Среда обитания

Хинган приземлил машину в двадцати шагах от силового экрана и на большом расстоянии от внешней кромки стены. Мне показалось, что там, у самого края, находятся какие-то сооружения вроде бесформенных насыпей, каменных груд или холмов, но разглядеть их в деталях не удавалось – верх стены был широким, как площади в центре Мобурга. К тому же безбрежность пространства обманывала меня, смещала перспективу – я не мог сказать, на каком расстоянии эти холмы и оценить их размер.

Мы вышли из скафа – все, кроме Мадейры. Мой приятель, навьюченный записывающей аппаратурой, остановился в проеме люка, зажмурил глаза и стиснул ладонями виски; его дыхание было тяжелым, частым и неровным. Но, очевидно, каждый из нас, если не считать Дакара, испытывал неприятные ощущения – ноги дрожали, голова кружилась, непривычные запахи плыли в воздухе, а сам воздух был непохож на тот, которым дышат в куполах, – слишком теплый и слишком влажный, с отчетливым привкусом пыли. К тому же он двигался! Я чувствовал, как его потоки овевают меня то слева, то справа, то со спины, скользят по лицу и шарят прохладными пальцами у ворота брони. Прохлада странным образом соединялась со зноем – сверху, с неба, струился жар от ослепительного круга, который было невозможно разглядеть. Солнце? Да, конечно, солнце! Такое, каким описывал его Дакар.

Озираясь и переглядываясь, мы стояли около машины; над нами, закрывая половину небосвода, гигантским куполом горбился радужный пузырь. Дамаск окаменел, запрокинув голову, взирая на нечто пушистое, белое, плывшее в небе между землей и солнцем; Хинган вполголоса ругался, поминая манки, тараканов, крыс и все их испражнения; Эри спрятала лицо на груди Дакара, а тот стоял неподвижно, улыбался, щурился и поглаживал ее плечо. Из нас шестерых лишь он один сохранил полное самообладание.

Эри отстранилась, и я увидел, что она бледна, однако спокойна. Дакар шагнул к машине, взял в обе руки ладонь Мадейры, потянул к себе, заставив блюбразера покинуть скаф; он вел его осторожно, ласково, как медик-воспитатель несмышленого ребенка в инкубаторе.

– Можете открыть глаза, но не смотрите сразу вверх – солнце ослепит вас с непривычки. Видите, небо… и белые массы, плывущие в нем… и солнечный свет…

– Белое… что?.. – спросил Мадейра слабым голосом.

– Облака, перистые облака, легкие, воздушные. Если климат не изменился, сейчас лето. Не знаю, где мы – мы просто не можем находиться в тридцати мегаметрах от Мобурга, но я бы сказал, что это северные широты. Не тропики и не субтропики и даже не юг России, а где-то между Москвой и Петербургом.

– Мне это ничего не говорит, – пробормотал Мадейра, все еще цепляясь за Дакара. Облачная пелена затянула солнце, и мой приятель рискнул приподнять голову. – Там, такое яркое, огненное… Солнце, да?

– Солнце. Наша звезда, в ста пятидесяти миллионах километров от Земли. Конечно, если это Земля, и ее диаметр не увеличился в сотню раз.

Через несколько минут мы пришли в себя, головокружение прекратилось, ноги не дрожали, и воздух уже не казался таким непривычно жарким и густым. Поглядев налево и направо, я решил, что прежде всего нужно исследовать окаймлявшую колодец стену. Во-первых, она была у нас под ногами, то есть являлась самым ближайшим объектом, а во-вторых, здесь, на высоте, на гладкой и привычной тетрашлаковой платформе, мы ощущали себя в безопасности.

– Эри и Дакар, обойдите силовой экран, – распорядился я. – Хинган с Дамаском продвинутся к правой оконечности холмов, а мы с Мадейрой возьмем левее, рассмотрим каменную груду посередке и снимем панораму местности. Всем все ясно?

– Где ты видишь холмы? – спросил Дакар.

– Вон там, у самого края. Какие-то нагромождения, похожие на кучи обломков.

– Скорее развалины, чем холмы, – заметил он, присматриваясь.

– Тем интереснее их изучить. Я думаю…

Слепящая вспышка за спиной прервала меня. Мы повернулись, готовые отразить нападение, но к нам никто не приближался ни по земле, ни в воздухе. Вспыхнул радужный пузырь – над дальней, невидимой его стороной один за другим вставали фонтаны, рассыпаясь цветными искрами. Алое, золотистое, фиолетовое сияние выплескивалось на высоту километра, переливалось и дрожало, потом вершина световой колонны выпускала десяток длинных лепестков, изгибавшихся над силовым экраном и падавших вниз. Пузырь тут же реагировал на них – разводы, бежавшие по его поверхности, делались более яркими, насыщенными оттенками и двигались теперь гораздо быстрее. Чудное, великолепное зрелище! Но оценить его мешала тревога – мы не понимали, что происходит.

