У кладезя бездны

Было видно, что дон Онофрио напряженно думает. Мои слова — все-таки дошли до него.

— Мы знаем, русский, что это за люди. Не сказать, что мы звали их сюда — но они пришли, и пришли достаточно давно. В этом мире… погрязшем в грехах, должно быть место вере…

— Но такой ли вере!?

— Ты меня не дослушал. Наш город — вольный город. В него может прийти любой. Если в него — придешь, скажем, ты — мы примем и тебя так же, как приняли их. Это все, о чем я могу сказать тебе, русский. Это все.

Обратно — мы возвращались уже по ночи. Микеле был мрачен.

— Это отказ? — поинтересовался я

— Нет… — сказал он — я уверен, что отец заведет этот разговор во время следующего собрания Копполо. [114]Не думаю, что ему сильно нравится то, что происходит в городе. Но никто из нас не имеет права начинать здесь бойню, за это — убьют нас же самих.

— А что происходит в городе? — спросил я

— Те, о ком ты говоришь, в городе есть и их все больше и больше. В Танжере — не хватает рабочих рук и когда-то — эти рабочие руки поступали из Британской Индии. С ее северных провинций. Никто не хотел знать, что думают эти люди и во что они верят, на них смотрели как на рабов, только и всего. Как на бессловесных рабов. Их завозили французы, их завозили испанцы… в свое время — вообще были мусульманами. Но теперь становится все хуже и хуже. Почему я езжу с таким экспортом, скажи мне?

— Хороший понт дороже денег?

Микеле недоуменно уставился на меня

— Что есть понт?

Я объяснил, что такое «понт» в Одессе. Микеле расхохотался.

— Это хорошее слово… пусть и трудное, для меня. Но нет, дело не в этом. На французских территориях есть Касба, на испанских — Арма де либерасьон. Они нападают… убивают… в Танжере этого нет, но здесь, на французской территории становится все менее спокойно. Я больше опасаюсь их, чем кого-то другого.

— Почему же не опасается дон Онофрио?

— Он считает, что его авторитета будет достаточно.

— А ты как считаешь, Микеле?

Вопрос был опасным. Сын не мог идти против воли отца и Дона. Но идти — можно было и по-разному.

— Я считаю, что авторитет ничто, если он не подкреплен силой оружия и добрыми друзьями за спиной… — глядя мне в глаза, сказал Микеле

Я протянул ему руку. Соглашение, хоть и частичное — состоялось.

— Я хочу, чтобы меня здесь правильно поняли. Мы все равно будем заниматься этой проблемой, хотите вы этого или нет. Только из уважения к дону Онофрио и к другим жителям этого города — я навестил вас и рассказал о своих намерениях вместо того, чтобы просто начать действовать. Эти люди — вам не родные, они чужие. Если вы думаете, что Танжер огорожен высокой стеной от всего остального мира… что же, так думал шахиншах Мохаммед, который разместил вокруг своей столицы сорок процентов свое армии. И что произошло с Тегераном? Гнилое яблоко надо выбрасывать из корзины, пока не сгнила вся корзина.

Микеле кивнул, соглашаясь с известной сицилийской пословицей. Даже если дон Онофрио и Копполо окончательно откажут — какая-то поддержка все-таки будет. С русским Престолом — они ссориться не будут.

Картинки из прошлого

Итальянское Королевство, Рим

11 июня 2013 года, день рождения Короля

В свой сорок пятый день рождения — Король Италии проснулся в своем замке в холодном поту задолго до рассвета. По привычке — он спал отдельно от жены — и защитить его от приходящих в ночи кошмаров — было некому и нечему…

Принц Эммануил получил титул Короля Италии Виктора Эммануила V несколько лет назад в возрасте тридцати семи лет. Нет, его отец не умер — он просто отрекся от власти по неизвестным причинам и уехал в Швейцарию, где жил в позорном морганатическом браке с дамой, младше его на сорок лет, журналисткой, от которой успел прижить двоих детей. Державу он бросил на сына — про такие случаи говорят: «Как эскадрон сдал».

