Найти и исполнить

Юдину приходилось не легче, его выворачивало неподалеку, он держался рукой за стену, то оглядываясь на Стаса, то приподнимаясь на носках и глядя куда-то вперед. Стас глянул туда, и снова навалилось это поганое чувство узнавания, только было все как во сне, причем из тех, что сбываются в точности, до малейшей детали, кажется, их называют вещими… Над стенами и крышами каменных домов поднималось, нависало над ними исполинское сооружение, гигантское, кроваво-черное, с двумя башнями-шпилями. Оно загородило полнеба, его идеально ровные контуры мерзко шевелились, точно дрожали от озноба, и Стас не сразу сообразил, что виной всему дым. Его стало много, очень много, он стлался над землей, тек откуда-то сверху и с боков, точно с одной из башен, и теперь Стас видел, что они стоят неровно, а наклонились одна к другой. «Ничего не изменилось», – ворохнулось в голове, Стас снова слышал голос гида, ровный гул двигателя и приятный шорох шин по ухоженной дороге, что вела к собору. «Первый камень в основание церкви был положен на месте, где протекал святой для язычников ручей. Ручей и сейчас пытается освободиться от этого груза, поэтому и покосились башни собора…». Вот уж не думал, что все эти «лекции» так прочно осядут в голове и всплывут в самый неподходящий момент. Хотя почему неподходящий…

Стас глянул по сторонам и накатившему чувству противиться не стал. Да, все верно, разум и память не подвели его, стоило схлынуть эмоциям, и все встало на свои места. «Город на севере Германии, центр немецкого Ганзейского союза, выгодное географическое положение благоприятствовало развитию города как балтийского порта и явилось причиной его стремительного подъема еще в период Средневековья. Основан…» Да какая к черту разница, когда он основан, сейчас не до того, а вот мертвецы в домах и на улицах, язвы на их телах, и покойников никто не спешит убирать. Не спешит, потому что не хочет, или уже некому? «"Черная смерть", она же "черный мор", она же пандемия азиатской чумы, протекавшей преимущественно в бубонной форме, прошедшая в середине четырнадцатого века по Европе, унесла до трети населения городов и столиц многих государств…». Это легко и нестрашно слушать в удобном автобусе или на площади чистенького ухоженного немецкого городка, на вымытой с шампунем площади, с отполированной брусчаткой, но не здесь, не сейчас, когда эта самая черная смерть, чума близко, так близко, что достаточно вдохнуть отравленный воздух и почувствовать ее поцелуй… И звон этот вовсе не погребальный, все строго по канонам средневековой медицины – колокол разгоняет зараженный чумными миазмами воздух, но черной деве на него плевать: ворота закрыты, введен карантин, город в ее власти и внутри только зараженные и мертвецы, она останется здесь, пока жив хоть один человек, потом полетит дальше…И надо бежать, если дорога жизнь, бежать прочь, и не к крепостной стене, не к воротам – бесполезно, прикончат на полпути, значит, надо в порт, но осталось кое-что важное, последнее, основное дело. Закончить его – и свободен Стас отошел подальше от крыльца, шагнул к Юдину, тот попятился, держась за стену, шатался

на заплетающихся ногах, потом стена закончилась, и он плюхнулся на мостовую. Вскочил, побежал боком, скрылся за углом, и снова мелькнул в просвете между домами, пропал. К горлу снова подкатила тошнота, Стас переждал момент и побежал, вылетел на площадь и почти обрадовался, увидев знакомый гигантский собор, обрадовался как старому знакомому. Точно, не ошибся, тот самый город, через него пролегал их маршрут, здесь восторженных туристов отпускали в свободное плавание по магазинчикам и сувенирным лавкам, а измученный гид и водители шли в ресторанчик – передохнуть и набраться сил перед дальним перегоном, бывало, что и ночным. Вон там это заведение построят лет через пятьсот, считая с этого дня, на месте длинного двухэтажного каменного сарая без окон без дверей – его в воспоминаниях Стаса не было. Да, на этом месте, и вид из окон на этот самый собор будет замечательный, особенно на его вход, на гигантскую островерхую пасть открытых ворот, куда транспортник свободно вкатится. И сами ворота сейчас на месте, но видно их неважно, дым мешает, слишком густой, жирный и душный, дым огромного костра посреди площади, а в костре…

