Планета битв

Три бронепаровика, двигаясь на самом острие атаки, с ходу ударили из стим-спитов. Первый залп лег перед позициями противника, второй разметал, разнес, порвал на куски колючую проволоку. Грейты перенесли пулеметный огонь на паровики и скоро подбили два из них. Третий, на котором балансировал, потрясая звенчем, Лускус, пер в самое пекло, окруженный толпой ополченцев.

Одноглазый казался заговоренным. Пули и осколки свистели вокруг него, вокруг падали люди, в броневик попала и разворотила котел реактивная граната, выпущенная из переносного ракетомета, но канцлера даже не задело. Он легко спрыгнул с башни замершей машины и рванулся вперед, увлекая за собой бойцов.

Сотню трофейных винтовок, захваченных у грейтов накануне, нападавшие практически не использовали — для них не было патронов, враги расстреляли почти весь свой боезапас во время штурма позиций ополченцев. Несколько выстрелов, сделанных из атакующих порядков, на картину боя никак не повлияли. У грейтов было подавляющее преимущество в огне. Они убивали ополченцев десятками, не неся вообще никаких потерь. Но скоро это соотношение должно было кардинально измениться — нападавшие прорвались вплотную к траншеям.

Неожиданно из облаков прямо над укреплениями грейтов вынырнул летательный аппарат. Короткий фюзеляж, широкие крылья, два двигателя, колпак кабины.

– Леталка! Леталка! — закричали ополченцы. Аппарат снизился и на бреющим полете пошел над атакующими. В носовой части заплясали сдвоенные огоньки, и по людям хлестнула пулеметная очередь. Елисеев поднял винтовку и тут же опустил ее. С его позиции до турболета было метров триста — не попасть. Свистя двигателями, леталка грейтов шла над самой гущей ополчения, и люди заметались, пытаясь укрыться от падающей с неба смерти. Клим увидел, как Лускус, опершись спиной о покатый борт подбитого бронепаровика, вскинул винтовку и повел стволом следом за турболетом грейтов. Аппарат был прямо над ним.

Выстрел! Второй! Третий!

Турболет начал набирать высоту, но вдруг, словно споткнувшись, завалился на крыло и, описав пологую дугу, упал в океан, подняв тучу брызг. Ополченцы радостным ревом приветствовали его гибель и с удвоенной яростью бросились вперед.

Клим во главе своих саперов атаковал правый фланг укреплений. Он, пожалуй, единственный из всех не вынул звенч, полагаясь больше на пулевую винтовку. До окопов оставалось буквально два десятка шагов. Уже ясно различались лица грейтов, спешно надевающих защитные керамлитовые шлемы. Несколько раз ударил миномет бугеля. От пулеметных пуль стонал воздух. Сорвав с плеч куртку, Клим набросил ее на блестящие спирали колючки, заорал своим:

– Делай, как я!

В считаные секунды саперы продрались через заграждения, теряя людей, рывком преодолели несколько метров, отделявших их от окопов, — и началась ожесточенная рукопашная схватка, в которой побеждает не сильный и умелый, а злой и беспощадный.

Защитное снаряжение грейтов поначалу оказалось не по зубам клинкам звенчей, но ополченцы не растерялись. В ход пошли колья, доски, приклады выдранных из рук врага винтовок. Атакующие забивали грейтов, как когда-то, в эпоху Гуситских войн, чешские крестьяне, не имевшие оружия, чтобы пробить рыцарские доспехи, забивали латников цепами и кузнечными молотами.

В центре Лускус тоже прорвался через проволоку, но на левом фланге еще трещали пулеметами две последние бронемашины грейтов, до которых не доставали ракетные мины бугеля. Противник, оставляя заваленные трупами траншеи, начал отходить туда, под защиту ураганного огня своих броневиков.

– Круши! Даешь победу! — потрясая окровавленным звенчем, кричал Лускус, пробиваясь вперед. Пуля пробила ему бедро, но он не обращал на это ранение никакого внимания. За ним шли, как за отцом. В огонь — так в огонь, на смерть — так на смерть.

