Отступник

―

Твой сын получит в наследство пивную концессию во всем Лакедемоне. Если, конечно, я буду жив. Так что моли богов, чтобы я пережил тебя. Твой сын — залог нашего плодотворного сотрудничества, и я не могу его отпустить. Таковы обстоятельства. Но ему ведь живется неплохо. Он хорошо питается. Его учат. Он очень смышлен. В свои одиннадцать лет он пишет грамотнее тебя. Жаль, что он из крестьянского сословия, а то кто знает, возможно, я сделал бы его наследником... Но ведь есть и другие очень хорошие должности для умного молодого человека. Так что будь патриотом и не раскисай.

―

Но... — трактирщик был по-настоящему жалок, в глазах его погасло лукавство. — Он же мой сын, а я мала вижу...

―

Но ведь видишь! — царь хлопнул себя по шее, убив комара,

взглянул

на ладонь, на которой осталось пятнышко крови. — А ты не думал, что тебя вообще уже могло не быть в живых? Помнишь, кто сделал тебя крестьянином и тем самым спас от смерти, потому что рабы с такой комплекцией вскорости пересекают Дамбу Теней. И что тогда было бы с твоим Кацо?

Гоги зажмурил глаза и помотал головой, будто отгоняя страшное видение, но правитель уже повернулся спиной и шагал прочь.

Роман знал, что осведомитель обречен на вечную зависимость. Возможно, трактирщик с радостью переметнулся бы в более сильный стан к Антону, но тот, к счастью, был слишком уверен в своем могуществе, и потому слеп и бескомпромиссен, а значит, не сносить кавказцу головы при любых раскладах.

Нет, хозяин кабака — вынужденный, а потому самый верный союзник. Деваться ему некуда, дай бог Кацо здоровья. Так что пусть спокойно разбавляет качественное пиво третьесортным пойлом, сукин сын. Но свой сукин сын.

Перед входом в Дом Алён царь едва не столкнулся с Игорем, тем самым инспектором, которого совсем недавно отчитал перед беглецом-племянником и рыбаками. Его провожала одна из путан, Таня, длинноногая брюнетка с жестким взглядом, самым жестким среди девушек этого заведения.

―

Игорек, какая чудесная ночь! — сказал Роман, опуская формальности, но с заметной иронией в голосе.

―

О! Какая великая честь для нас! — воскликнула путана, тут же переключаясь на правителя и напрочь позабыв про недавнего клиента. — Проходите, мой дорогой повелитель.

Игорь бросил угрюмый взгляд на царя, пробурчал пару слов и поспешно скрылся в темноте.

―

Здравствуй, Татьяна, — посетитель зашел внутрь, погладил бородку и посмотрелся в зеркало, благо семь свечей давали неплохое освещение. Вид вполне благородный и благопристойный. Впрочем, эти качества здесь не нужны.

―

Вы как всегда? — старательно улыбнулась шлюха, но ее цепкие глаза буквально впились в царя, словно комар, вонзающий острый хоботок в мягкую плоть теплокровной жертвы.

―

Да, как всегда.

―

О, как я ей завидую, — профессионалка кокетливо склонила голову. — Такой мужчина и всегда ходит только к одной. Неужели вы однолюб?

―

Да, предпочитаю постоянство, — Роман уже давно понял, почему Таня вызывает у него неприязнь: девка не умеет синхронизировать мимику и взгляд.

Вот она сейчас напрягается, хочет понравиться, изображает лицом радость, мечтает завлечь в свои объятья. Но глаза ведь упыриные. Смотришь на нее и говоришь себе: «Не верю! Ни единому твоему слову не верю, бездарность! Не смогла бы ты выступать перед волками в Совете старейшин...».

―

А я слышала, что мужчинам необходимо разнообразие, — резкий смех заставил царя вздрогнуть. — Или это неправда? Или она такая искусница? Что ж она умеет такого, чего не умеют другие?

Подобные разглагольствования могли длиться вечность, и, наверное, кому-то даже нравились.

―

Таня, — правитель притронулся к бородке, — Пойди позови Алёну Третью. Я буду ждать в комнате. И перестань улыбаться, тебе не идет.