Сын с тех пор не сделал ни единой попытки увидеть отца.

В народе говорили, что они «поменялись местами» — не лучшее, что могут говорить о члене Августейшей Фамилии, тем более о Царствующей Особе. Есть такой нехороший анекдот… подросший отрок врывается в обеденный зал и гневно выговаривает родителям — вы мне больше не указ, я теперь совершеннолетний и прямо сейчас ухожу из дома. Пойду в ночное заведение, пить, гулять и веселиться с барышнями. Отец молча встает… отрок запальчиво выкрикивает — и тебе меня не остановить, papa! А отец и отвечает — да я вовсе не собираюсь тебя останавливать, я с тобой пойду. Вот как то так…. строилась жизнь в итальянском Правящем Доме.

До тридцати шести лет — Наследник большей частью находился либо в Швейцарии, где постигал тайны финансового права, либо в таких местах, как Монако, Марсель, Ницца или германский Баден-Баден. Там он играл на деньги, разбил пару спортивных машин, имел громкие романы с представительницами европейского бомонда — актрисы, певицы, а то и куртизанки высокого класса. Попыток к тому, чтобы хоть как-то вникнуть в дела страны, которой ему рано или поздно придется править — он не предпринимал. Зато его имя оказалось вовлечено в несколько некрасивых финансовых афер, к которым наследнику европейского престола не пристало бы иметь какого-то касательства.

Вернувшись в Италию по настоянию отца — он меньше, чем через год принял Престол.

Ознакомившись с делами в своей суматошной, беспорядочной, пропитанной коррупцией, с колониями, которые надо было удерживать монархии, Виктор Эммануил V пришел в ужас, в котором и пребывал по сей день…

Но это не значит, что он ничего не делал.

В Викторе Эммануиле V была черта, которую почти никто не подмечал, но которая составляла все существо его не такого уж плохого правления. У него, как у любого человека с образованием финансиста доминирующей чертой характера был здоровый, хладнокровный цинизм, а навыки профессионального карточного игрока дали ему навыки мгновенного принятия решений и расчетливость. Это были не слишком плохие черты характера… для Премьер-министра, но не для Короля. Король все-таки должен был быть неким недосягаемым моральным авторитетом. И соизмерять свои шаги он должен был — прежде всего, с моралью, и только потом с выгодой — о выгоде должен заботиться Премьер-министр. Но, увы… в Италии не было нормальных премьеров начиная с Муссолини… и кому-то надо было быть этим Премьером. Хотя бы и Королю.

Прежде чем рассказывать, что произошло дальше — немного отвлекусь на историю.

Историю современной Италии нельзя понять без понимания роли в ней прожженного дельца Бенито Муссолини. Коммунист до двадцать первого года, поддерживавший связь с Бронштейном и нелегальной террористической организацией Коминтерн через свою любовницу Анжелику Балабанову [115]— после Первой мировой войны он совершил примерно тот же маневр, что и Борис Савинков, по странному стечению обстоятельств тоже военный журналист. Война наглядно показала, что разделение по линии «свои — чужие» намного актуальнее, чем «бедные-богатые», и никакая справедливость не играет роли, если твоя страна теряет половину своих заморских территорий за один день. Муссолини был в Африке и присутствовал при рождении Четвертой Республики. [116]Он видел, с какой яростью, забыл о классовых и прочих противоречиях люди, военные и гражданские сражались за свое детище, за свой дом, который стоял не на жирных почвах долины Луары — а на иссушенной солнцем земле Африки. Позабыто было все и сразу — аферы, споры в парламенте, вражда, разбирательства относительно того, по чьей вине они, одна из самых высокоразвитых наций мира оказались здесь, на каменистых холмах Африки. Ничего из этого не имело значения — у них была своя земля, какая бы ни была, и они не намерены были ее отдавать ни германцам, ни англичанам, ни даже русским. Рейхсвер поопасался связываться — попробовал на прочность, понял, что тут можно задержаться и пошел дальше, вглубь африканского континента, где ждали куда более значимые территориальные призы.