Среда обитания

Она взмахнула ресницами. Определенно, ее новое лицо было более выразительным! Он боялся признаться себе, что ищет – и находит! – в ее чертах сходство с женой.

– Вечером – это когда, Дакар?

– Дьявол! Я все забываю, что здесь нет ни утра, ни вечера, ни рассвета, ни заката… Вечер – это середина последней четверти, солнышко.

– Я приду.

Он уже направился к двери, когда она сказала:

– Еще одно, Дакар. Когда я вернулась из ГенКона, со мной связался Мадейра. Разыскивает тебя, хочет видеть, зовет к себе в тупик. Пойдешь?

– Завтра, вместе с тобой. Если Крит не утащит нас в подземелья.

– Мадейра хочет сказать что-то важное. Без свидетелей.

– Но без тебя я не найду этот чертов Тоннель!

– Найдешь. Он в Бирюзовом секторе, вход рядом с инкубатором. Я объясню, как туда добраться. Если желаешь, провожу.

– Это было бы лучше, – проворчал он и вышел в коридор.

Спускаясь в свой патмент на лифте вместе с тремя девицами, раскрашенными в желто-зеленую полоску, он размышлял о преображении Эри. Оно, несомненно, не было связано с косметической хирургией – ни швов, ни шрамов, ни других следов на шее и лице, да и какая хирургия может переделать цвет волос и глаз и форму черепа? Тем более за четыре дня! Эри подверглась какой-то иной операции, по-видимому генетической, если ее производили в ГенКоне, но он не мог представить, что это было. В генетике и медицине он разбирался значительно хуже, чем в геологии, хотя о своей болезни – к счастью, уже бывшей – прочитал десяток книг. Но в них его интересовали выводы, повсюду печальные – болезнь была неизлечимой и смертельной.

Хорошо, что это уже в прошлом, решил он, выбираясь из кабинки лифта. Девицы хихикали и перешептывались за его спиной. Одинаковая раскраска и прически, похожие на взрыв вулкана, делали их неразличимыми.

Он вымылся и поел, вытащив из раздаточного автомата три банки наугад. В одной оказался нарезанный кубиками ананас, в другой – пряная грибная паста, а в третьей – мясное желе неясного происхождения – может, из червей, а может, из лягушек. Он постарался не думать об этом и наслаждаться пищей: как ни крути, она была куда вкуснее, чем пилюли капсулей.

Ложе встретило его мягкими объятиями. Усталые мышцы расслабились, веки смыкались, и плыли под ними чудные и страшные картины: фигуры Хингана и Дамаска, обвешанные оружием, ледяной водопад, грохочущий в таинственной полутьме, серые тела гигантских крыс, скалы, холмы, мхи и мерцающая растительность в Керуленовой Яме, длинные бесконечные коридоры, шершавая стена и Крит-Охотник, прижавшийся к ней, точно к любимой женщине. Он всматривался в эти видения с интересом, не как очевидец, а словно зритель, перед которым крутят нескончаемый фантастический сериал, что-то вроде Конана Варвара или Зены, королевы воинов. «Хотя у них не было ни огнеметов, ни бластеров, только мечи да кинжалы, – лениво размышлял он. – Бластеры – это уже из другой оперы, из космической… из „Звездных войн“ или „Дюны“…»

Мелодичный перезвон заставил его открыть глаза. Лицо синтета Эри в прежнем ее обличье возникло на фоне стены, губы шевельнулись, вспорхнули слова и, долетев к нему, закружились, как надоедливые мухи.

– Дем Дакар? – И снова: – Дем Дакар?

– Я за него, – сказал он и сел. – В чем дело?

– С вами желают поговорить, дем Дакар.

– Мадейра? – Сон как рукой сняло. – Соединяй!

– Нет, это дем Онтарио, ваш куратор.

– Губастый хмырь из Лиги Развлечений? Вот принесла нелегкая… – Он поднялся, раздраженно морщась. – Ну, черт с ним, все равно соедини!

В воздухе материализовалась голова Онтарио.

– Мой драгоценный дем Дакар… – поклон, – я счастлив видеть вас… – поклон и облегченный вздох, – и убедиться, что вы здоровы и благополучны… – снова поклон, – ибо события в Мобурге заставили меня тревожиться о вашей безопасности, и не только меня, – взгляд вверх, – но также высокого гранда Адена и магистра Аракажу, поручивших мне…

– В чем причина вашей тревоги? – резко перебил он.

