Литерный эшелон

– Создать искусственную Луну? Такую громадину?

– О нет, это лишнее. Скажем, у Марса спутники гораздо меньше… Но нам надо зашвырнуть в небо что-то маленькое, где-то размером с полсажени, может даже с аршин.

– Тогда мы его не увидим.

– Надобно чтоб оно как-то сигнализировало само. Радиостанции нынешние ненадежны – я консультировался у Шульги. А вот если покрыть его светоотражающим слоем, или поместить внутрь проблесковый фонарь… Потом надо разработать механизм спуска и приступать к запуску живых существ – вероятно обезьян, как более к нам близких. Ну а потом человека… После – надо лететь к Луне, затем к Марсу… Венере…

В салоне «Скобелева» этот же меморандум читал и Столыпин:

– Интересно. Весьма интересно… Будто роман Стивенсона читаешь или там Уэллса… Михаил Федорович?..

– Слушаю…

– А повели бы космический корабль к Марсу.

– Если построите мне его – отчего бы и не повести?..

– Построим… Уверен, что сможем.

Странный посетитель

Посетитель ждал профессора, сидя на поддоннике, словно какой-то студент. Был одет в пиджак-куртку, бриджи, в руках мял кепи. Все оно было клетчатым.

Не смотря на то, что в Москве лето только собиралось начинаться, клетчатый был загорелым словно мулат.

Когда Виктор Иванович, достал ключи, чтоб открыть кабинет, клетчатый поднялся и подошел.

– Профессор Стригун? А я к вам…

Профессор дверь открывать перестал, насторожился:

– А зачем?..

– Позвольте представиться: Кружельницкий, Михаил Михайлович. Горный инженер, работаю на «Братьев Нобель»…

– И что с того?..

– Я археолог-любитель… Читал ваши работы по сравнительной лингвистике…

– Ну что же вы сразу не сказали! Проходите, проходите…

– Мы проводили изыскания, – продолжил клетчатый уже в кабинете. – В свободное от работы время я осматривал окрестности. Обнаружил мавзолей. Одна из стен была покрыта письменностью…

– А где проводили?..

– Север Туркестана. Простите, забыл вам сообщить…

– Письменность в туркестанском мавзолее? Уже интересно…Прямо и не верится…

Гость был готов к неверию. Из кармана пиджака он извлек пачку фотокарточек. Протянул их профессору.

На первой действительно был изображен мавзолей. На остальных его внутренности. Стены мавзолея были испещрены рисунками и письменами. Причем письмена были отдельно, рисунки отдельно.

Пока профессор разглядывал письмо, клетчатый спросил будто просто так:

– Вас, я так понимаю, следует поздравить?.. Слышал, ваша дочь сочеталась браком?..

– Ай! – отмахнулся Виктор Иванович. – Не брак, а сплошное расстройство! Ее муж солдафон, мотается по России, в лингвистике не смыслит ни шиша.

Ответил между прочим, очевидно фотографии занимали профессора куда больше зятя, и, может быть, дочери.

Наконец Стригун пришел к какому-то выводу:

– Любопытно, крайне любопытно… Письмо, вероятно иероглифичное… Знаки повторяются, но не слишком часто… Возможно оно морфемное: у разных иероглифов есть одинаковые элементы. Плита же… Скорей она перевернута: тут заполнение идет снизу вверх, справа налево… Разумней же предположить, что писать начинали где-то на уровне глаз. Когда место заканчивается – спускаются вниз. Следовательно, писали тут справа налево, и сверху вниз… Это все, что я могу вам пока сказать…

Однако фотографии отдавать не спешил.

– Немного, – заметил клетчатый

– Неожиданно немного, как для меня. Но это единственное, что я могу сказать. Я не могу даже определить к какой группе языков оно относится… Что вы сами предполагаете?..

– Вы смеяться будете…

– Да говорите, чего уж тут…

– Места, где я это обнаружил… Через них, вероятно, шли арии… Или может быть атланты… Они оставили записи на камне… Потом, гораздо позже, ее использовали местные племена для строительства мавзолея…

– Логично, логично… Это объясняет ориентацию плиты. В самом деле, никто не будет начинать письмо с правого нижнего угла…

– Я читал вашу работу. Вы писали, что по мере развития цивилизация проходит развитие от предметного через пиктографическое, иероглифическое… Венец – слоговое и алфавитное письмо…

– Нет-нет. Вы неправильно поняли. Иероглифическое и слоговое отстоят совершенно далеко… Переход от иероглифа к алфавиту – переход от начертания контуров предметов к записи звучания… Например иероглифом трудно записать слово, которое вы слышите впервые. А вот нашим алфавитом вы пишите, как слышите. Это все равно, что живя в мире квадратных предметов придумать колесо… Тут совершенно разные принципы.

