Орёл i сокол

3.

– Верительные грамоты вручены, экселенс! Настала пора серьезного и доверительного обмена информацией, – сказал Саша.

– Да, – кивнул Ходжахмет, – я как раз собирался объяснить тебе некоторые позиции в новой парадигме нашего мира.

Они сидели на открытой веранде рыбацкой хижины Ходжахмета, обставленной в Хемингуэевском стиле. Хижина представляла собой современное бунгало, расположившееся на оконечной части сильно вдававшегося в море низкого, почти пустынного мыса. Несколько пальм возвышались над плоской крышей одноэтажной хижины, давая некоторую тень, и напоминая Саше нечто уже виденное, толи на открытках, рекламировавших курорты далекой Кубы, толи в фильмах с Ди Каприо о райских островах и дико растущей индийской конопле.

– Я где то видел твоего стюарда, – сказал Саша, когда слуга, одетый в белый пиджак с одним серебряным погоном на левом плече, поставив перед господами стаканы с ледяной кока-колой, удалился к себе в свой бар – Да, это артист одного из питерских театров, – кивнул Ходжахмет, – его фамилия Лжедмитриев, я его специально привез сюда, чтобы он служил мне здесь.

– Ты поклонник театра музкомедии? – удивился Саша.

– Да нет, – пожал плечами Ходжахмет, – просто он мой физический отец.

Помолчали.

Каждый о своем.

– Так вот, – спохватился Ходжахмет, – я расскажу тебе по порядку, как мы пришли к получению ключа времени.

– Я весь самое благодарное внимание, – кивнул Саша, – слушаю тебя с интересом.

– Начну с чистой теории, – сказал Ходжахмет, делая глоток ледяной кока-колы, – Время становится пластично изменяемым при трех условиях. Первое, это скорости, близкие к скорости света, и это явление тогда еще только на уровне так называемого парадокса времени, было теоретически открыто Эйнштейном.

В знак понимания Саша молча моргнул глазами.

– Но управляемым процесс изменения или как мы теперь говорим, пластификации времени, становится возможным только при введении в формулу понятия о количестве информации.

Ходжахмет испытующим взглядом поглядел на Сашу.

– Я пока не понимаю, – признался Мельников.

– О-кей, я постараюсь объяснить. Помнишь у Фауста, – остановись мгновенье?

– Ну, помню.

– Не ну! Просто Гете уже кое-что знал.

– Что знал? – спросил Саша.

– То, что ключ можно взять и там и там.

– Не понимаю.

– А что тут понимать? – усмехнулся Ходжахмет, – третья компонента, это нравственный знак, и он может быть как положительным, так и отрицательным, это зависит от того, у кого находится ключ. У дьявола, у которого Фауст брал ключ, нравственный знак один, а у Ангелов Божиих, знак полярно противоположный, так что можно найти ключ и там и там, но важно обязательно сделать выбор и обладание одной лишь информацией ничего не даст.

– Значит их два ключа? – спросил Саша.

– Молодец, понял, – хлопнул себя по колену Ходжахмет.

– А какой теперь у вас? – спросил Саша.

– Догадайся с трех раз, – хмыкнул Ходжахмет.

– Значит, вам необходим теперь еще и второй ключ? – спросил Саша.

– Правильно, – кивнул Ходжахмет, – он необходим нам, чтобы во временно-ситуационных пластах у нас не было бы никакой конкурентной борьбы.

– И этот второй ключ должны достать люди с противоположно нравственным зарядом?

Так что ли?

– Умница, именно так. И поэтому, я тебе еще не отрубил голову. Пока.

– А почему ты уверен, что добыв, я отдам тебе потом этот ключ? – спросил Саша.

– Потому что ты любишь Катю, и потому что ты такой, какой ты есть, – ответил Ходжахмет.

Ходжахмет щелкнул в воздухе пальцами, и в проёме стеклянных дверей появился послушный стюард.

– Сочини ка нам кофе, – сказал Ходжахмет, и сладко потянувшись, медленно врастяжку произнес, – погода какая стоит а? И ночи, ночи такие звездные! По такой погоде так трахаться хочется! Сегодня оттрахаюсь по полной программе. С Катей оттрахаюсь.

Саша ничего на это не сказал.

Только задумчиво посмотрел в синюю морскую даль.

– Колдовские заклинания это всего лишь пароли к уровням управления, – терпеливо объяснял Абдулла Аббас, – это всего лишь команды, содержащие блоки кодов управления и доступа. Говоришь "Абракадабра-сим-сим", а работает это в системе общего информационного поля с постоянно включенным вай-фай доступом, так же, как если запускаешь в обычном навигаторе команду "энтер" или "exe"…

– Понимаю, – кивнул Саша, – но заклинания действовали не всегда.

– Верно, и здесь вступает второе необходимое условие, – сказал Абдулла Аббас.

– Нравственный знак? – поспешно спросил Саша.

– Можно назвать это и так, – но математически это звучит иначе.

– Теперь понятно, почему были белые маги и черные, и почему порою для преодоления определенного уровня требовались невинные младенцы и чистые девы.

– Все на лету схватываешь, – поощрительно кивнул Абдулла.

– Таким образом, первый детекторный модем для линька с небесами был создан путем набора группы монахов, которые хором твердили мантру-заклинание? – спросил Саша.

– Верно, – кивнул Абдулла, – группами их собирали, потому что тогда еще не было психо-усилителей и мощность сигнала повышалась путем простого наращивания числа молящихся.

– А пророки? – спросил Саша, – а как же пророки?

– А пророки, это те, чьи внутренние возможности сами притягивали сигнал небес для линька, – пояснил Абдулла Аббас, – это либо очень чистые люди с чистым нравственным знаком, либо…

– Очень знающие, – поторопился вставить Саша, – как доктор Фауст.

– Почти так, – согласился Абдулла Аббас, – таких людей больше, чем нравственно чистых, но за них тоже идет борьба и они тоже все на жестком учете.

– Там? – спросил Саша, показывая пальцев в небо.

– И там тоже, – кивнул Абдулла.

Они стояли в большом машинном зале, где был собран пси-усилитель.

Монтаж реактора, питающего усилитель энергией, был уже почти закончен.

Рабочие в голубых комбинезонах и инженеры в белых халатах сновали туда и сюда, порою едва уворачиваясь от юрких автопогрузчиков шустро носившихся по бетонному полу машинного зала.

– Эта штука заменит нам всех наших так называемых чистых, которыми раньше мы выходили на связь с мировым облаком, – пояснил Абдулла, показывая рукою на голубоватые иридиевые стержни пси-усилителя.

– А схему усилителя тоже оттуда слямзили? – поинтересовался Саша.

– А откуда же еще? – цокнув языком ответил Абдулла, – не американцы же придумали в конце то концов! …

В своем кабинете, возле монитора, Саша поставил на стол картонную иконку – образ св. Евгения Родионова.

Святой в зеленом камуфляже, с атоматом Калашникова на груди – строго глядел на Сашу, как бы спрашивая его, – сможешь, как я смог?

Катя приняла нового мужа, как если бы так было и всегда.

Как если бы Ходжахмет всегда был ее мужем.

Катя была женщиной.

И красивую женскую половину дворца Ходжахмета с ее бассейнами, внутренними садами с экзотическими птицами, роскошными хранилищами картин и драгоценностей, слугами и танцовщицами, Катя находила это новое жилище куда как более комфортным, чем те две комнатки в бетонном бункере Резервной ставки, где последние пол-года они ютились с Сашей.

– Жить надо сегодня, – сказала Катя Лидии, – жить надо сегодня, потому что завтра может уже не быть.