– Словно солнечные протуберанцы… – зачарованно прошептал Дакар.

– Откуда они взялись?

– Не имею понятия, Крит. Взрывы видел, и атомные, и обычные, но это на взрыв не похоже, совсем не похоже. Такой роскошный фейерверк!

Хмыкнув, я поинтересовался:

– Кто у нас эксперт по Поверхности? Эксперт обязан все знать и все объяснять, гниль подлесная! Ну-ка, пошевели мозгами!

– В мои времена ничего подобного не было, ни силовых щитов, ни таких титанических сооружений. – Он огляделся по сторонам, защищая ладонью глаза от солнечного света. – Ты только погляди на эту стену! Метров двести в толщину! Ни одна плотина не сравнится! А этот силовой экран… этот… этот… – Внезапно он хлопнул себя по лбу и развернулся к Мадейре: – Вы говорили, что экран работает словно селектирующий фильтр, так? Что-то пропускает, что-то задерживает… камни, пыль, грязь и все ненужное… Я думаю, эти вспышки – результат падения на экран каких-то значительных масс, а те разводы, которые мы наблюдали, связаны с мелкой пылью. В воздухе полно пыли… пыли, микроорганизмов, частиц песка… Экран, вероятно, их уничтожает или отбрасывает, не пропуская в шахту.

– Сейчас проверим, – сказал я и выпалил в радужный пузырь.

Дакар был прав – в том месте, где пуля соприкоснулась с экраном, сначала полыхнуло, потом взметнулся фонтан огня, не такой огромный, как те, которыми мы любовались, но все же метров пятнадцать в высоту.

– Если пуля стальная, она не уничтожена, а падает сейчас в приемный бункер, – заметил Дакар. – Вспышка, я думаю, как-то фиксируется – сгорает ничтожная доля вещества, затем – спектральный анализ, а после него…

– Вот что, эксперт, – сказал Хинган, вращая стволом огнемета, – ты нам крысиный корм не подсовывай, ты объясни, откуда эта иллюминация? Что там валится, с другой стороны пузыря? Крит со своим «ванкувером» здесь? Здесь! А там кто стреляет? Да еще пулями величиною со скаф! – Он кивнул на новый огромный фонтан, взмывший к белесоватым облакам.

– Мы с Эри пойдем туда и посмотрим, – вымолвил Дакар. – Может, пришельцы или роботы, а может, это божья роса от птичек.

Его последние слова были непонятны, но я решил не переспрашивать – кажется, он сам не верил в них. Кивнув друг другу, мы разошлись. Дакар и Эри зашагали вдоль защитного экрана, огибая радужный пузырь, над которым все еще били фонтаны; Дамаск и Хинган двинулись к нагромождению обломков метрах в ста пятидесяти от точки приземления, а мы с Мадейрой держали курс подальше, туда, где торчало что-то похожее на каменную пирамиду, утыканную тряпками на длинных шестах. Шли мы туда восемь минут, а когда дошли, я увидел, что это не тряпки, а вроде бы листья с костяными черенками, серые, белые, черные, голубоватые, одни в человеческий рост, а другие побольше раз в пять или десять. Пирамиду сложили из здоровенных камней и кусков проржавевшего металла, а между ними воткнули черенки и набросали цветные, грубо отшлифованные камешки – тоже не маленькие, размером с голову. Надо полагать, для украшения… Как раз в стиле пришельцев со звезд, которых опасались Йорк и Конго! Летают они между мирами, строят из всякого мусора пирамиды и украшают их этими странными листьями…

Осмотрев сооружение, довольно высокое, но неказистое, я начал склоняться к гипотезе Дакара, к той, которой он поделился в убежище у Керуленовой Ямы. Очевидно, на Поверхности жили дикари – может быть, потомки преступников, которых бросили здесь в Эпоху Взлета или изгнали из самых первых куполов. Если Дакар не ошибся, тут могли быть и древние города, теперь обратившиеся в руины, а в них – остатки механизмов и машин, металл, стекло и прочее, что ищут диггеры в Отвалах. А дикари чем хуже? Найдут кусок железа и приволокут сюда, или в колодец сбросят, или в пирамиду сунут… Вот только для чего?