Смертельный огонь

У него никак не получалось догнать ее. Тонкая фигурка исчезала за переборками, а грязно-белое платье развевалось позади, как ангельские крылышки. Она всегда была немного впереди, задерживаясь ровно настолько, чтобы он не упустил ее из виду.

— Девочка! — несколько раз звал Адиссиан. — Девочка, иди ко мне. Здесь опасно.

— Здесь опасно… — с хихиканьем повторила девочка. — Догонялки, догонялки! — весело крикнула она.

Адиссиану с трудом верилось, что перед ним та же испуганная девочка, которую он встретил на посадочной палубе и которая была так похожа на потерянную дочь. Эту он не потеряет.

Он опять подумал, что следовало бы попросить о помощи, но все же не стал снимать вокс-аппарат с пояса.

Он нагнал ее в одной из малолюдных нижних палуб. Работы по техобслуживанию шли постоянно, но единственными членами экипажа, которых Адиссиан встречал во время погони за девочкой, были бездумные сервиторы.

Да и они уже давно не попадались на глаза.

Она неподвижно стояла в конце закрытого шлюзового коридора, как будто ждала, когда ее найдут, — как будто знала, что игра окончена.

— Довольно, — сказал ей Адиссиан с противоположного конца, пытаясь разглядеть ее в сумраке.

Девочка не отвечала.

Адиссиану никак не удавалось рассмотреть ее лицо. Оно было закрыто волосами, к тому же она стояла вполоборота и смотрела немного в сторону. Он приблизился к ней на шаг. И тут она произнесла слово, от которого он оцепенел, как от паралитического яда:

— Папочка…

Голос Мелиссы.

Адиссиан едва дышал. Сердце бешено колотилось, ладони стали мокрыми от горячечного пота.

— Это невозможно…

Она повернулась, и он увидел ее лицо.

После ухода капитана трон занял Арикк Гуллеро. И в кресле, и на командующей позиции было крайне уютно. Кресло стояло на платформе, откуда вполне справедливо казалось, что он может контролировать немыслимую мощь звездолета движением пальцев. До войны ему собирались выдать собственный корабль — скромнее «Харибды», но все же свой крепкий линкор. Гуллеро с гордостью служил под командованием Коло Адиссиана, но у него были большие амбиции и не меньший талант к пустотной войне.

Не будь Истваана, его жизнь сложилась бы совсем иначе.

Маясь на троне без дела, он размышлял о том, что изменилось бы, не случись резни, но, заметив, что мысли зашли слишком далеко, заставил себя собраться.

На мостике было тихо, и ничто не отвлекало и так нервничающий экипаж. Гуллеро уже запросил у Эсенци и других офицеров отчет о состоянии дел. Никаких изменений. Им оставалось только смотреть и ждать.

Разговоры стихли до глухого гула. Тревога распространялась, как инфекция, усиливаясь с каждым содроганием металла, с каждым стоном деформирующихся пиллерсов.

В варпе даже опытный экипаж мостика не мог значительно влиять на ситуацию, но как Гуллеро казалось, его команда и вовсе беспомощна. Он холодел при мысли, что полностью зависит от Цирцеи и ее умения ориентироваться в потоках варпа, и не мог дождаться, когда они вернутся в холод космоса. Пока же оставалось лишь надеяться, что «Харибда» переживет удары шторма.

Он взглянул на треснувший иллюминатор, но тот был закрыт внахлест серыми створками и ничего интересного не показывал. Тогда Гуллеро окинул взглядом членов экипажа на постах. Несколько человек казались спокойными, но держались за края пультов с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Только сервиторы оставались равнодушны ко всему, давно лишившись эмоций, на смену которым пришли автоматические доктрины.

Всего в экипаж мостика входило несколько сервиторов, предназначенных для быстрой обработки данных и другой механической, рутинной работы. В них не было тепла и человечности, только отдаленная человекоподобность, и, хотя Гуллеро понимал их полезность, ему было неприятно находиться рядом с ними. Эта неприязнь вспыхнула с новой силой, когда он перевел взгляд на оператора авгура.

По сути, он был обработчиком данных и в настоящий момент находился в спящем режиме, свесив руки по бокам и склонив голову на грудь. Даже кабели, соединяющие механическое тело с пультом авгура, казались расслабленными.

