Властелин знаков (Лексикон)

— Отлично, Джонатан! Я знал, что могу на вас положиться.

— Я хочу, чтоб вы поняли, сэр, — поморщился инженер. — Проблему это все равно не решит. Они догонят нас в любом случае; мы лишь можем выиграть несколько часов. А дальше что?

— В том и дело, кэп, — боцман взъерошил бороду. — Этот тип — вы знаете, о ком я говорю, — он, похоже, выбыл из игры. Что дальше? Куда вы нас, черт побери, тащите?

— Вы чем-то недовольны, мистер О’Рейли? — прищурился Стерлинг.

— Поймите меня правильно, кэп! Я ваш душой и телом, но… — ирландец понизил голос. — Парни не знают, что им думать! Эти клятые джунгли кругом, твари, каких и в аду не встретишь, — да еще погоня в придачу…

— Мы бывали и в худших передрягах! — Стальной кулак капитана грянул по столу. — Слушайте, вы оба… Мы во что бы то ни стало должны подняться к верховьям реки и совершить небольшой переход… Но если мистер Озорник не соизволит поправиться к тому времени — клянусь, я своими руками скормлю это бесполезное тело самой мерзкой из здешних бестий!

Сильвио Фальконе и Джек Мюррей остались на военной базе Манхэттен: Легри не взял их с собой в рейд — и даже не потрудился объяснить, в каком статусе они здесь находятся. Не знали этого и военные. Сильвио не преминул воспользоваться двусмысленностью их положения: он просто начал вести себя так, как подобает высокопоставленному чиновнику. Первым делом наставник Джека призвал к себе коменданта, предъявил верительные грамоты и потребовал допуска к эфирному телеграфу Маркони. Старый масон был безукоризненно вежлив, но в тоне его сквозила такая властность, что отказать комендант не решился. Усевшись перед аппаратом, Сильвио со знанием дела подкрутил верньеры и отбил длинное сообщение, время от времени сверяясь со своими записями. Завершив действо, он закрыл глаза, откинулся на спинку стула и замер. Джек, подождав немного, деликатно кашлянул.

— Терпение, мой мальчик, терпение, — невесело усмехнулся Фальконе. — Я забросил кое-какие крючки; теперь требуется немного подождать — надеюсь, не слишком долго.

— Кому вы телеграфировали, сэр?

— Я, скажем так, обратился в высшие сферы.

— Незримое масонство?!

— Оно самое. Я дал знать о нас… гм… главе одного из семейств, стоящих у кормила подлинной власти. Его имя все равно будет для вас пустым звуком; скажу лишь, что он с самого начала был в курсе наших поисков. Собственно, он и является их инициатором.

— И что же вы ему сообщили?

— Все. Все, что с нами произошло, — разумеется, в выгодном для нас ключе. Кстати, не сомневаюсь — Огюст поступил бы точно так же, если бы дал себе труд хоть немного задуматься. К сожалению, он неадекватен последнее время. Подозреваю, виной тому некий недуг, разъедающий его разум.

— Сифилис? — гадливо поморщился Джек.

— Не знаю, все может быть. Во всяком случае, наш патрон просто обязан как-то отреагировать на мое послание. Надеюсь, он лишит Легри всех полномочий — и возложит миссию на меня.

— А что, если на этот раз…

— Сильно сомневаюсь, — покачал головой Фальконе. — Я долго размышлял… Что-то хранит Инкогнито, Джек. Что-то, выходящее за рамки наших представлений. Полагаю даже, он неуязвим — ну, или почти неуязвим. Снаружи эту крепость не взять, только изнутри, заронив зерна сомнений…

— И вы уверены, что вам удастся…

— Договориться с Осокиным? Интересный вопрос.

Полагаю, у меня неплохие шансы. Не сочтите за обиду, мой мальчик, но вы даже не представляете, насколько мощное оружие тот забавный розовый отросток, что находится у нас во рту. Огюст, при всех его талантах, просто мясник. Ему никогда не подняться выше Карающего Меча Братства — я же одолел эту ступень давным-давно.

— Вы хотите сказать, что были… профессиональным убийцей?! — в изумлении воскликнул Мюррей.

— Ради бога, Джек, забудьте вы, наконец, терминологию желтой прессы, — поморщился Сильвио. — Да, я карал отступников и, к слову сказать, делал это куда более изящно, чем наш с вами общий знакомый. Поймите, на этом пути привычные вам нормы морали и нравственности — пустой звук. К тому же, как я сказал, данный этап остался далеко позади: теперь мое единственное оружие — слово.

