"Господин мертвец" (СИ)

Французы атаковали с яростью, которая оглушала, как бьющий в лицо шквальный ветер. Не считаясь с потерями, они перли на «Висельников», которые вынуждены были отступать под этим напором, и Дирку казалось, что еще секунда или две – и эта безумная сила разорвет вставшее у нее на пути препятствие и хлынет дальше.

- Держаться вместе! – выкрикнул Дирк, и его голос был едва слышен на фоне гремящего металла, - Отходим!

Приказ был лаконичен, но понятен. Единственный шанс выжить в этой ситуации заключался в том, чтобы любой ценой сохранить порядок, не позволив атакующим гренадерам вклиниться между «Висельниками». Прочная лобовая броня доспехов позволяла сдерживать нападение даже превосходящего противника, но стоит французам разрушить плотину, сдерживающую их в ущелье траншеи – и все пропало. Разделенные, отбитые друг от друга, «Висельники» не смогут продержаться и пяти минут. Плотный человеческий ком просто облепит их и раздавит.

Дирк отступал плечом к плечу с Жаренным Куртом, и это соседство было более чем эффективным – дубинка в руках опытного рубаки беззвучно падала раз за разом на чужие головы, а кинжал разил зарвавшихся французов от бедра, молниеносными змеиными выпадами. Окажись на месте атакующих обычные французские пехотинцы, уже умылись бы кровью и бросились назад, подвывая от страха и боли. Но гренадеры действовали слаженно, сочетая решительность с осторожностью, и уже через минуту ожесточенного боя Дирк понял, что резня сама собой не утихнет. Она будет длиться до тех пор, пока хоть кто-то останется на ногах. Никто не собирался отступать.

«Висельники» пятились, выстроившись по двое – Дирк и Жареный Курт отходили, контратакуя передних французов, Юльке и Мертвый Майор били из-за их плеч пиками и метали гранаты. Но французам ширина траншеи позволяла сохранять боевой порядок по четыре человека в ряд, и при всей своей ярости бились они, выказывая немалый опыт. Их тактика была проста, но, как и многие простые вещи, эффективна. Пока один гренадер сдерживал и блокировал удары «Висельника», уходя в глухую оборону, другой атаковал сам, пытаясь поднырнуть и поразить тонкие элементы доспеха. В первую же минуту боя Дирк получил несколько чувствительных ударов, которые хоть и не пробили его защиту, оказались достаточно неприятны. И если мертвецам пока удавалось осуществлять организованный отход, в любой момент ситуация из просто опасной могла превратиться в критическую. Тоттмейстер обещал помощь, но когда и в каком обличье она придет, Дирк не знал. Это означало, что надеяться надо лишь на себя и свои силы, сдерживая стремительное наступление.

Дирк сделал выпад пикой, метя под подбородок французу, но тот мгновенно прикрылся окованным топорищем, и лезвие бессильно проскрежетало по металлу. В тот же момент второй гренадер обрушил на мертвеца собственную булаву – примитивное оружие, чьим бойком служила большая ржавая шестерня, насаженная на рукоять. Дирк парировал удар, попытавшись отвести его в сторону стволом ружья, но заключенной в нем силы оказалось достаточно, чтобы смести преграду и обрушиться на его шлем. Сталь, которой и так за сегодня досталось немало, не выдержала. Даже у металла есть запас прочности. Как и у человеческого тела. Заклепки зазвенели, и Дирк на несколько секунд потерял контроль над своим телом – хоть булава и не пробила черепа, сильнейшее сотрясение вызвало кратковременную потерю ориентации.

К счастью, его прикрыл Жареный Курт, на которого навалились сразу четверо французов. Натиск гренадер едва не смял «Висельника». Как ни быстры и безжалостны были его удары, сыпавшиеся направо и налево, против опытного противника, превосходящего его числом, он не мог продержаться долго. Один из гренадер поднырнул под его рукой и, оказавшись в «мертвой зоне», ткнул мертвеца в правую подмышку коротким кинжалом. Граненое лезвие легко вошло в сочленение доспехов почти на всю длину. Когда оно вынырнуло из пробитого отверстия, крови на нем не было, лишь лохмотья кожи и похожая на старый сироп коричневатая жижа. Курт покачнулся, но устоял на ногах. У отчаянного гренадера осталась секунда, чтобы насладиться своим ударом, после этого у него осталась только боль – когда палица «Висельника» ударила его в низ кирасы, вбив расколотые пластины брони внутрь живота, превратившегося в одну большую открытую рану. Француз рухнул, но за ним встал следующий. Бурлящий человеческий поток отбросил не успевшего придти в себя Дирка назад, точно он был лишь крошкой, попавшей в гудящую от давления трубу.

