Мир пауков. Маг и Страна Призраков

— А может, это и не было ошибкой. Может, враг специально рассчитывал разгневать Смертоносца–Повелителя.

— Но зачем?

Найл теперь сам дивился своему тугоумию: надо же, ведь все так просто!

— Как ты думаешь, почему их нападения прекратились сразу же, как только Квизиб начал возводить стену?

— Может, потому, что она так хорошо охранялась? — предположил Грель без особой уверенности.

— Хорошо охранялась и Сибилла, однако на нее напали.

— Тогда какая, по–твоему, была причина?

— Все–таки, наверное, магу очень нужно было, чтобы поднялась стена.

Грель, очевидно, не мог уяснить рассуждений Найла.

— Так мы ее и строили для защиты.

— Верно. Но и вы никогда за нее не выходили. Грель лишь через несколько секунд уяснил, что к чему. Он посмотрел на Найла с поистине священным изумлением.

— А ведь у тебя и впрямь больше проницательности, чем у Квизиба Мудрого! — Тут Грель слегла задумался. — Хотя откуда нам знать, как там оно было. Вон сколько лет прошло.

— Согласен, все это непросто. Но вдумайся, что нам рассказал советник Квизиб. Первое: Хеб Могучий посылает отряд в северные земли и узнает, что лед отступил, а на болотах полно птицы и прочей дичи. Затем Касиб Воитель посылает Мадига присмотреть место под новый город. Думаешь, отряд Мадига был выслежен и угодил в ловушку случайно? Или, наоборот, потому, что маг следил за каждым шагом своего противника; затем, как Смертоносец–Повелитель расширяет свои земли, а там уже и думает обосновать на севере новую столицу? И враг решил: не бывать тому.

— Но ведь северные земли были родиной Хеба Могучего. Кто мог запретить ему вернуться на родину?

— Пойми, льды отступили. Смертоносец–Повелитель и сам рассказал, что когда он родился, мир страдал от великого оледенения: снег валил день и ночь, небо всегда было темное. Естественно, в ту пору соваться на север не было никакого соблазна. Но вот лед растаял, и северные земли перестали быть холодными и бесприютными. И что: Касиб Воитель, обосновав столицу в пустынях Кенда, на том бы и успокоился? Неужто бы он не перевел взор на запад, к Серым Горам с их широкими долинами?

Грель слушал удивленно, и чуть недоверчиво. Найл продолжал:

— Советник Квизиб рассказал и то, что Тубин, отправившись на розыски Мадига отыскал лишь его кинжал, указывающий в сторону Серых Гор. Неужели пленители были такие верхогляды, что проглядели бы воткнутый в землю кинжал? Может, они все же сами его воткнули?

Грель беспокойно шевельнулся.

— Но для чего врагу самому указывать, где его искать?

— Предостережение, особый знак. Маг предупреждал Смертоносца–Повелителя: «Серые Горы — моя земля, не смей приближаться». А тот выслал сотни шаров обследовать Серые Горы и пустыни Кенда, ясно давая понять, что считает их своей землей.

— Тогда для чего было нападать на Сибиллу?

— Враг знал, что это приведет Смертоносца–Повелителя в ярость, и тот нанесет ответный удар.

Грель, продумав и поняв, что к чему, сильно разволновался.

— Ты считаешь, Смертоносца–Повелителя и его войско заманили в ловушку?

— Это объяснило бы многое.

Грель затаил дыхание.

— Но как враг смог вызвать великую бурю?

— Не знаю. Но я слышал, что маги вроде как могут повелевать стихией.

Словно в ответ на его слова, над городом прокатился негромкий раскат грома. Найл был так увлечен беседой, что даже не заметил темных туч, подбирающихся к солнцу. А спохватившись, обнаружил, что они уже подходят к главной площади, и тучи, будто в зеркале, отражаются на льдистой поверхности Белой башни. Через несколько секунд тротуар окропили первые капли дождя. Минуты не прошло, как дождь перерос в ливень. С площади во всю прыть разбегались люди и пауки, спеша укрыться от хлестких струй, с глухим шумом плещущих на тротуар, над которым белесым туманом стояла водяная взвесь.

Дождь начался, когда до дворца оставались считанные метры; тем не менее, вбежав под портал, оба были уже насквозь мокрые. С черной глянцевитой шубы Греля стекали жемчужные капли. Влага скопилась и на фасеточных глазах; паучку пришлось отчаянно встряхнуть головой.

