ты не говорил ему о том, что был у нас на допросе?

— Какой смысл скрывать? — удивляется Хачкай. — В «Касабланке» могли быть его люди, зачем так подставляться? Как мы вместе к выходу шли, много народу видело. В таких делах нужно либо молчать, либо все до конца выкладывать, понимаешь?

— Понимаю. Сейчас, кстати, ты в такой же ситуации — раз уж начал говорить, выкладывай все до конца.

Губы его растягиваются в невеселой ухмылке.

— Ну, здесь-то не так страшно… Скандербегу стоило только глазом моргнуть — меня бы тут же живьем в саду закопали. А у вас только уколы колют да ухи крутят…

— Живьем? — переспрашиваю я. — В землю? И почему же, по-твоему, он сразу от тебя не избавился?

— Да не знаю я! — с досадой машет рукой Хачкай. — По уму если брать — не было у него причин меня жалеть… а я как вернулся, дважды у него на вилле был, и ничего, живой уходил… Но мне стало страшно, Скандербег он такой… шизанутый немножко. Сейчас пожалел, а завтра может и на куски порезать. В общем, я сбежал. Решил спрятаться у Миры. Откуда мне было знать, что она работает на сигурими?

— Действительно, неоткуда. Стало быть, Скандербег сначала велел тебе убить Джеронимо, а затем стал преследовать тебя и твою семью. Так?

— Так, — кивает Ардиан. — Я думал, что они отстанут от моих, если я убегу… а вышло совсем не так…

— Кто «они»? — быстро спрашиваю я. Меня уже несколько минут не оставляет ощущение, что Хачкай не то чтобы говорит неправду, но старается утаить от меня что-то очень важное, может быть, не менее важное, чем признание в убийстве Джеронимо. Когда я слышу от него это странное «они», в мозгу у меня будто вспыхивает красная лампочка.

— Ну, парни Скандербега, — глядя куда-то в сторону, отвечает Ардиан. Мне кажется, что при этом он прикусил себе губу — уж не для того ли, чтобы не сболтнуть лишнего? — Шмель, Резван, Птичка Чарли…

Перечисление всех этих имен окончательно убеждает меня в том, что Ардиан пытается просто запутать след. В истории с бегством Хачкая из Тираны имеется какое-то белое пятно, и сейчас я чувствую, что подобрался вплотную к его границам.

— От кого ты скрывался? — жестко спрашиваю я. — Кто еще угрожал тебе, кроме Скандербега?

Глаза Хачкая становятся большими и круглыми. Несколько секунд он сидит абсолютно неподвижно и, по-моему, даже не дышит. Потом самообладание снова возвращается к нему, и он довольно убедительно пожимает плечами.

— Да вообще-то много народу… Лари Хоган тот же… но Скандербега я, конечно, больше всего опасался…

Может быть, правда, может быть, ложь. Интуиция подсказывает мне, что если это и правда, то не вся. Я демонстративно отодвигаю лэптоп.

— Знаешь, Ардиан, у меня есть одна малоприятная черта. Я не верю в совпадения.

— Какие совпадения? — не понимает он. Или делает вид, что не понимает. Я позволяю себе усмехнуться.

— Вот смотри, что у тебя получается. Скандербег приказывает тебе убрать моряка, который привез в Албанию «ящик Пандоры». — Я демонстрирую ему растопыренную ладонь и медленно загибаю один палец. — Это раз. Ты выполняешь заказ, но тут твой босс неожиданно начинает за тобой охотиться. Ты ищешь убежища у Миры Джеляльчи, которая работает на майора Шараби, курирующего тему «ящик Пандоры» в госбезопасности Дурреса. Это два. Майор Шараби приезжает к Джеляльчи посреди ночи — и явно не для того, чтобы развлечься. Иначе зачем ему столько сопровождающих, правда? Я предполагаю, что твоя подружка просто сдала тебя ему со всеми потрохами. Но вместо тебя Шараби и его спутники находят там свою смерть. Это три. Поневоле напрашивается предположение: твой босс Скандербег специально инсценировал охоту за тобой, использовав тебя в качестве ягненка на привязи. Знаешь, как охотятся на тигров? Привязывают ягненка к дереву и ждут в засаде, пока тигры выйдут на жалобное блеяние. Или ты хочешь убедить меня в том, что сам, в одиночку, расстрелял троих профессионалов?

Конечно, это довольно грубая работа, но на ювелирную у меня уже не хватает времени. Если Джеляльчи что-то знает, — а ее близкие контакты с майором Шараби позволяют предположить, что она могла быть посвящена в какие-то секреты, — Фаулер наверняка уже вытряс из нее всю информацию. И мне сейчас жизненно важно установить, рассказал ли ей Ардиан про Скандербега. От этого зависит, кто из нас первым окажется у «ящика Пандоры», а я, при всех моих многочисленных достоинствах, человек азартный и, что уж греха таить, тщеславный. Утереть нос любимчику самого Сёгуна — ради этого стоит постараться!

— Мне просто повезло, — хмуро отвечает Хачкай. — Там было очень темно, а они стояли под фонарем. Я их видел, а они меня нет. И все равно, этот майор застрелил бы меня, если бы не Мира…