Техническое задание (СИ)

— Она принимает команды только от тебя, — задумчивый голос Анны вторгся в мои мысли, а следующая реплика и вовсе заставила вздрогнуть. — Получается, сама Ирис… Она не дееспособна… С другой стороны, при таких параметрах, вообще чудо, что она может адекватно соображать.

— А?..

— Можешь ничего не говорить, Егор. Не только ночное зрение, форсированная реакция, ещё и… «это». То, что ты стараешься отвечать за свою «подружку» и все приказы отдаёшь формализованными полными командами, тоже не заметить было очень тяжело, — кажется, принцесса устало потёрла лицо ладонью — планшет светил нам под ноги, и всё, что выше, скорее угадывалось в темноте. — Я, конечно, понимаю — Тогжан Абишев важный соратник отца, близкая война — тут не до сантиментов и «мелочей»… Но твой сюзерен перешёл все границы. Она хоть добровольно на это пошла, или «мы тебя научим продвинутой технике как сразу стать сильной»?

На секунду мне показалось, что Рюрикова-Хэ-Мин догадалась о нечеловеческой природе Ирис, но последняя фраза поставила меня в тупик.

— Она? Добровольно?

— На трансформацию центральной нервной системы! — резко отозвалась принцесса. — У меня, знаешь ли, был один из лучших наставников по Первому Пути. Пусть у меня и не было никогда времени на полноценную работу над собой и нормальное последовательное развитие — но с головой он мне помог. С двенадцати лет у меня отличная память и повышенное внимание к деталям, но те шесть месяцев, пока изменения шли — я помню как в тумане… И вспоминать до сих пор боюсь. Я была не в своём уме! Безумна — когда меньше, а в иные дни и совсем. Даже мастера Пути Воина решаются на перестройку больших полушарий головного мозга редко, и только когда край прижмёт. И правильно — далеко не все возвращаются. Но стать учителем Меча в двадцать — или сколько там ей? Даже если был невероятный талант…

Принцесса замолчала, потом несколько раз нарочито-громко вдохнула-выдохнула, и продолжила мягче и спокойнее:

— Тебя приставили к ней уже после того, как она себя переделала, но не догадываться ты не мог, верно? Я же вижу как ты её опекаешь… Ладно, прошу — прости меня. Устала, до меня только сейчас наконец дошло, насколько Ирис сама себе совсем не принадлежит, и сорвалась. Нельзя никого превращать в такое. И прости, что заставила тебя сейчас послать её одну. Но «это» — её свойство ощущаться как пустое место, как будто человека просто нет… Не только человека — вообще никого! Под землей не было ничего живого, кроме нас, и я только через некоторое время поняла, что «Сфера» ощущает всего троих. Идеальный диверсант, не представляю, как этого можно было достичь…

Хорошо, что в железнодорожном тоннеле было так темно — иначе бы Рюрикова всё поняла по моему лицу. Не думаю, что она сейчас бы смогла нормально воспринять правду об Ирис: созданная Анной теория о том, что бек выращивает специально обработанных бойцов с нечеловеческими характеристиками и подавленной волей, но сохранённым сознанием, хоть и звучала, как лютый бред сумасшедшего, была, как я понимаю, внутренне непротиворечивой. А вот я узнал много нового и интересного про Первый Путь — несколько расходящегося с тем, что рассказывают деткам в школе. Получается, самосовершенствование можно форсировать, хотя и не без побочных эффектов, конечно. Как интересно. Надо полагать, со Вторым Путём тоже… не всё так однозначно…

Планшет дрогнул вибросигналом восстановленного радиосоединения у меня в руке, а через несколько мгновений из темноты раздался жизнерадостный голос андроида:

— Там никого нет!

— Что?

— Я осмотрела всё — людей нет, — более развёрнуто ответила Рюриковой «цветок».

— Проклятье! Егор, пусть Ирис проверит другой выход тоннеля — может, повезёт…

— Повезёт? — За стремительными извивами мысли немного отдохнувшей Анны я не поспевал.

— У охраны должен был быть свой транспорт… Или хотя бы возможность его вызвать. Мы за оставшееся тёмное время суток просто не сможем добраться ни до границы зоны блокировки связи, ни даже просто до людей. Во время учений на стратегических участках подъездных путей всегда выставляют патрульные группы — на это и был расчёт. Мы даже дрезину вытащить не сможем…

— И что делать? — даже мне было ясно, что проверка второго устья тоннеля бесполезна: если бы посты были выставлены, то оба.

