Оккупация

— Вот уж никогда бы не поверила!

— Честное слово! Меня и зовут даже несколько по-медвежьи — Потапом. И родился я в деревне Потапово.

— Обожаю медвежьи имена! — с придыханием произнесла она. — Кстати, меня зовут Ксенией. Для друзей — можно просто Ксюша. Тоже вполне деревенское имя. Приехала, дура такая, завоевывать город, в фотомодели пролезла, да так и застряла на подиуме…

— Ну, фотомодель — это сейчас престижно.

— Ой, да бросьте вы! Подиум, панель — какая разница! Просто один из способов выскочить за муж за папика. То есть, хотят-то папиков, а находят все больше торгашей и бандитов.

— Ну, а ваш муж кем оказался?

— Всего помаленьку, — с оттенком презрения протянула она. — Но больше, конечно, торгаш. В голове — одни баксы да проценты с акциями. Он и меня, стыдно сказать, склеил на пачку стодолларовых купюр. Дал, наверное, тысяч десять, не меньше. Вот я и клюнула на приманку.

— Десять тысяч — хорошая сумма. — Оценил Потап. — У меня таких денег отродясь не бывало.

— Здрасьте! А здесь вы тогда как оказались? Путевочка-то тысяч на восемь тянет. И это еще без дороги.

— А я по командировочным делам. — Нашелся Шматов. — Так сказать, от фирмы. По обмену опытом.

— Обмен опытом — это хорошо, — с той же томностью протянула она. — А давайте, Потап, на «ты»? В самом деле, чего кочевряжиться? Всего-то две недели свободы, а мы время на реверансы будем терять…

— Согласен. — Потап ощутил, как в груди у него вскипает огненный вулкан. Все было удивительно, и все было прекрасно. Пожалуй, он уже ни капли не жалел, что согласился на рискованную поездку в Томусидо. Пожалуй, рискнуть, действительно, стоило. В компании же прелестной Ксюшеньки он готов был ехать и в более жуткие места — вроде тех же Соломоновых островов с уцелевшими людоедами или вконец заброшенной деревеньки Потапово Вяземской губернии — его далекой исторической родины, на которую раз в год, набив рюкзак консервами, маслом и буханками хлеба, он выбирался, дабы подкормить обнищавшую родню…

Агатовым глазом голубь продолжал косить в сторону выложенного в вазах печенья. Точно конферансье по сцене, он расхаживал по перилам взад-вперед, удивительно гибко поворачивая голову, ни на секунду не выпуская из виду сидящих за чайными столиками людей. Голубь был самым обычным — сизой расцветки, однако российские туристы глядели на него с умилением. Может, потому и глядели, что голубь напоминал о памятниках и площадях России, о бабульках, крошащих хлеб и детишках с рогатками.

Приостановив на миг движение, голубь шевельнул крыльями и совершенно беззастенчиво загадил мраморную гладь перил парой мутных лепешечек. Миронову почудилось, что клюв птицы изобразил при этом нечто вроде улыбки. Представление было окончено, голубь подошел к краю перил и, распластав крылья, красиво сорвался вниз.

— У вас не занято? — к столику Сергея Миронова подошел с чашечкой кофе Вадим. — Что-то, знаете ли, не хочется скучать в одиночестве. Ваш сосед, я вижу, отлучился?

— Увы, где-то гуляет.

— Ага, понимаю, знакомится с местными креолками. — Вадим кивнул. — В самом деле, перед огненной шевелюрой трудно устоять. Не зря в прежние времена всех рыжеволосых считали ведьмами.

— Ну, наша ведьмочка — наверняка крашеная!

— Да нет, на этот раз цвет — вполне натуральный, безо всякого обмана. Думаю, другую олигарх бы в жены себе не взял. Это народ балованный — подделками брезгует. — Дымов пожал плечами. — Самое удивительное, что на девушек этим злодеям действительно везет.

— А как же иначе! — хмыкнул Миронов. — Где денежки, там и девушки.

— Я о другом… Видите ли, этим упитанным поросятам не просто девушки достаются, а очень хорошие девушки. Я имею в виду характер, душу и так далее. — Дымов невесело улыбнулся. — Феномен компенсирующей половины — так это, кажется, называется…

И снова Миронов поразился, как быстро и просто Вадим «сбрасывает» им информацию. Всего-то и сказал пару фраз, а уже ясно, где Шматов и с кем. Более того, даже вкратце обрисовал душевный портрет госпожи Рычаговой. Да и с аттракционом получилось примерно так же — знал ведь, что слышат его, — вот и сориентировался. Верно говорил Дюгонь: не лекарем бы работать Дымову, а разведчиком.

— Вы не в курсе, что за аттракцион сегодня готовится? — лениво поинтересовался Миронов.

— Увы, понятия не имею. — Тем же беспечным тоном откликнулся Дымов. — Но судя по всему, нечто грандиозное. Так что будьте, готовы!

Миронов внутренне насторожился. Конечно же, Дымов снова давал им наводку. Если надо быть готовым, значит, что-то действительно произойдет, и, судя по сосредоточенному лицу собеседника, — что-то весьма серьезное.

Манерно отхлебнув из чашечки, Вадим удовлетворенно кивнул самому себе.

— Цикорий, как и просил.

— Что?

— Кофе, говорю, цикориевый, с ячменем. Я, знаете ли, другого не пью.

— А-а…

— И алкоголь не очень практикую. Тем более, что сегодня нам объедаться и напиваться категорически воспрещается. Понадобится хорошая физическая форма. — Вадим бледно улыбнулся, и эта его улыбка Сергею совершенно не понравилась. Пожалуй, впервые он видел Дымова несколько растерянным. Может быть, даже испуганным. То есть, за себя этот супермен вряд ли мог испугаться, а следовательно он боялся за них.

Миронов почувствовал, как давно забытый холодок рождается где-то в нижней части живота, изморозью расползается по организму.

— Неужели все так плохо? — уже почти не маскируясь, поинтересовался он.

— Пожалуй, что так.

— Может, связаться тогда с Афанасием Николаевичем?

— Связи нет, — все с той же бледной улыбкой объяснил Вадим. — Вот уже четверть часа, как трубки всех присутствующих молчат. Пока вопрос этот не муссируется, однако уверен, местные чиновники найдут убедительное объяснение. Сошлются на магнитную бурю или на какую-нибудь аварию.

— Ну, а что происходит на самом деле?

Видимо, плюнув на излишнюю конспирацию, Вадим быстро и приглушенно заговорил:

— Я сам мало что понимаю. Но очень похоже на то, что мы перемещаемся.

— Как это?