Война для Господа Бога

Насилие порождает насилие!

Только сейчас Гор с ужасом различил, что в наступающей толпе едва ли четверть состоит из мужчин, вооруженных пусть примитивным, но все же оружием. За плотными рядами атакующих торговцев и мастеровых, слуг и фермеров, вперемешку вместе со взрослыми мужчинами шли женщины и дети, многие – прижимая к груди младенцев, схватившихся маленькими руками за тонкие полоски электронных хомутов, сжимавших шеи их матерей и сестер. Тысяча тысяч людей гнались на убой, как скот, как огромное стадо овец, бредущих на заклание в скотобойню.

Экс-господь сконцентрировался, он должен сделать хоть что-то! Хотя бы попытаться.

Сознание устремилось вниз.

Один хомут, два, двадцать, сотня, тысяча, больше. Больше!.. Две тысячи стальных замков уместились в его сознании и щелкнули, открываясь.

К-нокк – стукнули микро-затворы из системного металла об отбойник замка. Две тысячи сервов из первой линии замедлили ход. Ошейники сползли с их шей под собственным весом и пали на землю. Движение в этой части колонны чуть застопорилось, но лишь совсем немного.

Две тысячи человек, стоящие на передовой, по-прежнему шли вперед не в силах остановиться. Огромная масса их товарищей подпирала сзади, а «освободители», стоящие напротив, поливали свинцом и потчевали штыками! Азарт сражения оказался слишком велик, чтобы свобода воли всего лишь для двух десятых процента от общей численности убивающих друг друга людей смогла сдержать пламя яростной рукопашной. Спустя минуту растерявшиеся освобожденные либо пали под ударами товарищей с обеих сторон, либо присоединились к дерущимся.

Гордиан выругался: ладно, придется попробовать по-другому.

Сознание его метнулось дальше, проплыв над рядами рионцев в самый конец их чудовищной двадцатикилометровой колонны.

Ближе, ближе. Отлично!

Прямо под ним проходили последние ряды огромной медленно движущейся массы. В основном здесь были женщины и дети, безоружные, слабые, но их не подпирали в спину ряды бредущих на убой товарищей и не лупила в грудь и в голову картечь и штыки «свободных».

Разум Гора снова вскипел! Один хомут, три, тридцать, сотня, тысяча, больше. Больше… Почти три тысячи хомутов щелкнули застежками и пали на землю. Три тысячи бывших рабов застыли в немом ступоре, глядя на страшные орудия человеческого насилия под своими ногами.

Растерявшиеся габелары, идущие следом на расстоянии примерно полусотни метров от последних «рабских» рядов, замедлили шаг и стали недоуменно переглядываться друг с другом. Пальцы некоторых автоматически легли на кнопки пультов, и, подчиняясь незримому импульсу, задние ряды дружно грохнулись наземь, сраженные электрическим током. Но освобожденные остались стоять во весь рост.

– Убить! – прозвучала в застывшем воздухе ледяная команда старшего офицера и пришедшие в себя габелары хладнокровно подняли свои мушкеты.

В следующее мгновение грянул залп картечи и три тысячи женщин, детей, стариков со снятыми хомутами и просто оказавшиеся рядом сервы в еще «нормальных» ошейниках тяжкой грудой повалились на землю. А многокилометровая туша колонны продолжала идти, как будто и не заметив кровавой расправы. Три тысячи мертвецов? Царапина на теле кита.

На долю секунды Гор как бы застыл в воздухе, и если бы он мог в этот момент почувствовать свое тело, его кожа покрылась бы холодной испариной, а мышцы задрожали от ощущения полной беспомощности.

Его дар, божественный дар, его избранность, которой он гордился с самого первого дня своего появлении в мирах Корпорации, оказалась ничем на этом поле. Меньше чем тысяча мушкетов в руках никчемных городских габеларов.

Дьявол! Черной пантерой Гордиан метнулся дальше, через ряды, над колышащимися в движении серыми массами бредущих на смерть рабов к самому краю колонн.

Да. Вот здесь. Самый край. Справа лес и рядом нет габеларов со смертоносными мушкетами. Попробуем.

Он снова напрягся. Секунда, две, три, пять – и еще три тысячи хомутов щелкнули своими замками.

