Легион Фалькенберга

Грант без удовлетворения читал сообщение на настольном экране. Все прошло согласно плану, ему ничего больше не нужно делать, но все равно ему это не нравилось.

По крайней мере получилось убедительно. Есть неопровержимые улики. Людей Бертрама будут судить, они смогут обратиться к присяжным и к судье. Правительство напомнит о Тридцать пятой поправке и потребует, чтобы суд шел по старым соревновательным правилам. Но все это уже неважно.

И тут он прочел то, что было набрано внизу мелкими буквами: «Арестованы Грегори Каламинтор, девятнадцати лет, пресс-секретарь Бертрама; Тимоти Джордано, двадцати двух лет, секретарь; Аллан Торри, двадцати двух лет, помощник…» Все расплылось перед глазами, и Грант закрыл лицо руками.

— Боже, что мы наделали?

Он не пошевелился, когда позвонила мисс Экридж.

— Ваша дочь на четвертой линии, сэр. Кажется, она взволнована.

— Да. — Грант свирепо вдавил кнопку. На экране появилось лицо Шарон. Ее косметика была размыта потоками слез. Выглядела она старше, точно как ее мать во время одной из их…

— Папа! Аллана арестовали! Я знаю, это неправда, он не может иметь ничего общего с атомным оружием! Люди Бертрама говорили, что в этой стране не может быть честных выборов. Об этом позаботится Грант. Я им отвечала, что они ошибаются. Но так ли это? Ты сделал это, чтобы остановить выборы?

Ему нечего было ответить, кроме того, что она права.

— Не знаю, о чем ты. Я сам только что увидел по триви сообщение об аресте Аллана, вот и все. Возвращайся домой, котенок, и мы поговорим об этом.

— Нет. Ты не заставишь меня прийти туда, где доктор Поллард сделает мне легкий укол и я забуду об Аллане! Нет! Я остаюсь со своими друзьями и не вернусь домой, папа.

А когда я обращусь в газеты, думаю, там меня выслушают. Пока я не знаю, что им сказать, но уверена, что люди Бертрама что-нибудь придумают. Как тебе это понравится, мистер Бог?

— Все, что ты расскажешь прессе, будет ложью, Шарон. Ты ничего не знаешь. — Заглянул один из помощников и тут же исчез.

— Ложью? А где я научилась лгать? Экран потемнел.

«Неужели все так непрочно, — подумал Грант. — Все доверие, вся любовь — все исчезает так быстро?»

— Сэр? — Хартманн, его помощник. — Да?

— Она звонила из Шампейна, Иллинойс. Там штаб-квартира Бертрама. Они считают, что мы о ней не знаем. Телефон защищен от прослушивания.

— Недоверчивые типы, а? Отправьте лучших людей следить за этим домом, но ее не трогайте. — Он встал и попытался подавить приступ тошноты. Приступ такой сильный, что пришлось ухватиться за стол. — БУДЬТЕ АБСОЛЮТНО УВЕРЕНЫ, ЧТО ЕЕ НЕ ТРОНУТ. ПОНЯЛИ? — крикнул он.

Хартманн побледнел. Шеф уже пять лет не повышал голос ни на кого из своих.

— Да, сэр, понял.

— Тогда убирайтесь. — Теперь Грант говорил спокойно и негромко, и этот холодный механический голос был ужаснее крика.

Оставшись один, он посмотрел на телефон. Какая ему теперь польза от его власти?

Что же делать? О помолвке Шарон пока никому не известно. Он попросил детей никому об этом не рассказывать до официального объявления в Национальном кафедральном соборе, когда можно будет устроить большой прием. Надо что-то для них сделать, но…

Но что? Он не может освободить мальчишку. Не этого. Этот не станет хранить молчание в уплату за свою свободу. Как только его освободят, он через пять минут вместе с Шарон отправится к газетчикам, и газетные заголовки сметут

Липскома, Объединенную партию, Совладение — и мир. Газетчики прислушаются к дочери главы тайной полиции страны.

