Ностальгия

ть процентов от оклада!

— Есть пять процентов, сэр!

— В расположении города приказываю отдавать приказы в корректной форме!

— Так точно, сэр! — четко отвечаю я и добавляю про себя: “мудило ты гребаный!”.

События развиваются. Миллион с чем-то “мошек” клубится над провонявшими мочой проездами с перевернутыми мусорными контейнерами. “Мошки” лезут во все щели, влетают в квартиры, обследуют лестничные марши и чердаки, проникают в подвалы. “Мошки” считывают показания контрольных чипов и сигнализируют, где этих чипов нету. “Мошки” находят спрятанное оружие и наркотики. “Мошки” — наши маленькие вездесущие стукачи — безнаказанные и неуловимые. Они наводят нациков на все злачное, что смогли обнаружить, тактические компьютеры перемалывают терабайты данных, базы данных растут и от обилия целей сходят с ума такблоки. Национальные гвардейцы муравьиными колоннами вливаются в недра башен. Вышибают двери выстрелами из дробовиков. Закидывают внутрь гранаты с парализующим дымом. То и дело выволакивают назад еще дергающихся или уже обмякших, попробовавших шоковой дубинки, людей с ногами, волочащимися по земле. Переполненные фургоны для скота один за одним отваливают от нашей цепи. Интересно, куда они тащат свой груз? Втайне надеюсь, что просто топят в море. Судя по тому, сколько мы тут торчим и на сколько продвинулись нацики, стоять нам тут еще ой как долго… То и дело где-то далеко хлопают подствольники. Взрывов не слышно — где-то пускают дым для успокоения толпы. Шум людского прибоя за поворотом то стихает, то нарастает снова, но нам он — до лампочки, дойдет очередь и дотуда, да и улица перед нами так забита машинами, что добраться до оцепления можно только прыгая по крышам. Полоса машин перед нами — естественная полоса препятствий. Так мы думали. И прикалывались, глядя, как гвардейцы зачем-то раскатывают впереди спирали колючки и пристреливают к палубе массивные наклонные опоры.

Относительно мирно мы стоим до самого вечера. Все идет в штатном порядке, нас даже отпускают по одному из отделения перекусить сухпаем в сторонке, даже временные нужники установили. Стрекозы все летают меж башен и все говорят, говорят, хотя за целый день их речи не выучили наизусть только глухонемые. Мы уже немного расслабились, уверовали в то, что вот так, как сейчас, час за часом, мы будем сжимать кольцо оцепления, а нацики так и будут постепенно выцеживать из башен всякий мусор, и так мы и вычистим по-тихому этот гнойник. Но около девятнадцати часов разогретая до кипятка толпа перехлестывает через перекресток между Семидесятой и Трест-авеню и катится в нашу сторону, собирая в кучу и переворачивая легковушки на своем пути.
26

— Мы хотим, чтобы к нам относились как к людям!! — орет в мегафон мужичонка, забравшийся на крышу автомобиля.

— ГА-А-А!!! — отвечает толпа. Машины, казавшиеся нам непреодолимым препятствием, ползут под натиском людской волны, как детские погремушки.

— Мы хотим жить по-человечески! — надрывается мужичонка. Просто не верится, как его плюгавенькая