Страшнее Зомби (СИ)

Тогда многие люди, лишенные единого управления дрогнули, они бросали свои позиции, метались в узком коридоре, сталкиваясь друг с другом, пытались разобрать баррикады, но зомби из-за них утаскивали людей в темноту даже не смотря на то, что сзади их было гораздо меньше, чем перед лицом фронта.

Словно башенный таран, стадо мертвецов врезалось в отступающие к в спешке построенным укреплениям неорганизованных и смешавшихся подразделений людей. Смрад и отчаяние скорой гибели подкашивали надежду на лучший исход боя. Вскоре несколько локальных групп людей, не смогших найти себе убежища либо на висящих кабелях, либо на стоящих чанах, либо в окруженных со всех сторон баррикадах, погибли. Яростно сражающиеся отдельно друг от друга, они даже не знали насколько угрожающе общее положение дел, но догадывались, что сдерживающий огонь эффективен только на короткое время, пока у них не кончаться боеприпасы, но все же не секунды на раздумывали, стоит ли спускать курок, разнося метким выстрелом чей-нибудь гнилой череп.

Уже более чем половина выживших стало легкой добычей неожиданного нападения подлой нежити, когда их почти пустые магазины выпускали последний патрон и в наступившей тишине, похоронной песней щелкал боек в пустом стволе, обещая скорую и не очень приятную участь для них всех.

27 мая 1993 года, Пятница 00:00. День Восьмой.

Секретный комплекс, уровень минус два, возле г. Бугуруслан Бугурусланского района Оренбургской области

После последнего взрыва, когда вырубился весь свет, Алексей Косолапов, превозмогая боль в перебитой правой руке, весь израненный кусками лопнувшей обшивки оборудования, выбрался из – под завала, образованного обрушившимися горячими трубами системы охлаждения и толстой, пробитой в нескольких местах как бумага столешницей, ощетинившейся нацеленными ему в глаза острыми деревянными щепам. Когда ему открылась вся картина устроенного в аппаратной разрушения, он не смог сдержать стона разочарования, который из-за контузии не смог услышать ни он сам, ни бегающие в разные стороны люди, одежда на которых горела или дымилась. Теперь он не мог отдавать команды. Он не слышал, ревет ли раскрученная турбина, чья ось прибила офицера к какому-то блоку оборудования, словно ботаник бабочку. Бешено вращающаяся турбина теряла обороты и уже через несколько секунд ее изогнутые и смятые лопасти ласково гладили мертвого по лицу, на котором застыло выражение крайнего удивления и обиды случившимся событием.

Наконец, поймав одного, затем второго подчиненного, он жестами объяснил что нужно делать, в неровном свете неяркого но очень жаркого пламени, которое пожирало электронную начинку приборов, словно обжора конфеты, Алексей достал из-под опрокинутой тяжелой стойки оглушенного заместителя, проверил жив ли он. Затем заметил лежащего у стены Козулькина. Одежда на нем была порвана в лохмотья, от них шел густой дым, отчего пострадавший от взрыва напоминал большую дымовуху. Дохромал до него только тогда, когда агония уже отправившегося в мир иной прекратилась, не веря, проверил пульс, покачал головой и прикрыл ладонью открытые голубые глаза. Больше для Александра он ничего сделать не смог. Косолапов жалел, что его знакомство с таким замечательным другом закончилось так быстро и при таких обстоятельствах.

Пострадавшие от взрыва выжившие люди, при помощи двоих караульных, находящихся при взрыве по другую сторону стены, пытались в меру своих сил любыми способами затушить пожар, но все огнетушители уже были израсходованы и брошены под ноги, а едва только потушенные очаги вновь начинали гореть. Температура в помещении резко поднялась так, что находиться внутри было смертельно опасно, но все же работая в густом радиоактивном паре, вышедшим из системы охлаждения реактора, практически на ощупь офицеры нашли и вытащили наружу еще двоих раненых без сознания. Теперь их было пятеро, Косолапов удивленно глядел на стрелку чудом уцелевшего, хотя и с разбитым стеклом термометра. Температура быстро, практически в течении пары минут перевалила за пятьдесят, а при семидесяти пяти градусах Цельсия он скомандовал отход, наблюдая, как пышущая жаром, словно мартеновская печь, оболочка реактора плавится, становясь мягкой как пластилин состав из сверхпрочных материалов. Выходя последним, и стараясь не вдыхать раскаленный воздух, от которого кожа на глазах шла пузырями, он заметил, что стрелка термометра перевалила за сотню градусов, а из трещины в корпусе медленно потекли расплавленные и очень ядовитые соли урана, которые застывали словно куски парафина при относительно прохладной температуры аппаратной.