Гуллеро уже собирался направить взгляд дальше, когда заметил, что под самим пультом, среди многочисленных проводов и муфт, кто-то прячется.

Маленькие бледные руки. Детская фигурка в легком белом платье.

Тусклый свет не давал хорошо ее разглядеть, к тому же она забилась глубже в тень под пульт.

Гуллеро подался вперед, не поверив своим глазам, придвинулся к самому краю платформы и увидел ее снова.

Девочка, просто ребенок.

— Лейтенант Эсенци, — позвал он. — Вы это видите?

Лисса Эсенци проследила взглядом за его рукой и нахмурилась. Между тем несколько членов экипажа заинтересовались его словами и тоже повернулись к пульту.

— Это что, маленькая девочка? — спросила она с недоуменным выражением на обычно строгом лице.

Гуллеро спустился по ступеням платформы и сел перед ребенком на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне. Лицо девочки, и так прикрытое длинными черными волосами, было к тому же обращено немного в сторону, и ему никак не удавалось нормально ее разглядеть.

— Не бойся, — сказал он, между тем чувствуя в животе напряжение, как будто съел в трапезной что-то не то. — Можешь вылезать.

Послышался тихий детский смех, но девочка не сдвинулась с места.

— Нельзя тут сидеть, — настаивал он, подходя ближе к авгуру. — Тебе здесь не место.

— Тебе здесь не место, — отозвалась девочка таким низким и абсолютно не подходящим ребенку голосом, что Эсенци стало плохо.

Гуллеро едва успел сообразить, что одного из его товарищей-офицеров тошнит, когда девочка вылезла из-под пульта. Она повернулась к нему, и волосы разошлись, демонстрируя лейтенанту и всему мостику то, что под ними скрывалось.

Арикк Гуллеро, к его чести, сохранил достаточно хладнокровия, чтобы выхватить пистолет. Где-то на окраине сознания он успел отметить, что к нему приближаются корабельные бойцы, дежурившие на мостике.

Но было слишком поздно.

Вар’кир закрыл глаза и прислонился к жаровне. Рука в латной перчатке лежала на краю раскаленной чаши, но жара он не чувствовал. Лицо капеллана оставалось открытым; все остальное было заковано в огнеупорный керамит.

Он отчаянно хотел отыскать в огне хоть какой-то намек, что Вулкан вернется, но видел лишь жертвенное пламя, пожар, что поглощает миры.

Он не понимал, что это значит, и не знал, как ему поступить.

Огонь был все ближе, и кожу начинало покалывать от жара. Позади возникло какое-то движение: по камню царапнул металл, на искусственную напольную плитку ступила нота в ботинке.

Вар’кир открыл глаза, обнаружил огонь прямо перед собой и отшатнулся. Пламя успело обжечь кожу и чуть не охватило голову, а перед глазами все помутнело, но он все же разглядел бегущего на него врага.

Несущий Слово! В серой броне времен основания.

Вар’кир взревел и поднял драконоголовый крозиус, защищаясь.

Несущий Слово бросился к нему с мечом в руке, но вместо того, чтобы атаковать, лишь парировал взмах Вар’кира.

Спата встретилась с рукоятью крозиуса, оплетенной драконьей кожей. С лезвия, едва не затупившегося от столкновения с жесткой шкурой, посыпались искры.

— Только трусы и ассасины нападают из теней, — прошипел Вар’кир, сверкая глазами. — Я родился в огне, глупец! Меня им не убить.

— Я и не собираюсь… — выдавил Несущий Слово, хватая капеллана за руку, сжимавшую ему горло. Воин кивком указал за спину капеллана и выпустил меч. — Смотри!

Что-то в тоне Несущего Слово заставило Вар’кира слегка повернуться. Полуоборота хватило, чтобы увидеть маленькую девочку, исчезающую в тенях у стены.

— Что… — Вар’кир убрал руку, осознав, что перед ним не враг, а Каспиан Хехт, а тот немедленно подхватил меч и бросился на девочку.

— Это же просто ребенок! — крикнул Вар’кир, но Хехт его проигнорировал.