Юдин бежал к площади, бежал резво, прибавлял скорость, точно второе дыхание словил, или шило ему воткнули в известное место. И не оглядывался, смотрел строго под ноги и по сторонам, Стас видел, что не успевает, помнил, что дальше мост, за ним еще дома и Юдин запросто затеряется там, как попытался недавно. Да напоролся, видно, на хозяев, еще живых, и вылетел моментально. И наверняка сообразил уже, что к чему, сложил два плюс два, и бежит верно, между прочим, к воротам, к памятнику северо-европейского архитектурного стиля «кирпичная готика». Красивое сооружение,

вылизанное, ухоженное и тщательно оберегаемое потомками, да только сейчас там делать нечего, мощная крепостная стена еще на месте, ее сломают лет через пятьсот, и Юдину через нее если только перелететь, но пройти – без шансов… И уходит ведь, тварь, уходит, а сил уже нет, сердце колотится в горле, перед глазами колышется сетка, застит белый свет, мешает прицелиться.

Юдин затормозил так резко, будто налетел на что-то невидимое глазу, шарахнулся вправо-влево и впервые оглянулся. Далеко было, но Стас видел его перекошенную бледную рожу, красные пятна на щеках. И шагнул к нему, даже не шагнул – поплыл над брусчаткой, камни мелькали внизу, показалась слева первая башня собора, нависла, и тут колокол стих. Звон еще плавал по площади, отражался от стен, камни подрагивали, но уже мелко, дрожь помаленьку стихала. Юдин был уже близко, оставалось метров пять или семь, пуле из «тауруса» такое расстояние преодолеть под силу, но Стас не торопился, не мог поднять руки и прицелиться, нажать на спуск, а все смотрел в сторону собора, на высокий костер перед входом.

Сначала решил, что показалось, потом вгляделся и шарахнулся назад, как недавно Юдин, и не мог пошевелиться, не мог взгляд отвести, смотрел, не отрываясь. Мужчины, женщины, старики, дети, собаки, еще какая-то тварь – их собрали здесь, свалили, как дрова, и подожгли. Обрывки одежды, запрокинутые головы, обгоревшие волосы, руки и тела в жутких язвах, дым, сочившийся между тел – Стасу казалось, что он сейчас потеряет сознание. «Так не бывает», – крутилось в голове, но это было, существовало, к этому можно подойти поближе и все хорошенько рассмотреть, он бы так и сделал, если бы сошел с ума. И все уже шло к тому, Стасу казалось, что люди в костре улыбаются ему, что собака у подножья виляет хвостом, а старуха трясет длинными седыми патлами, и от них шлейфом расходится дым…

Звон и ритмичный глухой стук по брусчатке заставили отвернуться, Стас посмотрел туда. Глянул мельком на Юдина: он стоял на коленях и держался обеими руками за горло. Стас перевел взгляд за его спину. Там шли четверо, шли рядом с тяжело груженной телегой, запряженной пегой лошадью, может, люди, а может, и нет. Все в черном с ног до головы, в широких одеждах, лиц не видно, вместо них бледные пятна с черными кляксами на месте глаз и уродливые длинные носы. Идут неспешно, молча, слышен только стук деревянных колес по камню и топот копыт, и встревоженное ржанье – лошадь резко остановилась и попятилась, толкая телегу назад. Запах смерти пугал животное, оно сопротивлялось, но первый из процессии крепко держал ее под уздцы, дернул с силой, второй огрел по крупу длинной тростью, и лошадь нехотя пошла вперед. К ним обоим, застывшим у костра.

Стаса точно кто толкнул, он рванул с места, бросился к Юдину, сгреб его за ворот и поволок к тому самому двухэтажному каменному сараю, подальше от костра, от людей в черном. Юдин не сопротивлялся, спотыкаясь, бежал рядом, и, получив хороший пинок в спину, не расстроился, врезался в стену и тут же сполз по ней, сел, глядя на Стаса снизу вверх.

– Чума, – пробормотал он, стукнул зубами и повторил:

– Чума. Я читал что-то такое, помню. Вот занесло-то, да?