Косолапов понимал, что до большого взрыва, когда сплавятся все замедлители, и стекшее в одну большую лужу ядерное топливо превысит критическую массу у них не больше десяти минут, и они не успевают покинуть проклятое подземелье, ставшее для них всех одной большой радиоактивной могилой.

Он еще даже не представлял, что последние силы людей в зале в этот момент расстреляли все боеприпасы и пытаются прорваться в направлении, куда отправился их командир.

Поддерживая друг друга, помогая раненым, пятерка людей, облученных трижды выше смертельной дозы, падая от усталости и первых признаков лучевой болезни, ковыляли по коридорам, взбирались по лестнице и на входе в зал, где они оставили всех остальных встретились нос к носу с толпой зомби.

Все в строй, сейчас воинское подразделение, получившее шесть тысяч рентген каждый будет давать последний бой.

Идущие вслед за ним люди уже не держались от слабости на ногах, руки не могли нацелить точно оружие, все стеклянные предметы, которые были с собой, очки, оптические прицелы и даже значок на кителе у рядового “отличник боевой подготовки” стали полностью непрозрачными. Даже дозиметр, который они зачем-то захватили с собой, вышел из строя в первую минуту после взрыва, а позже его стекло также стало полностью непрозрачным. Люди стремительно слепли, Косолапов в прореху в кителе, видел, как место на коже, защищенное даже такой пустяковой преградой, как металлический портсигар выглядит гораздо менее обожженным, чем остальное тело.

После того как по его команде был открыт огонь, часть боеприпасов подвергшихся такому серьезному воздействию радиации, давали осечку, а у одного бойца патрон взорвался в магазине вызвав детонацию остальных патронов, испортив автомат, изранив итак полуживого хозяина и оторвав ему руку.

Капсюли в патронах стремительно теряли стабильность, но люди, что было удивительно, еще были живы и даже вели бой, медленно отступая назад, в жаркий коридор, посылая одиночные пули в головы страшного врага, выщелкивая испорченные патроны и вновь прицеливаясь. Сзади в толпу зомби ударили прорывающиеся навстречу Косолапову последние силы, оставшиеся в окруженном зале. Патронов у них уже не было, вооруженные кто тяжелыми трубами, кто прикладом, кто штыком, они давили оборачивающихся на шум зомби, крошили их сапогами, которые застревали в прогнивших грудных клетках, выбивали голыми руками им глаза и разбивали головы об стены. Под таким напором, организованным людьми с двух сторон, зомби потерпели поражение, и силы выживших объединились лишь только затем, чтобы узнать друг от друга о катастрофических новостях. Если по отдельности, не зная состояния дел ситуация казалась им патовой, то теперь они осознавали, что шансов просто нет никаких. Смерть двадцати смельчаков только вопрос времени. Командир обвел глазами свою облученную, инфицированную, израненную, морально раздавленную армию, всех, кто остался в живых и на его стремительно белеющие глаза навернулись слезы. По привычке расставив посты, объяснив боевую задачу, он достал свой портсигар и угостил каждого сигаретой. Обессилено прислонившись к стене коридора, Косолапов сполз по ней, на ощупь достал зажигалку и прикурил. Выдохнул показавшийся сладким табачный дым и умер. Сзади загоралась от жара ядерного пекла краска на стенах коридора.

Наконец, подавив сопротивление оставшихся в зале выживших, зомби, плотной толпой показались в конце коридора, в котором находились выжившие. И тогда они поднялись в последний бой.