Бронемашины забросали гранатами. На прижатых к скалам грейтов навалились со всех сторон, и противник понял — все, дальше сопротивляться бессмысленно. Побросав винтовки, грейты подняли руки. В горячке боя ополченцы едва не перебили сдавшихся, и Лускус с трудом сумел остановить своих бойцов.

Пока шла бойня в траншеях, от бревенчатого пирса отвалила, оставляя сизый выхлоп, длинная самоходная баржа. На ее палубе было черно от шлемов — не менее сотни грейтов пытались бежать со страшного берега.

– Уходят! Уходят!! — закричали ополченцы. Кто-то, высокий, в висящей лохмотьями одежде, подхватил трубу ракетомета, брошенную в траншее, привычным движением откинул планку прицела. Припав на одно колено, боец выстрелил — из ходовой рубки баржи брызнули осколки, вверх взметнулся длинный язык пламени. Ополченцы разразились радостными криками.

– Пленных раздеть, разоружить, охранять как зеницу ока! — распоряжался Лускус, пока санитарка бинтовала ему ногу. — Если хоть один волос… расстреляю!

Из дневника Клима Елисеева:

Почему мы победили? Я второй день раздумываю над этим. Да, у нас был перевес в живой силе, но это вряд ли сыграло свою роль. Индейцы в Мексике тоже имели численное превосходство над отрядом Кортеса, да еще какое. Но в результате горстка конквистадоров разгромила огромное государство и подчинила Испанской короне территории, куда более обширные, нежели метрополия.

Мы, конечно, не ацтеки. Но подавляющая огневая мощь грейтов в любом случае должна была свести на нет все наши усилия. Танки и бронемашины могли пройти через наши позиции, как шило сквозь воск. Пройти — и через несколько часов достичь Фербиса.

Пехота противника так же имела все возможности устроить нам кровавую баню — под свинцовым ливнем у нас не было бы никаких шансов. И тем не менее победили — мы.

Наверное, все дело в том, что у нас, жителей и невольных пленников Медеи, другая психология. Уже другая. Мы все теперь немножко не люди двадцать третьего века. Мы — другие. То ли регрессировавшие до уровня наших предков, то ли ушедшие по пути пси-развития куда-то в сторону. Это не так явно проявляется в мирное время, но война безжалостно обнажила нашу «инаковость».

Мы воюем, чтобы победить. У нас нет и не может быть никакой другой цели. Так воевали в Великом веке. Даже полный мрачного пафоса лозунг «Победа или смерть!» нам не подходит. Умереть легко, но никто из нас не имеет права просто погибнуть в бою. Нам нужна только победа. Именно с этой мыслью, даже не мыслью, а неким невысказанным желанием, сидящим в подкорке, в подсознании, ополченцы выходили на смертное поле.

А грейты проводили войсковую операцию на одной из планет, входящих в сферу интересов Великой Коалиции. Их солдаты просто делали свою работу. Тяжелую, опасную, но все же — работу. Они — работали. Мы — сражались. Сравните два этих слова. В одном живет тупой, безразличный к результатам своего труда «раб», в другом бьется древнее слово «рать», сильное, буйное. Кровавое.

Да, наши потери огромны. И если считать в человеческих жизнях, у противника над нами серьезное превосходство. Но по-другому мы бы не смогли одолеть врага. Если отделение грейтов получает приказ занять некую высоту и в процессе выдвижения к ней попадает под обстрел, то согласно уставу, отходит, вызывая подкрепление и стратолеты. Мы не имеем такой возможности. Наша сила в ярости. Только с ее помощью нам удалось справиться с хрустальными червями, и теперь она вновь пришла нам на помощь. Думаю, что и в будущем мы без нее не справимся.

Нас ждет остров в океане. Седьмой остров, как его называют грейты. Там их база. Там их основные силы. Через три месяца будут готовы «рогатые» турболеты, постройка которых была приостановлена после крушения экспериментального экземпляра. Теперь, после разгрома десанта, командование островной базы форсирует работу над штурмовиками. Об этом нам рассказал пленный грейтовский полковник, командующий высадкой. Он не стал валять дурака, выложил все быстро и четко, понимая, что цацкаться с ним никто не станет. Лускус допросил других пленных, сличил показания — все сходились в одном: три месяца.