Коготь Хоруса

За долгие годы до того, в более невинную эпоху, подобные изменения навели бы меня на мысль о порче — о деградации и калечащих переменах. Впрочем, когда-то я был чрезвычайно наивен. Прикосновение варпа бесчеловечно, но не является злым по природе. Оно, безусловно, злонамеренно, однако переделывает тех, кого ласкает, соответственно их собственным душам. Именно по этой причине столь многие в Девяти легионах полагают себя благословленными Пантеоном, когда мутация охватывает их физические тела. Эмоции поощряются, фанатизм вознаграждается, насилие и страсть считаются священными.

Варп никогда не делает своих избранных сынов и дочерей бесполезными, но нельзя сказать, что смертный ум желает всех его благословений и дорожит ими. То, что идет во благо злобному Пантеону, не всегда совпадает с тем, на что рассчитывали затронутые варпом души. Некоторые мутации — это улучшения и доработки. Некоторые больше смахивают на распад и уродство.

Вися здесь в цепях и говоря о далеком, я чувствую, как глаза инквизиторов с омерзением замечают мои мутации. Варп переделал меня в соответствии с моей ненавистью, моими желаниями, моей яростью и моими прегрешениями. Я уже тысячи лет не выгляжу настоящим человеком.

Но мне мало дела до того, каким я представляюсь человечеству. Даже когда я выглядел как человек, по сути, я был стерильным орудием из плоти и керамита, возвышенным над людьми — таким же огромным и некрасивым для глаз смертных, как и любой другой воин Легионес Астартес. Быть может, имперцы и разбегаются от меня с воплями, будто от оказавшегося среди них чудовища, однако в Великом Оке есть тысячи тех, кто испытывает острую и безграничную зависть к форме, приданной мне варпом. Годы, которые я провел военачальником Черного Легиона, были далеко не милосердны.

Пока мы шли по преображенным туннелям, Абаддон никак не комментировал постигшие корабль перемены. Мне не требовалось задавать ему вопросы, чтобы знать, что на палубах «Духа мщения», которые я еще не видел, скорее всего, присутствуют бесчисленные изменения, схожие с этими.

Мы двигались по напоминающей улей группе неиспользуемых гидропонических камер, где все еще висел запах древней растительности. Когда-то вся эта подсекция, похожая скорей на лабораторию, чем на питомник, была прибежищем зелени, но теперь лотки с люльками пустовали. На «Тлалоке» было тридцать подобных ульев для пополнения пищевых пайков, потребляемых экипажем смертных. Большая их часть уже давно пришла в негодность как из-за утраты смертными слугами боевого корабля необходимых навыков, так и из-за воздействия Ока на здешнюю растительность.

— Тебя не тревожит, что Фальк возненавидит твоего оракула?

В темноте глаза Абаддона по-настоящему светились от психического резонанса. Мне доводилось видеть подобное только у Нерожденных.

— А почему я должен об этом тревожиться, Хайон?

— Ты знаешь, почему. Это рука Саргона довела их до такого состояния.

— Ты настолько в этом уверен?

— Ладно, Абаддон. Ссылайся на свое неведение, если тебе так угодно.

В одном из этих помещений мы обнаружили первого из воинов Фалька. Он неподвижно застыл в одиночестве в своем боевом облачении. Казалось, что терминаторский доспех почернел от жертвенного пламени, а шлем с чудовищными бивнями свирепо сверкал глазами. Молниевые когти воина праздно повисли по бокам, клинки не были включены. Когда мы приблизились, я увидел, почему. Они представляли собой не стандартную модель из освященного железа, а толстые костяные когти, выступавшие из кончиков пальцев перчаток. Судя по виду брони, она полностью срослась с плотью — что, впрочем, едва ли было редкостью среди тех из нас, кто обитал внутри Ока. Зловонная серебристая отрава, капавшая с костяных когтей, была, однако, чем-то новеньким. Она напоминала ртуть и пахла спинномозговой жидкостью.

Я не чувствовал внутри воина никакой борьбы. Не было демона и смертного, сцепившихся в яростный клубок, просто… спокойствие. Шлем с плечом и лодыжку с покрытием пола соединяли первые нити паутины. Он стоял тут, по меньшей мере, уже несколько дней. Ждал.