— Не знаю, — честно призналась магесса. — Пойду, приведу остальных. Может, вместе что-нибудь придумаем… Опять. Хотя я просто не представляю, что тут можно сделать.

«Адепты Духа не сходят с ума, они достигают Просветления.» Дурацкая присказка, которую так любили многозначительно повторять друг другу его поселковые друзья в далёком детстве после посещения воскресной школы (а порой и взрослые втихаря — после очередной проповеди). Это потом, когда седенький сельский батюшка как-то выделил его среди остальных пацанов, и стал Наставником, Учителем с большой буквы, Мите порой становилось мучительно стыдно за своё и приятелей, да и взрослых тоже, былое поведение. Селяне, любящие посмеиваться над забавным тщедушным старичком, окормляющим сразу три расположенных рядом деревни, даже не подозревали, с каким титаном Духа имеют дело — а тот только улыбался добродушно. Хотя кое-кто догадывался, наверняка, но — язык держал за зубами: ведь по сути, несмотря на все хохмочки, фраза была очень точной. «Адепты Духа не сходят с ума…» Словно чудодейственная мантра, повторяемая раз за разом, эти слова не давали Дмитрию потерять ощущение реальности происходящего. А то бы он, пожалуй, усомнился в собственной вменяемости — и просто улёгся в пахучую степную траву, наслаждаясь пусть и странно-реальным, но одновременно и бредовым сновидением…

— Я вернулась! — жизнерадостный голосок Агаты, раздавшийся из кармана, едва не заставил Соломина сбиться с шага. Аудитор, стараясь не снижать темп, упрямо шагал сквозь ночь, в выборе куда наступить больше доверяя своим предчувствиям, чем глазам. Зрение было совершенно бесполезно — разве что следить за звёздами, чтобы не сбиться с выбранного направления. — Я нашла железную дорогу! Ты правильно идёшь. До неё тебе осталось всего сто девятнадцать километров.

Дмитрий выдохнул, привычно удерживая концентрацию. «Всего» сто двадцать кэмэ — это гораздо лучше, чем «всего» пятьсот или там двести пятьдесят. Сутки непрерывной ходьбы. Но, хотя бы, направление было выбрано правильно. Дойти — ну а дальше рельсы и шпалы выведут. Хотя скорее удастся подать знак машинисту проходящего мимо состава. Остановиться не остановится, но и игнорировать не будет, если заметит: это в пригороде подающий знаки поезду человек скорее всего или пьян, или местный сумасшедший, а вот посреди степи или тайги таким не шутят…

— Там были люди, Агата? — выдерживая чуть заинтересованный тон, поинтересовался мужчина, не вынимая трубку: в первый раз вежливо позвонив, теперь собеседница пользовалась его телефоном как своим — свободно включая громкую связь, например.

— Не-а, — было полное впечатление, что наличие или отсутствие людей ничуть не интересует… гм, «девочку». Сначала, когда они только заговорили, загадочная незнакомка показалась ему старше, но теперь, слыша интонации и задействованные речевые обороты, Дмитрий не дал бы ей и шестнадцати. Инфантильный подросток или ребёнок… Ага, общающийся посреди степи с пассажиром сбитого магией лёгкого самолёта посредством его мобильного телефона, хотя вокруг на километры не то что вышки связи — вообще ни одного человека нет.

Соломин, разумеется, слышал всякие истории о духах и призраках — в том числе и от сослуживцев. Служение Императору заносило аудиторов Лазурного дворца порой в такие места, что и на карте не сразу отыскать, и ежедневно сталкивало с самыми разными людьми, так что на недостаток историй никто из коллег не жаловался. Тем более, среди сотрудников-ханьцев традиционно было множество искренне верующих буддистов, что заставляло последних вполне серьезно пересказывать услышанное или вспоминать собственный опыт «общения со сверхъестественным». Правда, обычно духи «являли свою волю» посредством какого-либо стечения обстоятельств, в откровениях, полученных в медитациях — но не вмешивались в мир живых прямо. А все подобные случаи (обычно происходившие не с рассказчиком, а, разумеется, с кем-то другим) на поверку оказывались или талантливыми выдумками, или чрезмерной игрой воображения оказавшихся в сложных и опасных ситуациях людей. Или, что хуже, хитрой попыткой мошенничества и обмана на чувствах верующих: бывали и такие кощунственные случаи. Но сейчас… Сейчас Дмитрий был готов поверить.