Грибница

— И вы не знаете, что с девочкой сейчас?

— Не, не знаем, — Гришка чувствовал, что идёт по скользкому пути. Что там наговорил Сергеич этому Петру, хрен его знает, но только не правду. Поэтому Гришка сделал мрачное лицо и вполне искренне сказал. — Слыш, Петь, давай не будем про это, а то, как Ирку вспоминаю — сразу тошно становится. Пусть тебе про это Сергеич рассказывает — он у нас главный, это его обязанность.

— Понимаю, Гриша, просто я хотел бы ситуацию в целом увидеть, с разных ракурсов так сказать, от разных лиц детали услышать, тогда картина яснее получается, — сказал Пётр. — На мне ответственность за двух женщин и двух детей висит, а это не легко. Не могу я кому попало доверять.

— Всё верно, Петя, — кивнул Гришка. — Только сдаётся мне — ты уже доверился, если на базе их решил оставить.

— Надеюсь, я не ошибся, — пробормотал Пётр.

Глава 20 Договор

— Так что там за сон тебе приснился, Евгения Батьковна? — спросил Сергеич, когда за обеденным столом, кроме них никого больше не осталось.

— Ты про что? — сделала удивлённое лицо Евгения.

— Не юли, — Сергеич прикуривал сигарету, но глаз от лица Евгении не отводил. — Сама говорила, что тебе особенный сон приснился, поэтому ты и вызвалась сегодня на дежурство.

Евгения помолчала, потом вытянула из пачки у Сергеича сигарету и подождала, пока он поднесёт ей огонёк. Затянулась.

— На самом деле он мне уже раз дюжину снился, — призналась она. — Вроде бы ничего особенного: будто я иду по дороге и она бесконечна. Но в то же время всё так реально: утренний туман, прохлада, каблуки стучат по асфальту. Сон приходит уже под утро, и каждый раз я просыпаюсь и не могу понять, где я.

— Ты просто идёшь по дороге и всё? — удивился Сергеич.

— Мне так вначале казалось, — подтвердила Евгения. — Только сон все повторялся и повторялся, пока я не поняла, что он не всегда одинаковый. Иногда в этом сне я прохожу мимо дорожных знаков. И они всегда разные.

— И?.. — подался вперёд Сергеич.

— Мне снился путь этих пятерых, — Евгения выпустила длинную струю сигаретного дыма и наблюдала, как он рассеивается в воздухе.

— Как ты догадалась?

— Позавчера я взяла дорожный атлас и нашла все названия, какие мне приснились, — сказала Евгения. — Все они лежали вдоль одной дороги.

— Следующим пунктом был Стальград и ты решила проверить?

— Да.

— Интересно.

— Не веришь? — равнодушно поинтересовалась Евгения.

— Я не верю в совпадения, — ответил Сергеич и откинулся на спинку стула. — Думаю, лучше помалкивать пока про эти твои сны. Как считаешь?

— Тебя не удивляет, что они вообще снились? — изумилась Евгения. — Я-то думала, ты меня засмеёшь сразу.

— Зря ты так думала, — обиделся Сергеич. — Я, к твоему сведению, о таких вещах сам кое-что знаю.

Евгения с заинтересованным видом уставилась на Сергеича и он стал рассказывать:

— Я когда в угрозыске работал, было у меня развито что-то вроде шестого чувства, — Сергеич затушил окурок и тут же вытянул из пачки новую сигарету. — Например, стибрят что-нибудь у меня — а я всегда знаю кто. Раз пришёл на работу и сразу почуял, что сперли что-то. Мне эта коробочка для скрепок прям в глаза прыгала. Скрепки — это фигня, не жалко, но тогда постоянно что-то пёрли и по мелочам и не очень, и мне это надоело. Помню, я на пацанов вызверился по этому поводу, а они мне тогда кликуху придумали — «Нюхач». Говорили, что я такой жадный, что даже скрепки свои пересчитал. Но это ещё что, — помолчав немного, продолжал Сергеич. — Самое главное, что я опасность чуял. Но только если она непосредственно меня касается. В моей работе это не лишнее было, но и мешало здорово.

— Чем же? — удивилась Евгения.

— Тем, что от пули или заточки я всё равно уклониться не мог, а работу выполнять приходилось, — Сергеич вздохнул. — Представь, что идёшь на заданье и знаешь наверняка, что тебя грохнут сегодня. Это ж страшнее в сто раз, чем просто идти, ничего не зная.