— Куревал, — поприветствовал воина Абаддон.

Терминатор медленно и тяжело повернул голову, сочленения брони зарычали. По бивням неторопливо потекли ручейки того же серебристого яда.

Прежде чем воин заговорил, я почувствовал, как его мысли встали на место. Это самое точное описание ощущения, которое я могу дать, — пока мы приближались, череп юстаэринца заполняла безжизненная, отстраненная боль, но в тот же миг, как его внимание остановилось на Абаддоне, его мысли выстроились в узнаваемые схемы. В присутствии Абаддона он стал человеком, как будто его бывший Первый капитан стал своего рода психическим якорем.

— Верховный Вожак? — скрежещуще-урчащий голос Куревала отдавал холодком недоверия.

В ответ Абаддон оскалил зубы в свирепой улыбке, проглянувшей сквозь неопрятно свисающие грязные пряди.

— Верховный Вожак, — повторил Куревал и тут же опустился на колени.

Терминатор был злобой, принявшей телесную форму, и воином, способным возглавить группировку себе подобных. Вид того, как он встает на колени через три секунды после встречи со своим бывшим командиром, слегка обескураживал. Я начинал осознавать, кем был Абаддон для своих воинов.

Бывший предводитель юстаэринцев не стал смеяться над почтением, выказываемым ему братом. Он положил руку на наплечник Куревала и прошептал хтонийское приветствие, которого не уловил даже мой улучшенный слух. В каждом легионе были свои обряды и ритуалы, скрытые от чужаков. Я ощутил себя незваным гостем, вторгшимся на тайную церемонию.

Терминатор медленно поднялся. Сочленения его доспеха приглушенно рычали. Как и у остальных юстаэринцев, его броня была окрашена в черный цвет элиты легиона, а не в морскую лазурь простых Сынов Хоруса.

— Идем с нами, Куревал.

Терминатор не стал возражать и послушно последовал за нами неторопливой поступью. Он совершенно не обращал на меня внимания, полностью сосредоточившись на Абаддоне. Не знаю, считал ли Куревал своего бывшего командира видением, или нет.

— Я практически не чувствую демона внутри тебя, — обратился я к воину, пока мы шли. — Ты изгнал его из своей плоти?

В ответ он издал низкое, булькающее рычание. Я задался вопросом, был ли это смех.

Мы двигались дальше, и процесс повторялся снова и снова. Воины Фалька были рассеяны по всей подсекции, и каждый из них стоял без движения, напоминая в своем уединении статую. Некоторые смотрели в стену, другие стояли возле отключенных генераторов переработки отходов, трое занимали разные части одного помещения, глядя сквозь армированное обзорное стекло на планету, которая вращалась внизу.

В присутствии Абаддона все они пробуждались, словно близость к нему возвращала их души обратно в телесное обиталище. Все они следовали за нами неплотной колонной под слаженный рев сервоприводов суставов. Пока они шли, я слышал пощелкивание вокс-коммуникации между ними, но они не подключали к каналу меня.

Я не чувствовал ни в ком из них никаких хищных сущностей. У всех заметна была определенная степень биомеханических мутаций: выросты из сплавленных воедино керамита и кости, образующие шипы, гребни и клинки. У большинства сочилась та же ядовитая жидкость, что стекала по когтям Куревала, однако души были их собственными. Демоническая сущность не гнездилась в глубине их сердец и не пузырилась на поверхности, двигая их тела, словно марионетки.

Казалось невозможным, что всем им удалось вышвырнуть демонов из своей плоти. И все же моим ощущениям не находилось простого объяснения. Это было не просто отсутствие вторгшихся сознаний Нерожденных — также не было болезненной пустоты, когда душу раздирают, отторгая демоническое прикосновение. Казалось, будто демон зарылся вглубь каждого из них, словно паразит, который закапывается, чтобы скрыться от света.

Расспросы шагавших вперед воинов не принесли никакого озарения. Несколько из них поприветствовали меня по имени так тепло и по-товарищески, будто мы только что не натыкались на них, стоящих во мраке с отключенным разумом. В каком бы медитативном состоянии они не пребывали перед тем, как мы их обнаружили, это проявление жизни прогнало его.