Ключ Эдема

– Идем, – произнес учитель, и неспешно переставляя ноги, направился в сторону сада. Там, за плодовыми деревьями и огородом находились странные погребения монахов – костницы. Туда ее однажды водил Иоанн, показывая останки драконов, некогда живших на земле.

– Я здесь уже бывала, – заметила она, следуя за Натаном бен-Исааком.

– Если дурак побывал в библиотеке, это не значит, что он стал умным, – усмехнулся тот.

Они вошли в те ж двери, что и несколько лет назад, но теперь учитель вел ее в другом направлении. Захоронения костей остались позади. Они спустились ниже по ступенькам. Сквозь окна под потолком пробивался яркий дневной свет. В лучах солнца были видны пылевые вихри, вгоняемые ветром в это помещение. Дойдя до противоположной стены, Натан бен-Исаак подошел к небольшой фреске, изображающей каких-то святых. Их лики почти стерлись от времени, остались лишь очертания. Старик провел шершавой сухой ладонью по морщинистой стене, опустил пальцы в незаметное прежде углубление и потянул на себя. Фреска отодвинулась, точно дверь, обнажая пыльную, заросшую паутиной нишу. На полках удивительно было видеть бархат, припорошенный песком, и разных размеров шкатулки.

– Смотри, и если хочешь – не верь своим глазам.

Он открывал одну шкатулку за другой. Подойдя ближе, Элиана с раскрытым ртом наблюдала за тем, как поднятые крышки обнажают свои секреты. В первой на расшитой золотом подушке лежала простая чаша, глиняная, с широкими краями. В другой находилась горсть ржавых гвоздей. В третьей – венок из сухого растения, чьи листья почти осыпались. И в последнем сундучке – наконечник копья.

– Что это? – прошептала она, протягивая руку к чаше, но учитель перехватил ее за запястье.

– А что ты видишь?

– Не может быть, – девушка обернулась к нему, вглядываясь в иссушенное старостью лицо, в слабые потускневшие глаза. – Значит, это правда?

– Что – правда?

– Эти все вещи… Это же терновый венец, не так ли? Тот самый, что был возложен на голову Иисуса! А вот то, то копье, что пронзило его?! И чаша, которую наполнили его кровью… Господь милосердный, это правда? Всё правда?

– Вероятно, – Натан бен-Исаак смотрел на нее, будто ждал чего-то. – Раз ты так говоришь.

– Говорю?! Я же вижу!

– Что ты видишь?

Она захлебнулась в эмоциях. Сколько раз, сколько раз Элиана спрашивала его! Просила дать ответ, сказать, во что ей верить, и стоит ли хоть что-то в этом лживом мире веры!

И все это было рядом, у нее под самым носом.

– Это же все доказывает! – она с обидой и горечью смотрела на него. – Почему вы не показали мне раньше?

– Не показывал что? Кучку старых гвоздей? Венок, от которого еще пахнет сеном? Или эту чашу, на которой еще не обсохла кровь Господня? – он вдруг взял кубок и с силой швырнул об пол. Тот разлетелся на осколки под протяжный крик Элианы.

– Что вы натворили?!! – она упала на колени, глядя на осколки, в ужасе подняла глаза на учителя.

– Ты пила из этой чаши день за днем, но не считала ее святой, – заметил Натан бен-Исаак. – Этот венок сплел Хасим еще сегодня утром. А наконечник мне придется вернуть нашим друзьям-крестоносцам, стерегущим монастырь.

Элиана в растерянности смотрела то на него, то на осколок, который она подняла и бережно держала на ладони.

– Не рыдай, я отдам тебе свою чашу, если ты так скорбишь о ней, – усмешка учителя была хуже пощечины.

Элиана вскочила на ноги, бросила осколок на землю и раздавила его ногой:

– Вы смеетесь? Здесь нет ничего смешного! Можете обманывать меня, сколько влезет, насмехаться надо мной. Больше я вам не поверю! Никогда не поверю!

– Стой, глупая, – он устало прикрыл фреску и оперся на посох. – Ты готова была поверить тому, что увидишь, хоть не услышала от меня ни слова. Разве я солгал? Разве я сказал, что ты права? Тебе было угодно собственное заблуждение. Так почему же ты винишь меня?

– Вы жестоки.