Клетчатый кивнул немного пристыжено.

– Но, все же, получается, что алфавит – привилегия более развитых наций?..

– Я бы не сказал. Китайцы обходятся иероглифичным письмом. Я бы не сказал, что они слишком от нас отстали… Даже напротив: долгое время были впереди: вспомните бумагу, порох, компас…

– Вы могли бы это расшифровать?

Профессор задумался на несколько секунд.

Покачал головой.

– Нет? – переспросил клетчатый.

– Нет… Это очень сложная задача… Подобные расшифровки – это… Их можно осуществлять, если есть параллельный текст на известном языке. Тут таковой не имеется?..

Теперь Клетчатый покачал головой.

– Или известно, хоть приблизительно, что описано в письме?.. – предположил профессор. – Или же имеется большое количество записей?..

Клетчатый задумался.

– Последнее так важно?..

– Безусловно! Даже если нет параллельного перевода – писавшие это жили по законам схожим нашим. У них было две руки, они пахали землю. С неба шел дождь, под ногами росла трава. Они рожали детей, страдали от неразделенной любви. Были людьми…

– А если не были?.. – спросил клетчатый то ли себя, то ли профессора.

– Что вы сказали?..

– Нет, нет ничего…

– Знаете, у меня хорошая идея… А не поехать ли нам ко мне домой? Я живу недалеко, на Арбате… Мы могли бы это обсудить подробно, я бы познакомил вас с дочерью… Как жаль, что она замужем…

– Нет-нет… Я, к сожалению, уезжаю в Норвегию… Уже и плацкарта на руках.

– А-а-а?.. – произнес профессор.

При этом провел руками над фотографиями, будто человек, у которого из рук выскальзывает нечто ценное.

– Фото я вам одолжу. Постарайтесь не потерять. И если с кем-то будете делиться мыслями, будьте осторожны, чтоб у вас не украли славу первооткрывателя…

Проект «Кобольд»

Вопреки обычному Андрея вызвали в столицу.

Хотелось подольше задержаться в Москве, но генерал торопил.

В своем кабинете, что в Запасном Бюро он пояснил:

– Мы начинаем императорский космический проект. Уже выбрано место для сверления пусковой шахты и начаты работы. Всего несколько людей будут одновременно знать и об Аккуме и проекте «Кобольд». Сейчас их стало четверо вместе с вами. Кроме премьер-министра, в известность поставлен и Государь Император.

– Проект «Кобольд»… Готов поспорить, что вы будете строить пусковую шахту где-то на Урале.

– Ну да! А как вы угадали?..

– Кобольд сиречь стучак, житель шахт, горный обитатель. Самыми злобными стучаками являются уралы. Как видите – проще пареной репы.

– Надо же. А я об этом и не знал даже. Просто папочка попалась мне синенькая… А кобальт красит стекло в синий цвет.

Инокентьев порылся в сейфе и извлек оттуда действительно голубенькую папочку.

– Потрудитесь ознакомиться, – предложил генерал.

Впрочем, к своему удивлению, большинство бумаг оказались Андрею знакомыми. Тут были выдержки из меморандума Высоковского, фотографические копии письма Лихолетова к Андрею.

– Ну что же. Поехали, я вас познакомлю с объектом.

На авто отправили в Пулково.

Чертежное бюро размещалось в бывшем купеческом особняке, расположенного в парке.

Андрея совершенно не удивило то, что автомобиль встречал Лихолетов. Ответно Лихолетов ожидал нечто подобное: он понимал, что сюда его пригласили не просто так, что его мысли попали на глаза нужным людям. Оставалось лишь выяснить где эти всесильные люди. В размышлениях часто всплывал Данилин: со слов Аглаи он слишком быстро получил чин поручика да еще и орден, много времени проводит в поездках по каким-то неизвестным даже жене поручениям.