– В том, что вы не отвечали на вызовы, тогда как в городе – конфликт за конфликтом, схватки чуть ли не в каждом секторе, и нам казалось, что вы, по своему обыкновению, в гуще событий и…

Он пропустил большую часть речей Онтарио, запомнив только последнюю фразу: «Мы опасались, что нам принесут ваш хладный труп или всего лишь горсть компоста, прах гения, покинувшего этот мир».

– С чего вы решили, что я полезу в драку? Спор оружейников со стекольщиками меня не касается.

Брови куратора многозначительно приподнялись.

– Прежде вас касалось все, дем Дакар. Если мне не изменяет память, вы не упускали случая помахать разрядником. Вы говорили, что нуждаетесь в сильных впечатлениях, что запах крови вдохновляет вас и что она – живительный напиток вашего таланта. Еще вы говорили…

– Хватит! – Он яростно встряхнул головой. Похоже, этот Дакар был изрядным забиякой! Из тех, что лезут в каждую свару от недомыслия или со скуки. В общем, неприятный тип!

Онтарио свесил нижнюю губу.

– Могу ли я осведомиться, где вы были и как продвигается ваша работа? Тот гениальный клип о древних временах?

«Настырное чмо, не отвяжется», – подумал он и буркнул:

– Я ездил в… э-э… в Пагу. Возникла новая идея, и я ее обдумывал, гуляя по Вацлавской площади и Карлову мосту.

– Где-где? – Глаза куратора округлились.

– Не важно. Лучше я расскажу вам об идее. История о кровной мести, где главный герой – бывший Охотник, ныне легат ОБР, и изложение событий идет от первого лица. Он – мститель, а кровник – влиятельный гранд, мерзавец и злодей. Пролог я уже придумал, и если вы желаете послушать…

– Всегда готов, – сказал Онтарио. – Слушать вас – наслаждение, дем Дакар, а кроме того, это моя работа.

– Значит, пролог… – Он поднял глаза к потолку, и его понесло: – Я его ненавидел! Он сжег мой дом, повесил отца и мать, зарезал бабушку и сплясал качучу на их трупах. Он растоптал флаг моей родины, разбил телевизор и надругался над моим любимым попугаем. Он продал мою сестру морлокам-манки и помочился в наш аквариум. Поэтому я его ненавидел! Я представлял, как буду его убивать: сначала сдеру скальп тупым кухонным ножом, выколю глаза и отрежу яйца, потом распорю брюхо, вырву кишки и намотаю их на член. Медленно, медленно! Он будет реветь и визжать и харкать кровью, молить о пощаде и быстром конце, но я не буду торопиться. Конец придет, когда я воткну ему в задницу штопор. – Он перевел дух и спросил: – Ну, как? Годится для начала?

– Великолепно! – с энтузиазмом воскликнул Онтарио. – Правда, я не понял многих слов и выражений, но общее впечатление потрясающее! – Куратор озабоченно потеребил губу. – Но это голый текст, а что у нас с видеорядом?

– Видеоряд будет соответствующий, – заверил он Онтарио. – На каждой странице мордобой и труп, а в конце – роскошная расчлененка.

– Грандиозно! Теперь я спокоен, дем Дакар. Я доложу о ваших планах гранду Адену. Но не забудьте о первом сюжете, мой драгоценный. Помните: шесть пятидневок, одиннадцать тысяч монет!

Куратор исчез.

– Литературная гнида! Кровосос! Растлитель малолетних! – Он опустился на ложе и закрыл глаза. Кое-что в этом мире осталось неизменным с доисторических времен: народ или, во всяком случае, его значительная часть жаждала крови и зрелищ, и потому Охотники ловили крыс, а Лига покупала их наравне с писателями. «Интересно, кто стоит дороже?» – подумал он, засыпая.

Спал он крепко, без снов, и проснулся от прикосновения Эри.

Вечер, ночь, утро… Привычный отсчет времени, забытый в этих подземельях… Что сейчас на Поверхности, свет или тьма? Восходит ли солнце или садится? Полон ли месяц или ущербен и сохранились ли знакомые созвездия? Сияют ли зори над зеленым лесом, пылают ли закаты, плачет ли небо дождями, падает ли снег? Или ветер носит пыль, хороня руины зданий и мостов, машин, дорог, аэродромов?

Здесь не было ни солнца, ни луны, ни звезд, ни снега, ни дождей. Утра тоже не было. Была середина второй четверти – девять часов. Понятие о часах, минутах и секундах сохранилось – как он полагал, потому что иначе пришлось бы пересчитывать меры времени во всех технологических процессах.