— Ну, так и пожарники знают, что огонь обжигает, так все равно в пожар лезут и людей из огня достают, — возразила Евгения. — Разве это не одно и то же?

— Нет, — отрезал Сергеич. — Ясно, что и у ментов, и у эмчеэсников — у многих работа опасная. Но каждый надеется, что сегодня его не достанет, что пуля мимо пролетит, что пирокостюм убережёт, что трос не оборвётся. А я знал, понимаешь, знал, что сегодня меня обязательно подстрелят, или шилом штрыкнут в печёнку.

— И что ты делал, когда опасность чувствовал? — поинтересовалась Евгения.

— Пока молодым был — ничего не делал, — Сергеич выпустил в воздух длинную густую струю дыма. — Ходил на операции. Поджилки тряслись, пот ручьём, но начальству ведь не скажешь: «Слыш, капитан, чёт у меня предчувствие нехорошее, можно я сегодня домой пойду?»

— И что не достали тебя?

— Один раз — в самый первый — достали, — кивнул Сергеич. — Мурло какое-то пьяное жену свою порезал, ну соседи всё видели и нас вызвали. Мужик этот здоровый был, и когда посреди кухоньки своей стоял и ножиком размахивал, то до самых стен доставал. За ним в уголке пацанёнок его сидел, так что начальство решило папашу пьяного живьём брать, чтоб мальца стреляниной не травмировать. Ну, так получилось, что я первый в ту квартиру вломился. Сзади остальные подпирали — отступить некуда. Мужика я увидал и сразу понял, что он меня сейчас зарежет. Только-то я об этом подумал, как тот чёрт мне свой тесак прямо в горло и ткнул. Не знай я заранее, куда он ударит — конец мне мигом настал бы. А так успел ладонь подставить — он в неё ножик и воткнул по самую рукоять, — Сергеич продемонстрировал Евгении левую ладонь, на которой и впрямь белел узкий недлинный шрам. — Мужика мы потом повязали, мне благодарность и премию выдали, но с тех пор я боялся отчаянно и старался всегда выстрелить первым.

— Неприятностей не было? — выпустив клуб дыма, поинтересовалась Евгения.

— Были пару раз, — кивнул Сергеич. — Но меня опера всегда отмазывали: товарищи всё-таки. В конце концов я следователем стал и всё больше в кабинете сидеть оставался. Так до капитана и дослужился и ещё был не потолок, да только тут эта катавасия в мире приключилась…

— А Кирилл, что с тобой работал?

— Кирилл? — Сергеич усмехнулся. — Нет, это я с Кириллом работал.

— В смысле?

— Он мой подозреваемый был и на пятнадцать лет я ему уже насобирал.

— От чего же у вас теперь такая любовь приключилась?

— А от того, что когда Пыление началось, Кирюша в клетке сидел запертый, а у меня ключи были. Мы с ним договорились кое о чём, и как видишь — оба выиграли.

— А не боишься, что он вспомнит, кто его в клетку засадил?

— Так я ж его и выпустил, — возразил Сергеич. — Считай жизнь спас.

Тема себя исчерпала и Сергеич с Евгенией молча докуривали сигареты.

— Чем там новенькие занимаются? — спросил Сергеич, когда молчание совсем уж затянулось, а желания идти что-то делать «во благо общины» не появилось.

— Катя с Леной Фёдоровне помогают — посуду моют. Пацан их по участку бродит.

— А наши?

— Нашим я велела две спальни освободить.

— Какие?

— Кирилл отдаст свою спальню Лене и Кате с девочкой — придётся им потесниться — а сам переселится в кабинет.

— А где же мы будем заседать? — удивился Сергеич.

— В столовой, — ответила Евгения. — Не думаю, что Пётр согласится все решения отдавать на твой суд. Он потребует открытых собраний, а в кабинете для этого мало места.

— Думаешь, я позволю новеньким строить погоду? — рассердился Сергеич.

— Тебе придётся немного уступать им, если ты хочешь удержать этих женщин, — ответила Евгения. — Но реально все вопросы будут решаться в нашей с тобой спальне или у Кирилла, если тебе захочется узнать его мнение.

— Проклятье, — чертыхнулся Сергеич. — Ты права. Да и Кирилла лучше держать поблизости — пусть селится в кабинете. А вторая спальня?