Последняя черта

— Камни с крыш домов по нам бросают. Минуту назад бутылку с бензином кинули, но она упала впереди машины, — меланхолично ответил Остап. Было видно, что виски его забрало и он немного осоловел от выпитого.

— Может, по ним из «крупняка» пройтись? — спросил Испанец, вертя ручки наводки башенного пулемета «КПВТ».

— Ошалел! Это же наши! — с укором произнес я.

— С чего это ты решил?

— Как с чего? Если по городу движется броневик, над которым развевается зеленый флаг ислама, то все, кто кидают в него камни и бутылки с зажигательной смесью, — наши! — объяснил я Испанцу прописную истину.

— Так давай флаг этот снимем на фиг! Не хватало, чтобы нас по ошибке свои же превратили в шашлык!

— Я тебе сниму! — крикнул я, видя, что Испанец, собирается открыть люк и вылезти наружу. — Хочешь, чтобы на ближайшем «блоке» вместо камня в нас граната из «Мухи» прилетела?!

Испанец отдернул руку от ручки люка и принялся маленькими глотками уничтожать содержимое котелка. Как бы он не напился в «зюзю»!

— Анархист, прием! Прием! — раздался в рации голос Енота. — Мы на месте! Прием!

— Енот, Анархист на связи! Что у вас? Прием!

— Сорок «пряников» в корзине! Всего десять «корзин»! Прием!

— «Корзины» большие? Прием!

— Шесть больших и четыре маленькие. Прием!

— Организуйте наблюдение за «ниточкой», что возле вас вьется! Прием! — Из сообщения Енота я понял, что он привел с собой сорок бойцов и в их распоряжении шесть грузовиков и четыре легковушки.

— Здесь товарищи хотят с нами вместе порыбачить, но только у них удочек нет. Просят помочь с удочками! Можно поделится? Прием!

— А что это за рыбаки? И где они собираются рыбачить? Прием!

— На выезде из города, где пруд с решетками! Рыбаки местные, вы их знаете! Прием!

— Делись! — сказал я, разрешая Еноту отдать часть трофейного оружия для кого-то отряда, который задумал штурмовать Керченскую исправительную колонию.

«Бардак» ехал по улицам города, которые были заполнены людьми. Над городом висели клубы дыма, а в воздухе слышались звуки стрельбы и частых взрывов. Бронемашина объезжала разбитые машины и поваленные столбы. Люди, стоящие на улицах, провожали наш броневик ненавидящим взглядом. «Бардак» проехал вдоль набережной речки, закованной в бетонный канал, и, перевалив через мост, уперся в толпу людей, стоявших плотной группой. По броне тут же заколотили чем-то железным.

— Сдавай назад, — сказал я Остапу, видя, что толпа настроена очень агрессивно — по броне стучали кто чем мог: палками, костылями, в ход пошли даже кирпичи! — Объедем через другой мост.

«Бардак» вернулся назад и, перемахнув через небольшой мост, поехал вдоль домов, окна которых зияли пустыми провалами. Одна из пятиэтажек горела, пожар разгорелся не на шутку — огнем была объята большая часть дома. Когда машина объехала горящий дом, то впереди открылась широкая улица Пирогова. На улице было многолюдно, и чем ближе к кольцу, переходившему в улицу Чкалова, тем больше было народа. Мне было видно, что улицу Чкалова перекрывал БТР. Перед бронетранспортером люди стояли сплошной стеной.

— Двадцать второй, двадцать второй! Прием! — раздался хриплый голос в динамике рации «бардака». — Ты, какого хрена, сюда прешься?

— Перебросили к вам на усиление! — сказал я первое, что пришло мне в голову. — Прием!

— Вали на хрен с улицы! Если ты сзади подопрешь толпу, она хлынет на нас! Объезжай через горку! Как понял? Прием!

— Понял! Выполняю! — ответил я.

— Поворачивай налево и поднимайся вверх, — сказал я Остапу, показывая рукой на нужный нам поворот. — Обойдем их сверху, зайдем в тыл и атакуем!

— Отлично! Давно хотел пострелять из этой «дуры», — сказал Испанец, поворачивая ручку управления башней.

— Енот, прием! — я вызвал Енота.

— Енот, на связи. Прием!

— Возьми «нитку»! Как понял? Прием!

— На «нитке» два узелка. Оба на «зажигалках». Прием!

— Распутайте оба «узелка». С наскока! После оставь заслоны! Жди меня возле «собак»! Как понял? Прием!

Собаками называли статуи грифонов, установленные на въезде в город.

— Понял!