Ливень продлился всего несколько минут. Однако внезапная перемена погоды наводила на размышления. Вспомнился недолговечный снег, выпавший всего три дня назад. «Маги вроде как могут повелевать стихией…». Собственные слова звучали теперь эхом к непонятному совпадению. Со смертью Скорбо неожиданно выпал снег. Что бы это значило?

Из раздумий его вывел звук открываемой двери. На пороге стояла Дона, одетая в плащ с капюшоном. Взгляд какой–то чужой, блуждающий, будто не узнает. Но тут она вроде бы опомнилась, лицо просветлело.

— Где тебя носит? Всю ночь тебя ищем, с ног сбились.

— Извини… — Найл поглядел Доне в глаза, и ужалила предчувствие. — Что случилось?

— Вайг…

Сердце у Найла окаменело.

— Он…?

— Без сознания с самого вечера.

Входя следом за ней, Найл вспомнил про Греля. — Прошу тебя, подожди. Мне надо к брату.

Он проследовал за Доной коридором и через внутренний дворик к старой части здания; Вайг занимал там две большие комнаты первого этажа.

На первый взгляд брат казался мертвым. Он лежал на спине, заросшее черной бородой лицо было бледным, осунувшимся. Мать с усталым видом сидела сбоку возле кровати, положив Вайгу ладонь на лоб. В ногах сидел на стуле Симеон.

Найл, порывисто подойдя к кровати, коснулся щеки брата; слава Богу, теплая. А вот, прощупав Вайгу ум, он понял, что брат при смерти. Жар прошел, но вместе с ним исчезла и решимость жить. Хаос чувств сменился вялым спокойствием, подобным бескрайней тусклой равнине.

— Он спрашивал тебя, — сказала Сайрис.

— Прости. — Лицо матери было такое же бескровное, как у больного сына. Найл вдруг почувствовал ошеломляющий прилив нежности, желание обнять, утешить мать. — Мама, ты бы пошла, отдохнула. Я посижу с Вайгом.

— Нет, я, пожалуй, останусь. — Найл понимал, о чем она: Сайрис никогда себе не простит, если Вайг умрет в ее отсутствие.

Найл еще раз прощупал ум брата. Вайг будто собирался кануть в море безмолвия. Вседовлеющая серость была какой–то холодной и отталкивающей, отвергающей всякую попытку разглядеть, что там, за ней. Даже простое созерцание имело гнетущий эффект. Странно: спящий ум обычно напоминает водоворот загадочных сил, а не закрытую дверь. Собираясь уже прервать попытку, Найл на мгновение вроде как почувствовал, что Вайг сознает его присутствие за закрытой дверью. Но тут серость вновь возвратилась, однообразная словно снежный покров.

Симеон встал.

— Я вернусь чуть позже. — Сайрис кивнула, не поднимая головы.

Найл проводил Симеона из комнаты.

— Ты можешь что–нибудь объяснить?

— Единственно, что это не яд. Это какая–то зараза.

— Откуда ты знаешь?

— Можно было различить под микроскопом. Скопище эдаких черных палочек.

— Именно с лезвия топора?

— Бесспорно. Ты же видел, как я делал соскоб. Но что–то очень странное в этих черных палочках. Обычно бактерии не выживают вне живого тела. Но на этот раз, когда я растворил соскобы в соляном растворе, он мгновенно закишел бактериями, как пруд головастиками. — Симеон угрюмо поджал губы. — И вот теперь эти головастики плодятся в кровеносной системе Вайга.

— Может, они взялись из крови Скорбо?

— Может. Но я просто не знаю.

Они вошли в переднюю. Там было пусто, если не считать Греля, стоящего на каменном полу с характерной для пауков полной неподвижностью.

— Извини, что заставил ждать, — сказал Найл. — У меня брат заболел.

— Совсем не удивительно, — сухо заметил Грель. Найл посмотрел на него в замешательстве.

— Как тебя понимать?

— В этом месте нестерпимо веет злом.

— Злом?

— А ты сам не чувствуешь?

Найл слился с умом паука. Прежде всего ощущалась нервная взвинченность Греля, словно наблюдающего приближение врага. Затем с пугающей внезапностью эта взвинченность овладела им самим. Причина была настолько очевидна, что Найл даже удивился, как же он не заметил ее раньше. Это было уже знакомое ощущение присутствия некоей враждебной сущности. Ту же безмолвную угрозу он чувствовал, находясь в непосредственной близости от кулонов. Вместе с тем ощущалась и разница: теперешняя вибрация была одновременно и более сильная, и не такая явная.