Юнец Торгового Флота (СИ)

Чуть в стороне послышались звонкие удары подошв по металлическим скобам штормтрапа. Кажется, неизвестный любопытный решил пробраться на «Мурену». Ну — ну. Пусть пытается. Все двери заблокированы изнутри, и без знания кое — каких секретов, снаружи их не открыть, а опустить трюмную аппарель, находясь «на улице», невозможно в принципе.

Прогудели над головой мостки опоясывающие гондолу, но довольно тихо. У меня шаг и то тяжелее… ну, если не красться, разумеется. Хм, я так понимаю, гость решил забраться на «крылья» рубки и попытать счастья с дверьми, ведущими непосредственно на мостик? Однако, каков нахал. Впрочем, если ему не лень, пусть старается. Там тоже всё задраено. Ну, точно… опять звон подошв стучащих по скобам. Настырный…

Убедившись с помощью Ветра, что этот визитёр единственный в эллинге, и по углам не прячутся его подельники, я выглянул из‑за подвижного держателя «вспомогача», и, задрав голову вверх, отыскал взглядом карабкающуюся по стенке гондолы, фигурку, благо, из‑за пилотских очков, тьма царящая вокруг «Мурены», для меня не преграда. Мальчишка. Откуда?

Ладно, спустится, разберёмся. Ну, в самом деле, не лезть же мне за ним на эту верхотуру? Проще подождать, пока он убедится в бессмысленности попыток пробраться в рубку и сам слезет вниз. Вот, что я говорил? Ползёт, родимый. Ещё и бурчит что‑то недовольно…

— Но ведь кто‑то же там должен быть? — Спустившись на бетонный пол, паренёк плюхнулся на него задницей и, зло ударив по стойке выдвижного трапа, вздохнул. — Не может же эта бандура сама включаться. Правильно?

— Совершенно верно… Ярослав. — Согласился я, включая фонарик. Племянник тётушки Елены заполошно дёрнулся, но, узнав голос, застыл на месте, щурясь от бьющего в глаза света.

— Кирилл?

— Вставай. Нечего на холодном бетоне рассиживаться. Отморозишь себе… что‑нибудь.

Ярослав неохотно поднялся, но, увидев блеснувший в свете фонаря пистолет в моей руке, стал двигаться куда быстрее. Похоже, дошло, что шутить с ним никто не собирается. И славно.

Отконвоировав гостя в дальний угол эллинга, где оставался небольшой закуток, обустроенный мастерами во время работ, как место отдыха, я указал Ярику на стул, а сам, включив настольную лампу, расположился на небольшом диванчике. Погасив, наконец, надоевший фонарик, я уставился на нервничающего подмастерье и, потянув паузу, кивнул.

— Рассказывай.

— Что? — Поднял на меня удивлённый взгляд Ярослав.

— А всё. Что тебя привело в эллинг, зачем полез в «Мурену»… откуда знаешь, что она «включена». Я слушаю.

И он рассказал. Надо отметить, в логике Ярику не откажешь. Как подмастерье, сей пылкий вьюнош обязан появляться в мастерской раньше всех. Именно он включает «зонт» энергосборника и вообще готовит цех к началу работы, как самый младший. А не так давно, умный Ярик заметил, что «зонт» при включении слишком долго «раскочегаривается», словно ему энергии не хватает. Приглашённый специалист поломок или каких‑то дефектов не обнаружил, а старшина бригады мастеров Казанцев, ничтоже сумняшеся, вычел стоимость вызова техника из жалованья паникёра, чем разумеется, кровно того обидел. Ещё бы, ведь утечка энергии никуда не исчезла, а виноватым сделали самого Ярика. Упёртый правдоискатель решил поспорить, влетел на штраф и затрещину от старшины, но не угомонился, даже оставшись без четверти жалованья. То есть, больше ничего доказывать на словах не стал, а решил провести собственное «расследование», результаты которого и предъявить заинтересованной общественности в лице бригады мастеров и, может быть, управляющего.