— Как же называется ваш нынешний титул в иерархии Братства? — полюбопытствовал Мюррей.

— Мастер Совершенный Пастырь.

…Посланные в погоню катера прибыли на базу глубокой ночью. Это было бесславное возвращение: из четырех судов на плаву осталось только три, к тому же один из катеров имел серьезные повреждения — его тащили на буксире. Были и убитые, и раненые. Одним из пострадавших оказался Огюст Легри. Француз стоял на носу передового катера, и первый взрыв прозвучал у него за спиной — когда цепь, соединяющая мины в смертельное ожерелье, намоталась на гребное колесо. Фрагменты стальной оболочки и острые щепы прошили тонкую жесть кожуха, словно бумагу. Один зазубренный осколок вонзился Легри в плечо, другой перебил бедренную артерию. Обливающегося кровью француза спас верный телохранитель. Несмотря на множество мелких ран (на долю неандертальца достались щепки), он наложил патрону жгут, остановив хлеставшую из ноги кровь, а потом перенес с тонущего судна на борт уцелевшего катера. Огюст потерял много крови, лицо его побледнело и осунулось. Казалось, он пребывает без сознания — но, едва очутившись на берегу, Легри приподнялся на носилках и едва слышно позвал Имеющего Зуб.

— Да, хозяин? — откликнулся неандерталец.

— Ма… Мак Дули… Ко мне… Скорее… Мак Дули… — прошептал Легри.

Сэр Роберт в этот час уже спал, но вахтенному матросу «Немезис» меньше всего на свете хотелось перечить окровавленному верзиле; и спустя четверть часа командор уже склонялся над госпитальной койкой.

— Сэр! Вы меня слышите? Сэр!

Раненый шевельнулся.

— Мак Дули… Как долго, черт… Слушайте… Я приказываю вам… найти и уничтожить… — Тут глаза Легри закатились, и он впал в беспамятство.

— Так точно, сэр! — негромко сказал командор и отдал лежавшему честь.

Механики под руководством Лидделла работали большую часть ночи. Уже под утро барабан с режущими плоскостями удалось закрепить в водозаборнике и подвести к нему привод. Раскочегарили один из котлов: угля в бункерах оставалось совсем немного. «Корабль придется бросить», — с грустью подумала Ласка. Как странно — оказывается, она успела привыкнуть к стальному левиафану, сродниться с ним… По окончании работ девушка почувствовала себя выжатой досуха: сил хватило только на то, чтобы кое-как вытереть с рук грязь, добраться до каюты и рухнуть на койку. Теперь она спала в одной постели с Озорником, прильнув к его боку: не ради удовольствия (какое уж там…) — скорее, в робкой надежде, что эта близость хоть как-то повлияет на его состояние.

Сон пришел почти сразу, глубокий и крепкий. Ласка не ощутила, как лежавший рядом с ней принялся беспокойно ворочаться. Повязка сползла с поврежденного глаза, и Знак тускло засиял во мраке. Мутно-зеленое свечение усиливалось, нарастало: по стенам каюты поползли длинные тени, на потолке, куда был обращен неподвижный взгляд Осокина, запрыгали изумрудные зайчики — искаженное отображение происходящего в темном колодце глазницы. За многие тысячи миль, в подвале одного из лондонских зданий, дрогнули бронзовые обручи детектора Фокса — дрогнули и остановились; соединенный с ним звонок слабо тренькнул и умолк. Знак продолжал изменяться: одна форма переходила в другую, все быстрее и быстрее — и вдруг бешеная пляска иероглифов прекратилась: ослепительно полыхнув напоследок, Знак потускнел, угас, вновь сделавшись расплывчатой зеленоватой абстракцией. Несколько минут прошло в неподвижности — а потом Озорник пошевелился и сел, тихонько убрав с груди руку спящей девушки. Осторожно, стараясь не шуметь, он оделся, вышел из каюты, аккуратно притворив за собой дверь, и поднялся на палубу.

В небе плыла розоватая луна. Чьи-то голоса перекликались в темных джунглях по берегам, шуршали листья, мелькали в лучах ночного светила острокрылые тени… Осокин глубоко вдохнул насыщенный тяжелыми ароматами воздух.