И тут сервы не растерялись! Здесь были все вперемешку, не только женщины, но и мужчины, с оружием в руках. Немедленно сбившись в кучу, они устремились к тисовой роще, что шумела свежей весенней листвой всего в пятистах метрах от них. А остальные сервы, оставшиеся с неснятыми хомутами, тут же растянулись, прикрывая своими телами освобожденных, и те, что есть мочи, припустили бегом к спасительному лесу. Получилось!

Гор вновь сконцентрировался, готовясь освободить еще одну партию рабов, но в этот момент лихая шательенская конница, жандармы, стоящие на фланге, с свистом и гиканьем припустили в погоню за беглецами. Часть сервов из колонны, с неснятыми хомутами на шеях кинулась, было, им наперерез, но пальцы охраны легли на кнопки пультов и болевой импульс швырнул осмелевших рабов на землю. Беглецы остались в одиночестве. А спустя мгновения кавалерия настигла их. Жандармы с лету дали дружный залп из карабинов, а потом бросились на беглецов с обнаженными палашами. Женщины и дети гибли под копытами коней, мужчины падали с разрубленными головами. Гор мысленно застонал. Что делать? Что делать?! Казалось, решения не найти…

Префект, наблюдавший за атакой «своих» рабов через подзорную трубу, удовлетворенно крякнул и с довольной миной повернулся к старшим офицерам – ну, каково?

Похоже, его расчет оказался верным. Этим горе-воякам, вонючим сервам, поднявшимся против своих, богом данным господ, ничего не остается кроме как сдохнуть под грязными пятками своих же товарищей по несчастью. «Его» рабы просто затаптывали обороняющуюся мушкетерскую линию одной своей массой!

Но больше всего в этой ситуации его забавляли жалкие потуги вражеского командира повлиять на атакующую колонну своими способностями медиума. Со своего резного кресла, поставленного на некотором возвышении над полем баталии, его превосходительство господин префект прекрасно видел, как то тут, то там по нескольку тысяч сервов лишались своих ошейников и как эти попытки решительно пресекались специально проинструктированными на этот случай солдатами охранения. Фехтовальщик, говорите? Пророк? Апостол Свободы? Легендарный воин?

Легендарный идиот! Миллион человек – это миллион человек, и ничего тут не сделать!

Префект взмахнул рукой.

– Кончайте с этим! Усилить натиск! – И откинулся на спинку резного кресла с полным удовлетворением в душе, жалея, что не приказал взять с собой вина. Ведь перед ним разворачивалось такое зрелище, а горло промочить было нечем.

Габелары охранения, повинуясь переданным по цепочке приказам, повернули тумблеры на пультах от хомутов, усиливая болевое воздействие на своих «подопечных», и масса рионцев гигантским спрутом метнулась вперед, как единый живой организм. Толпа напирала, невзирая на пули и картечь, с полным презрением к смерти. Сотрясаемые электрическими разрядами несчастные рабы бежали на своего врага, бросая оружие, затаптывая друг друга, захлебываясь пеной, слезами, давясь истошными воплями и судорожно глотая воздух ртами, искривленными от боли!

Штыки мушкетеров отчаянно взметнулись в воздух и дернулись в великолепном выпаде, поддержанным тридцатью тысячами пар рук. Тридцать тысяч рионцев повисли на отточенных стальных штырях, но толпа не остановилась. Под давлением задних рядов, повисшие на мушкетных штыках трупы, продолжали давить на оборонявшихся. На краткое мгновение обе силы уравновесились, дрожа от напряжения… и рухнули в сторону мушкетеров!

Чудовищная масса, налезая последующими рядами на передовые, сметала с лица земли своих противников, буквально вбивая их в грунт вместе с трупами товарищей. Бесчисленные женские, мужские и даже детские тела накрыли остатки первой линии обороны. Тридцать тысяч бойцов «свободы» оказались втоптаны в землю миллионом рабов…

– Вино, господин префект? – поинтересовался гарсон. – Э-э, бутылка нашлась у кого-то из ополченцев. Полный бокал, сэр?

Префект поморщился.

– Разбавь водой, дурак! – брезгливо произнес он. – Я не пью крепкое, ты же знаешь.