Я же говорю, с логикой у юноши всё в порядке. Поэтому, отбросив идею поломки, как опровергнутую приглашённым за его счёт техником, Ярик стал искать другие возможные причины утечки. И нашёл. Это было совсем нетрудно, учитывая, что поблизости есть только один объект, который может поспорить с мастерской по энергоёмкости, и расположенный достаточно близко, чтобы его мощность заставляла «проседать» энергосборник. Подтверждение своей теории, он получил в день первого воздушного испытания «Мурены». Тогда, впервые за месяц, ток энергии к механизмам мастерской «просел» днём. Впервые, но не в последний раз. Ну да, мы же с дядькой Мироном не однажды испытывали мой дирижабль. Другое дело, что о моём присутствии на нём не знал никто, кроме Завидича…

Ну а сегодня, заметив очередную утечку энергии, к тому же происходящую не рано утром, в отсутствие бригады, или во время испытаний, когда работы в цехе останавливались сами собой и мастера вываливали на улицу, чтобы с гордостью причастных к «чуду» посмотреть на величаво поднимающуюся в воздух «Мурену», Ярик решил во что бы то ни стало восстановить справедливость… и может быть, даже вернуть незаконно отнятые старшиной деньги. Для чего и проник в эллинг, желая притащить виновника своих бед в контору и представить пред ясны очи дядьки Мирона и старшины бригады, очистив таким образом своё доброе имя. В общем, и смех и грех. Нет, парня можно понять, он ведь пострадал из‑за своей же добросовестности и по чистому недоразумению. Да и его настырность вызывает уважение, но… Фёдор Казанцев тоже человек упорный, точнее, упёртый. И заставить его извиниться перед пятнадцатилетним пацаном, к тому же собственным подчинённым, только — только перешедшим из разряда «принеси — подай» в подмастерья… будет трудно. Людям, вообще, тяжело даётся признание своих ошибок. А тут ещё и возможный урон авторитету… Эх. Придётся мне решать эту проблему самому.

— Яр, ты меня извини, пожалуйста. — Проговорил я, глядя в глаза расстроенного сверстника. Тот удивлённо приподнял брови. — Это наша вина. Я сам просил старшину молчать о моих ночных занятиях. Поэтому он был с тобой так строг. Понимаешь, я ведь уговорил его не рассказывать об этом даже моему опекуну, точнее, особенно ему. Иначе, мне пришлось бы отказаться от ночных тренировок в «Мурене». Он просто запретил бы мне сюда лезть в его отсутствие. Представляешь, как сложно было Фёдору мне помочь? Дядька Мирон ведь тоже хозяин мастерской. И лгать ему в делах касающихся производства, старшине просто совесть не позволяет. А тут…

— А тут вылез я, и Казанцев, опасаясь за своё место, просто заткнул мне рот. Так? — Мрачно проговорил Ярослав.

— Не за место, а за слово, которое он мог нарушить. Одно дело, промолчать о том, что никак не влияет на исполнение обязанностей и работу мастерской в целом. И другое дело, не сдержать данное слово. Но знаешь, что самое смешное? — Улыбнулся я, заработав недоумённый взгляд Яра.

— А здесь есть что‑то смешное? — Буркнул он. — Не вижу.

— Ага. Несколько дней назад, я признался дядьке Мирону в своих вылазках. Огрёб, конечно, но как раз сегодня, в качестве экзамена, я должен вести «Мурену» в первый большой полёт. Но это так, вступление. Самое смешное, что Казанцев, узнав об этом, стребовал премию за работу бригады над дирижаблем. И почему‑то, у одного подмастерья она составляет не четверть месячного жалованья, как у остальных, а половину. Не знаешь, с чего бы такое внимание?

Глава 4. Пущай полетает

Повеселевший Ярослав, после недолгого разговора ни о чём, сбежал в мастерскую, а я, вспомнив о времени, направился в лавку. Уже скоро должен приехать дядька Мирон, которого мне ещё предстоит «обрадовать» предстоящей выплатой только что придуманной премии, да и Казанцева нужно предупредить, чтобы дров не наломал.

Сбегав в рубку за оставленным там пиджаком и спрятав пилотские очки в карман, я прошёл через мастерскую и, затащив Казанцева в контору, быстро ввёл его в курс дела. Не сказать, что старшина был так уж доволен моей историей, но обещанная премия довольно быстро примирила его с действительностью. Вот и славно.

Следующим в списке стал дядька Мирон, с шиком подкативший к мастерской на «Изотте», по которой, кажется, Хельга в Китеже скучала едва ли не больше, чем по возможности прогуляться по новгородским лавкам и портным. Опекун посмеялся над моим рассказом, но идею премии поддержал. Тем более, что по его признанию, он и сам размышлял над этим вопросом, желая поощрить бригаду, без звука взявшуюся за работу, явно не приносящую мастерской доходов. По крайней мере, прямых, но ведь о возможной прибыли от использования дирижабля мастерам неизвестно, не так ли? В общем, зерно идеи легло на благодатную почву, что и подтвердил довольный гул, доносящийся от входа в контору. Кажется, дядька Мирон решил сразу обрадовать работников нежданной новостью. Ну и замечательно.