— Останови возле вон того дома, — сказал я Остапу, показывая на пятиэтажный дом из красного кирпича, который стоял напротив керченского роддома. — Я с крыши буду вас прикрывать. Атаку начнете по моей команде — надо сверху хорошенько все рассмотреть, чтобы не вляпаться в неприятности!

Я взял РПК и СВД. К «ручнику» у меня было три снаряженных «улитки» и четыре стандартных автоматных рожка на тридцать патронов. К «снайперке» у меня было шесть снаряженных магазинов. Перед тем, как покинуть нутро «бардака», я закинул в рот очередную порцию израильских чудо-таблеток.

Закинув СВД за спину и выставив ствол «ручника» перед собой, я, тяжело топая под весом снаряжения, побежал к ближайшему подъезду пятиэтажки. На металлической двери был кодовый замок. Внимательно осмотрев дверь, я не заметил выцарапанных на ее поверхности цифр, хотя довольно часто, ленивые жильцы пишут на стенах и дверях код к замку.

— А ну, лапы в гору! — тихо произнес голос у меня за спиной.

Я повернулся и увидел троих мужиков, которые выглядывали из близлежащих кустов, разросшихся вокруг дома.

— Не верти башкой, а то я в ней дырок насверлю, — боевито произнес один из тройки. Тот, который держал в руках двуствольное охотничье ружье.

— Если я сейчас подниму руки, то снайпер, сидящий на крыше роддома, начнет стрелять! — спокойно сказал я, глядя поверх голов стоявших передо мной мужиков.

Все трое, как по команде, повернулись в сторону роддома, а тот, что с ружьем, даже попытался присесть и уйти в сторону.

Хрясь! — моя нога ударила мужика с ружьем, под колено, и он, всплеснув руками, выронил свою двустволку.

— А ну, замерли! — сурово сказал я, держа незадачливую тройку на прицеле ручного пулемета. — Вы кто такие?

— Местные мы. Живем рядом, — закусив нижнюю губу, ответил один из мужиков, тот, что стоял справа. Он был одет в спортивные штаны и тельняшку: — А ты кто такой?

— Боец керченского сопротивления! — гордо ответил я, придумав на ходу себе новое звание. — Здесь сейчас будет проводиться боевая операция. И вы могли ее легко сорвать!

— Да ладно?! — изумленно произнес вставший с земли бывший обладатель ружья. — Мы видели, что ты вылез из броневика, над которым висит зеленый флаг.

— И что? А Штирлиц, простите, по зданию рейхканцелярии тоже, по-твоему, расхаживал в шапке-ушанке и с парашютом за спиной? — спросил я, прикидывая в уме, что делать с незадачливыми коммандос. Отпустить опасно, а убивать жалко. Может, связать? Время не хочется на них тратить!

— Где можно записаться в сопротивление? — спросил мужик в тельняшке.

— А что, есть боевой опыт? — с интересом спросил я.

— Боевого опыта нет, — слегка смутившись, ответил мужик. — Но «срочную» служил в морпехах, так что, с какой стороны браться за автомат — знаю!

— Морпех, говоришь? — я внимательно посмотрел на него. — Хорошо. Поздравляю, ты принят в отряд керченского народного ополчения! Как тебя зовут?

С этими словами я протянул ему РПК и две запасные «улитки».

— Андрей. Андрей Кужкин, — изумленно ответил морпех, не зная, куда пристроить запасные барабаны к ручному пулемету.

— Кто-то еще желает встать в ряды защитников родного города? — весело спросил я, глядя на остальных мужиков.

Оба яростно закивали головами.

— Отлично! Значит так. Морпех, со мной на крышу. А вы держите дверь подъезда. Чтобы ни одна подозрительная мышь внутрь не проскочила! — строго произнес я. Потом извлек из кармана «разгрузки» гранату РГД-5 и протянул ее третьему мужику: — На всякий случай!

Кужкин открыл дверь подъезда, и мы быстрым шагом взобрались на пятый этаж, а потом по лестнице вылезли на крышу.

С крыши пятиэтажного дома, который стоял на склоне горы Митридат, открывался прекрасный вид на площадь-кольцо. Площадь образовывалась от пересечения улиц Чкалова, Комарова, Шлагбаумской и Пирогова. Между улицами Чкалова и Комарова расположилась пожарная часть. В бинокль мне было отлично видно, что БТР-80 перекрыл улицу Чкалова, которая вела на выезд из города. Улицу Комарова перекрыл армейский «Урал». Между бронетранспортером и грузовиком растянулась цепочка автоматчиков, закованных в бронежилеты и шлемы. Толпа стояла метрах в десяти от автоматчиков. Между цепочкой солдат и бурлящей человеческой массой лежали тела убитых людей. В бинокль я рассмотрел, что среди убитых были не только мужчины, но и несколько женщин и даже детей.