– Я справедлив. Многие ведут себя так же! Покажи им безделицу, о которой они слышали, и вот уже они полны решимости. Но однажды придет тот, кто поманит их другой вещицей, и они кинутся за ним вслед.

Он махнул рукой, приглашая ее вместе с ним покинуть костницу.

– Истинная вера не нуждается в доказательствах. Чтобы верить в бога – нужно ли свидетельство его человеческой сущности? Чтобы верить в звезды – нужно ли, чтобы их знамения всегда радовали тебя? Чтобы верить в свою судьбу, чтобы верить в наше общество, в наше будущее, в наши цели – не нужны подтверждения. Кто дал доказательства лекарям, открывающим новые свойства грибов или помета летучих мышей? Кто сказал им: делайте так, и вы спасете! Нет, они верили в то, что спасут, и сделали это. Воины, верующие в победу, одолевали врагов, даже уступая им в количестве и силе. А матери, верящие, что дадут жизнь своим детям, давали ее. Без доказательств. Без знаков. Без портрета юного любовника, которого художник выдаст за святого мученика. А что сделала ты? Ты не веришь ни в себя, ни в меня, ни в того лучника, ни в своего ребенка. Только и слышу от тебя: убеди меня, докажи, пообещай. Всё, кончено! Ни слова от меня не услышишь. Живи, как знаешь.

Элиана остановилась, не ожидая такого завершения разговора. Натан бен-Исаак прошел мимо нее, кряхтя от тяжести возложенной на него ноши.

Порт Александрии. Наши дни

– Вы спятили!

– Отпустите!

– Какого дьявола здесь творится?!

Шум доносился издалека, из другого мира, где существует время. Здесь же существовало только пространство, безграничное, совершенное. И каждый раз возвращение было почти болезненным. Все равно, как после долгого пребывания в соленой воде выйти на сушу. Тело, собственное привычное тело, начинает казаться невозможно тяжелым, неуклюжим. Вадиму же таким ограниченным и тяжелым казалось собственное сознание, стоило покинуть блаженную безмятежность анимуса. Но что-то изменилось, изменилось неуловимо, и в то же время кардинально. Так можно ощутить перемены, когда цвет привычных стен изменился на полтона. Он больше не был одинок, его сознание, растворяясь в окружающей вселенной, ощущало странную наполненность, словно подпитывалось чем-то извне. Будто вело душевный теплый разговор. В тишине.

– Ника! – позвал он, догадываясь, чье присутствие ощущает. – Ника, ты…

Внезапно в кристальную белизну безграничного океана ворвался черный смерч, врезался, точно клинок в плоть. Тягучие нефтяные потоки застилали чистоту омерзительной маслянистой паутиной, подкрадываясь к нему все ближе, ближе, пока не поглотили, как тонущую мошку.

Вадим грохнулся на пол. Игла катетера, торчащего с внутренней стороны локтя, пронзила вену, добавив пекущей боли. Воздуха не хватало. Он дышал ртом, но не мог надышаться.

– Вот взрослые же люди, а ведете себя, как дети.

Этот голос был Вадиму смутно знаком, но он никак не мог вспомнить, кому же принадлежал этот немного тягучий южный говор.

– Вы же делаете ему больно! – это говорила Сэб. – Хотите, чтобы у бедняги мозги вскипели?

– Лучше приготовьте ему кофе, милочка, – а этот хрипловатый низкий женский голос мог принадлежать только одной даме. Ирэна Абати.

Опершись на койку, Вадим приподнялся, встал на колени. Объективно оценив, как кружится голова и плывет перед глазами, он снова сел на пол.

В каюте было очень тесно. Прислонившись к стене, стоял Алекс, сложив руки на груди и исподлобья глядя на тамплиеров. Ирэн присела на единственный стул. Она не изменила своему стилю, и как обычно, была одета в шикарный деловой костюм темно-лилового цвета с кремовой шелковой блузой. Посреди каюты стоял Марио – Вадиму запомнилось имя этого коренастого итальянца из-за героев культовой компьютерной игры с неунывающими братьями-сантехниками. Сэб стояла возле стола с разложенным аппаратом, заменяющим анимус. Колин сидел на койке, возле которой скрючился Вадим. У закрытой двери находился Ромен. Странно, что никто не пытается выдворить тамплиеров, скрутить их, связать. Эти двое безоружны, их меньше.