Грант нажал одну кнопку на своем коммуникаторе, потом другую. На экране появился адмирал Сергей Лермонтов.

— Да, мистер Грант.

— Вы одни?

— Да.

Разговор был трудным, и долгие задержки, пока сигналы достигали Лунной базы и возвращались обратно, не делали его легче.

— Когда следующий военный корабль СВ покидает систему? Не корабль с колонистами и не тюремный корабль. Боевой.

Еще одна долгая пауза, более долгая, чем задержка сигнала.

— Полагаю, это можно организовать, — сказал адмирал. — Чего вы хотите?

— Я хочу… — Грант колебался, однако нельзя было терять время. Времени вообще нет. — Я хочу места для двух очень важных политических заключенных. Супружеская пара. Экипаж не должен знать, кто они такие, и всякий, кто это узнает, должен по крайней мере в течение пяти лет оставаться за пределами системы. Я хочу, чтобы их поселили в хорошей колонии, в приличном месте. Может быть, на Спарте. Никто не возвращается со Спарты. Вы можете это организовать?

Грант видел, как менялось лицо Лермонтова по мере того, как до него долетали слова. Адмирал нахмурился.

— Можно сделать, если это достаточно важно. Но будет нелегко.

— Это достаточно важно. Мой брат Мартин позже объяснит все, что вам необходимо знать. Заключенных доставят сегодня вечером, Сергей. Пожалуйста, подготовьте корабль. И… лучше бы это была не «Саратога». На этом корабле мой сын, и он… он узнает одного из заключенных. — Грант с трудом глотнул. — На борту должен быть капеллан. Детей нужно будет поженить.

Лермонтов снова нахмурился, словно сомневался в здравом рассудке Гранта. Но ему нужны Гранты, нужны оба, и, конечно, Джон Грант не стал бы просить о такой услуге, не будь это жизненно важно.

— Будет сделано, — сказал Лермонтов.

— Спасибо. Я буду также благодарен, если вы позаботитесь, чтобы они получили хорошее поместье на Спарте. Они не должны знать, кто все это организовал. Позаботьтесь о них и пришлите мне счет.

Теперь все просто. Послать агентов арестовать Шарон и доставить ее в разведку СВ. Сначала он не захочет ее увидеть. Генеральный прокурор отошлет туда же Торри и объявит, что тому удалось бежать.

Конечно, лучше бы все они предстали перед открытым судом, но сойдет. То, что один из арестованных сбежал, может даже помочь. Это ведь признание вины.

Что-то внутри него снова и снова кричало: ведь это твоя маленькая девочка, единственный человек в мире, который тебя не боится, но Грант отказывался прислушиваться к этому голосу. Откинувшись в кресле, он почти спокойно принялся отдавать приказы.

«Хорошо, Мартин, — подумал он. — Хорошо. Я выиграл время, о котором просили вы с Лермонтовым. И что вы теперь с ним сделаете?»

V

2087 год от P. X.

Посадочная шлюпка отошла от висящего на орбите корабля. Когда она удалилась на безопасное расстояние, заработали ее хвостовые двигатели, а когда шлюпка достигла верхних слоев разреженной атмосферы, открылись щели на носу. Разреженный воздух втягивался внутрь, сжимался, пока температура в камере не поднялась достаточно для зажигания.

С ревом заработали основные двигатели. Выдвинулись крылья, создающие подъемную силу, и космоплан полетел над пустынным океаном к континенту в двух тысячах километров отсюда.

Корабль пролетел над горами высотой в двенадцать тысяч метров, потом опустился к лесистым равнинам. Он сбрасывал скорость, пока не перестал быть опасным для узкой полоски обитаемой земли на берегу океана. Большой океан планеты соединялся с меньшим по размерам морем проливом, достигавшим в самом широком месте пяти километров, не больше, и почти все колонисты жили вблизи соединения океана с морем.

Главный город Хедли располагался на длинном полуострове у устья канала, и две удобных гавани, одна океанская, другая морская, оправдывали название города — Рефьюдж, убежище. Название предполагало спокойствие, которым город больше не обладал.