С лица путаны мгновенно сошла вся веселость. Она поклонилась и исчезла в полумраке коридора. Царь вытащил из канделябра свечу и направился по привычному маршруту в комнату для «особых гостей».

Это были воистину роскошные апартаменты. По крайней мере, в сравнении с остальными помещениями Дома Алён. Правитель осмотрелся — ничего

с момента последнего посещения не изменилось. Два трюмо, стоящие перед ними низкие столики, зеркало на потолке, зеркальные же шкафы, в которые можно было упрятать одежду целого взвода, если бы кто-то вздумал принимать здесь такую кучу народа. Толстые ковры на полу. Резвиться даже зимой можно прямо на них — не замерзнешь. Но комната оставляла впечатление мертвой стерильной пустоты, может быть, потому, что на полированных поверхностях мебели не было ни единой пылинки или пятнышка. А может, из-за кипенно-белых простыней, которыми была застлана безбрежная кровать, из-за идеально чистого бледно-розового атласного покрывала, из-за пирамиды подушек в жестко накрахмаленных кружевных наволочках.

Роман зажег все свечи в трех канделябрах, отчего в комнате стало светло, но уюта не прибавилось, а потом методично заглянул во все шкафы — не спрятался ли там кто-нибудь.

В апартамент бесшумно вошла Алёна Третья. Она была одета в легкий халатик на голое тело. Девушка закрыла дверь на ключ, а царь зашторил окно. В следующий миг путана оказалась напротив правителя, она, потупив взор, поцеловала его руку и кротко прошептала:

―

Доблесть и сила, мой господин!

Она еще раз коснулась губами руки царя, а потом посмотрела на него ясными, преисполненными искреннего обожания глазами.

―

Во имя победы, — сказал Роман.

Объективно говоря, Таня была моложе и красивее Алёны Третьей. Но Алёна умела играть; ей хотелось верить, а иногда хотелось даже любить. По-настоящему. Излить не только семя, но и душу. Наверное, именно эта особенность отличает настоящую гейшу от обыкновенной шлюхи.

Царь присел на кровать, путана расположилась рядом.

―

Кто из девушек был с Олегом, моим племянником? — спросил правитель.

―

Я была, — ответила Алёна.

―

Вот как? — Роман не сумел скрыть радостного удивления от такого удачного стечения обстоятельств. — Чем вы занимались кроме секса? Вспомни подробно.

―

Этим мы как раз не занимались, — путана бросила быстрый взгляд на царя и тут же потупилась, могло даже показаться, что она слегка покраснела.

«Боги, какой талант!» — подумал Роман.

―

Тогда что вы делали? Разговаривали?

―

Он был неразговорчив, — покачала головой девушка, — Я попыталась... наверное слишком грубо... попыталась его разговорить, но лишь разозлила. Тогда мне пришлось стать холодной, сыграть с ним как бы начистоту. Но он не открылся, и мне даже жаль его стало. По-матерински жаль... Мне показалось, он очень не хотел убивать ребенка. Может быть, сперва сам не понимал этого, а потом...

Царь внимательно изучал потупившуюся путану: «По-матерински жаль... Ну надо же! Тебе двадцать четыре, ему восемнадцать. В шесть лет пока еще рожать не научились. Неужели племянник действительно зацепил тебя? Или

ты

сейчас очень умело изображаешь сочувствие? Но в данный момент это не принципиально».

―

Вместе с ним приходил Артур?

―

Да, — кивнула путана.

―

И он ведь не просто так приходил?

―

Он принес товар, — скороговоркой сказала Алёна, будто эти слова под большим давлением находились в ней, а сейчас, проделав брешь, вырвались наружу.

―

Ага, вот, значит, как, — правитель довольно погладил бородку. — Хозяйке вашей он его сбывает уже второй раз. И ты с Олегом...

Роман приподнял брови.

―

Курили траву, — продолжила фразу путана.

―

Конечно, ты знаешь, что курение наркотических веществ запрещено законом Великого Лакедемона, — казалось, правитель превратился из ночного хищника в дневного царя зверей и теперь разбрасывает штампованные фразы, подобно бисеру, перед старейшинами Совета.