И захлестнул Жареного Курта, лишившегося прикрытия.

Какое-то время тому удавалось защищаться, несмотря на бессильно повисшую руку, Дирк сквозь царящий в голове звон слышал рычание «Висельника», который отбивался от окружающих его французов с яростью раненного волка. Каждый его удар находил цель, но целей не становилось меньше. Толпа уже окружила его, отрезав со всех сторон, и он походил на валун, постепенно уходящий в воду с приливом. Серая сталь доспехов едва виднелась за стеной синих мундиров.

Дирк попытался придти Жаренному Курту на помощь. Искореженный шлем закрывал большую часть поля зрения, но даже стащить его не было времени. Дирк врубился в строй гренадер, пытаясь рассечь его, чтобы вызволить Жареного Курта, бьющегося в окружении. Но это было то же самое, что пытаться пробить обшивку танка деревянной щепкой. Слишком неравная сила противостояла ему, сила стихийная, нерассуждающая, но наделенная несокрушимостью исполинского утеса. Один из французов попытался повиснуть на нем, сковав руки, Дирк ударил того забралом своего смятого шлема в лицо, и смельчак рухнул вниз с раскроенным черепом, тут же исчезнув в водовороте других мундиров. Следующего Дирк пнул в колено, разворотив ему весь сустав и, когда тот взвыл от боли, рубанул его пикой, точно прутом, по шее. Этот удар мог бы переломить шейные позвонки быка, и стальной ворот кирасы не спас француза.

Но на его месте уже был следующий и Дирк, ощущая все возрастающее сопротивление живой стены, которую пытался сокрушить, понял всю тщетность своей попытки. Боевые порядки французов, поглотив Курта, неумолимо двигались вперед, и Дирк заметил, что не пытается разорвать их, уже сам пятится в тщетной попытке хотя бы немного замедлить человеческие цепи. Кто-то из гренадер, изловчившись, набросил на его шею цепь. Дирк, дернув головой, рванулся в сторону, и звенья разлетелись в стороны, точно обрывки гнилой веревки.

- Курт! – крикнул он, чувствуя, как ревущая река облитой сталью плоти с каждой секундой разделяет мертвецов все больше и больше.

Жареный Курт услышал свое имя и оглянулся. Но выражения его лица нельзя было разобрать за скалящимся черепом забрала. Хотя вряд ли различие между ними сейчас было сильно.

- Железо и тлен! – услышал Дирк его голос, - Чумной Легион!

Кто-то ударил Жареного Курта чеканом в спину, и несокрушимый воин покачнулся, словно ноги, подточенные годами некроза, враз сделались непослушными. «Висельник» ответил на удар, и еще один француз упал, оставляя на осклизлых досках влажное содержимое своего черепа. Но этот бой Жареный Курт уже проиграл. Он продолжал сражаться, каждым взмахом своего оружия укладывая противника или нанося страшные увечья, но это уже была механическая работа привыкшего к бою тела, так же механически вертится фреза в токарном станке, до тех пор, пока что-то питает ее своей энергией. Она не умеет рассуждать и вряд ли чувствует бесплодность своей работы. Даже за секунду до того, как лопнет, попытавшись проникнуть в чересчур прочную преграду.

Удар чекана скорее всего попал в позвоночник, потому что Курта перестали слушаться собственные ноги. Он оперся спиной о стену траншеи, схватившись рукой за стальной крюк, чтобы удержаться в вертикальном положении. Какой-то гренадер ловко скользнул под его ударом и всадил кинжал в сочленения брони на бедре. Если он ждал, что из раны польется кровь, то напрасно – действия Жареного Курта не были скованы болевым шоком или кровопотерей. Глаза ловкача широко распахнулись, обнажая водянистые белки, когда Курт выронил палицу и ударом латного кулака пробил во французской кирасе дыру. Но это была последняя жизнь, которую ему суждено было оборвать.